возрастной разлом

leolion_1 — 23.11.2018 Внезапно для себя обнаружила, где именно наиболее отчетливо проходит ментальная граница между взрослыми поколениями соотечественников.
Достаточно спросить, какое кризисное время они прочувствовали на своей шкуре больнее, 1991-1994 или 1998-2000.

В 1991 и по 1997-й мне было весело. Да, конечно, я помню это измерение всего и всех в убитых енотах, власть малиновых пиджаков, как я с сокурсниками после или вместо занятий торговала вьетнамскими и китайскими ширпотребными шмотками в Луже, с картонки на полу. Надев на себя пластилиновые балетки, джинсы и нацепив мамин шарфик Hermes и клипсы Dior, привезенные из Парижа. С эстетически потустронними шарфиком и клипсами на 18-летней девице точно такие же балетки и джинсы, что лежали на соседней картонке, смотрелись совсем иначе, поэтому я стабильно делала выручку больше оговоренной, не особенно напрягаясь. "Ой, шарфики закончились, но будут завтра, а посмотрите туфельки - да, да, отличное качество, производство Канада, видите - сама ношу!".
Мне повезло, в отличие от товарищей по несчастью, у меня ни разу не сперли товар, что для студента было неподъемно, и я умудрилась всего пару раз заболеть ангиной, хотя рынок вился в насквозь продуваемой обводящей стадион галерее.
На третьем курсе это начало утомлять физически, и я переквалифицировалась в риэлторы. На продажи я не пошла сознательно, оставшись на аренде, но так или иначе и это было весело. Я даже успела найти агентству "Прайм" их первый офис в России, в особняке, в который Наше Все ходил на балы, и расселить по квартирам всех испанских поваров самой первой итерации ресторанов Дон Кихот.

Это было время, когда у остановки, на которой ты ждешь троллейбус, напротив МДМ, могла в 9 вечера затормозить тонированная машина, оттуда высовывалась квадратная морда и утвердительно спрашивала "Работаешь?", независимо от того, как ты одета.
Время, когда можно было зарабатывать покером и презирать скорость в 200 км/ч на красном бумере с незнакомыми людьми в салоне. Время, когда любая встреча с кем бы то ни было в парке в 100 метрах от дома означала что-то плохое просто по определению. Время, когда я научилась поворачиваться спиной к людям, которые шли за мной в темноте от метро, после пяти шагов навстречу и вопроса "Какие-то проблемы?"
Чтобы научиться задавать этот вопрос, не нужно было иметь пояс, пистолет, особеную врожденную наглость, должно было просто сильно повезти.
Но умения отбиваться физически от постоятельцев гостиницы "Юность" это не отменяло.

Даже если вам уже кажется невероятным то, чем я занимаюсь сегодня, это было время, когда мне было весело. Для меня это были веселые времена только по одной причине.
Основную их тяжесть тогда несли мои родители.
Моя мать ради нас с братом не ела сливочного масла два года. О чем я узнала только 20 лет спустя. Хотя у нее был шарфик Hermes. Шарфик упорно не хотел намазываться на бутерброд, а гордость - на просьбу о деньгах тем, кто его подарил. Мой отец, который через несколько лет займет должность, эквивалентную должности генералного конструктора на крупнейшем предприятии-производителе микроэлектроники в СССР и РФ, бомбил на старом "москвиче". Это была единственная возможность иметь хлеб, пусть и без масла. Когда пришедший поискать под камнями этих руин Applied Materials предложил ему 200 тыс в год, и он отказал, моя мама, не выдержав, сказала мне об этом, в отчаянной попытке заставить его уступить, и я устроила ему безобразную истерику. Мне тогда очень хотелось в Стенфорд и мне казалось, что я заслуживаю этого по умолчанию, просто как дочь.
Истерика была настолько безобразной, что это до сих пор самая болезненно стыдная вещь, которую я сделала в жизни, хотя я успела наделать много разного. Папа просто лежал на кровати, закрыв глаза, и слушал меня молча. Он ни слова мне не сказал в ответ. То, что я вообще себе это позволила, отчасти было и следствием времени, которое делало меня тем, что я есть.
Но в целом мне было весело.

Не смешно мне стало в 1999-м. Несмотря на то, что под занавес этого года родился мой сын. Два следующих года я предпочла бы стереть из памяти, если бы могла.
О сливочном масле речь вообще не шла, обсуждалось подсолнечное.
По иронии судьбы у меня был все тот же шарфик Hermes, теперь уже мой собственный. И все та же ненамазываемая на бутерброды гордость.
Поэтому я до конца дней своих буду должна человеку, единственному в моем рабочем окружении, которого шарфики, духи и дорогая французская бижутерия не могли обмануть. Благодаря которому я ела хотя бы раз в день.
Ну, и всякое там разное еще было, но эта запись не для поплакать, а для объяснить.

Все люди, на которых я могу положиться, люди, которых я могу назвать своими, люди, которые сейчас делают то же, что и я, там же, где и я, по тем же причинам, что и я, это не те люди, которые пережили 1991-й.
Да, такие тоже есть, но это те люди, которым я должна.

А люди, с которыми я делаю одно дело, это те, которые как-то, каждый по-своему, пережили 1998-й. Для которых именно этот год и был временем крушения всех надежд и сжигания их в пепел.
Потому что на моих собственных глазах восстали из него далеко не все, точнее, мне проще назвать тех, кто выжил в ранние 90-е, чем в поздние.
Для первых дефолт 98-го вообще не был кризисом на фоне уже пережитого. Для вторых кризис 90-х это было время страданий тех, кому положено страдать ради будущих поклений по умолчанию, а самим этим поколениям их трудами было весело.

Расскажите, как это у вас.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив