Война мемуаров
diak_kuraev — 07.09.202418+ НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ ПРОИЗВЕДЕН (РАСПРОСТРАНЕН) ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ диаконом АНДРЕЕМ ВЯЧЕСЛАВОВИЧЕМ КУРАЕВЫМ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА КУРАЕВА АНДРЕЯ ВЯЧЕСЛАВОВИЧА
Митрополит Нижегородский и Арзамасский Георгий пообщался с новыми студентами духовной семинарии:
«Когда-то я поступил в московскую духовную школу и к нам пришли ребята интеллектуально развитые с московских регионов, других , и пришли ребята из деревень. Так вот, деревенские они вовремя ложились спать, вставали, трудились, занимались, а эти — не все, конечно, кто-то работал не на знания, а на оценки. И к четвертому курсу вот эти деревенские оказались очень образованными людьми. А те — посредственными».
И он, и я поступили в МДС в 1986 году. Он — в 1 класс, я — сразу во 2.
Это и в самом деле был эксперимент: впервые 2-а класс отличался от 2-б и 2-в. В каждом было по 30 человек. Но во 2-а большинство были приняты, минуя первый класс. Это были люди с уже имеющимся светским высшим образованием, которым наконец-то разрешил пойти церковной стезей.
Точнее говоря, таковых было человек 20, а еще 10 человек к нам добавили из обычных семинаристов, уже окончивших первый класс. Как я понимаю, подобрали их из числа лучших, чтобы они не слишком контрастировали с «аспирантами».
Мы были в большинстве и просто были старше по возрасту. И поэтому быстро поставили бурсаков (да, в основном из далеких регионов) на место, то есть к парте.
Дело в том, что распорядок жизни в семинарии похож на жизнь в военном училище. С утра и до обеда — уроки (нет, не лекции, а именно школьные уроки с опросами и оценками). Про качество этих уроков и помолчу. Даже в МГУ если одна пар из четырех была интересна (то есть лектор думал вслух) -это считалось хорошим днем. В МДС такое было еще реже. Зачастую преподаватель просто тупо зачитывал «конспект», скрупулезно поясняя, где ставить запятые. Конспекты были отпечатаны на полиграфе, они раздавались студентам, и их было запрещено выносить из стен «духовной школы». Потом я понял почему — чтобы не опозориться. Задача написания и издания учебников для семинарии были решена лишь в новом тысячелетии.
Итак, уроки шли до обеда. После обеда было два часа свободного времени, а потом — так называемая «самоподготовка». То есть студенты должны были придти в свои классы и делать домашние задания.
Приходили, конечно, не все: у кого-то в это время шли хоровые спевки, кто-то призывался на трудовые «послушания». Администрация активно использовала бесплатную рабочую силу в целях оптимизации бюджетов как академии, так и личных (первое лично мое «послушание» состояло в разгрузке машины с дровами на даче архиеп. Питирима Нечаева, профессора МДА).
Но те 15-20 человек, что все же оказывались заперты в классе, должны были терпеть друг друга. Вот сразу выяснилось, что «старожилы» (то есть те ребята из провинции, что уже отучились тут один год) вовсе не намерены тратить свое драгоценное время на какие-то книжки. Они уже прекрасно поняли, что администрация будет их ценить не за оценки и знания, а за «послушливость».
... Помню, как в 1988 году к нам, уже выпускникам, обратился ректор Академии архиеп. Александр Тимофеев. Он умолял нас поступать в Академию. «Да, я знаю, что учеба в Академии это провал в вашей церковной карьере. Пока вы будете здесь просиживать за партами штаны, ваши одноклассники, что поедут на приходы, разбогатеют, получат наградные кресты, займут лучшие места. Но так будет не всегда! Придет время, и церкви все же понадобятся образованные священники. Поэтому прошу, поступайте в Академию!»...
А тогда, на заре учебы в семинарии, мы, «аспиранты», был счастливы обрести долгожданный доступ к запретной богословской библиотеке и хотели вчитаться в нее как можно больше.
Бурсаки же громко галдели, терзали фортепьяну, а то и просто слушали свой музон. Вот тут и пришлось им на повышенных тонах пояснить, что мы и в самом деле хотим учиться, и что желающие заниматься чем-то другим могут выйти вон из класса.
И, конечно, почти никогда этот образовательный разрыв среди одноклассников не был преодолен. Исключение лишь одно — Сергей Головков (ныне рязанский митрополит Марк).
И нельзя сказать, что церковные судьбы «бурсаков» были благополучнее «аспирантов». Среди тех моих однокашников потом были и люди, ушедшие в раскол, и посаженные за педофилию, и отказавшиеся от монашества ради брака... А из тех«аспирантов» выросло очень много архиереев. Но и диссиденты тоже (в т.ч. еп. Диомид Дзюбан).
|
</> |