Вот бы раз и навсегда - Кутузов, субординация, Аустерлиц

wyradhe — 23.03.2015 Вот бы раз и навсегда - Кутузов, субординация, Аустерлиц

Я понимаю, что никакими постами и апелляциями к таблице умножения не перекроешь привычный сюжет общественного сознания с двухсотлетним стажем. Вот точно так же, как применительно к Александру II практически никогда не ставится вопрос: "Он умер от потери крови. А почему его перевязали только через 45 минут после раздробления ног, хотя могли и должны были сделать это сразу?" - ну вот в упор не видит историческая традиция и общественное сознание этого вопроса, его задавали за все это время единицы, -
точно так же при бесконечных перемываниях на тему о том, достаточно ли Кутузов сопротивлялся Аустерлицу (массовый хор - что нет, и что он недостаточно ему сопротивлялся из боязни слишком портить отношения с царем, - показательный момент: как выводится из переписки де Местра в сопоставлении с высказываниями Александра, зачинщиком этого хора был сам царь зимой 1805/1806 г. Объяснение это абсурдно заведомо, но об этом - см. в конце поста), уже лет 200 почему-то не задаются простым вопросом: кому был подчинен Кутузов в ноябре-декабре 1805 г. и чьи приказания он был обязан выполнять? Между тем этот вопрос должен был бы приходить в голову в первую очередь. Когда от командира его царь, НЕ беря на себя ответственности за командование, что-то хочет - это одно. Когда командиру его начальник отдает боевой приказ - это другое. Покойный Н.А.Троицкий в своей биографии Кутузова подробно расписывает эту самую придворную трусость Кутузова, которая помешала ему противостоять планам атаковать Наполеона более решительно. Троицкому простительно: по роду своих занятий и пристрастий (он был специалистом по народовольцам и закоснелым и крайним их приверженцем) он хорошо разбирался в том, как постановляют смертные приговоры своим жертвам подпольные террористы, а вот то, как командуют на войне, явно представлял себе куда хуже.

Имеющие же отношение к делу события таковы (позднее я проставлю ссылки на документы и цитаты из них, пока - просто кратко изложу):

- при отправке Кутузова и всех последующих русских войск в Австрию император Александр прямым своим приказанием (рескриптом) передал их в прямое командное подчинение императору Францу и всякому лицу или инстанции, которой Франц счел бы нужным делегировать командование над русскими силами в Австрии или через которых он передавал бы им свои приказания. Франц и эти инстанции эти приказания и отдавали.

- прибытие Александра в Ольмюц 6 ноября (ст.ст.) ничего в этом не изменило. Это и понятно: Александр не мог ни перенимать от Франца верховное командование на себя (дело происходило на территории Австрии, Александр заявлял себя как помощник Австрии, был моложе Франца и, в отличие от него, воевавшего еще на турецкой войне 1788-1790, не имел военного опытв), ни устанавливать вредное на войне двоевластие, когда Франц остался бы верховным командующим лишь одной части союзных сил, а Александр переподчинил бы себе от него другую, русскую, ни вступать в формальное со-командование, что только порождало бы трения. О том, что Александр оставил всю полноту командования за Францем и его военным руководством, прямо писали все, кому вообще приходило в голову этот очевидный момент оговаривать специально (де Местр; Михайловский-Данилевский). Писали и о том, что Александр не вступал формально даже в верховное со-командование потому, что не хотел нести формальной ответственности за развитие событий, так как не считал себя достаточно опытным в военном деле. Иное дело, что Франц подчеркнуто делился с Александром своим статусом неформальным образом: все свои решения о ведении войны принимал совместно с ним по взаимному согласию (причем Александр в этом тандеме мог де-факто оказываться и главным в решениях, и их инициатором) и не возразил, когда при Аустерлице Александр в его присутствии сам отдал важное приказание (по исполнению их общего решения, см. ниже). Тем самым Александр оказывался фактическим верховным со-командующим (даже и главным!) при формально единственном верховном командующем Франце.

Кутузова по прибытии его в Ольмюц назначили главнокомандующим всеми русскими и австрийскими силами в Богемии и Моравии. До того он был главнокомандующим только своей Подольской армии. Это назначение совершенно не значило, что Кутузов выходит из подчинения Франца и австрийского военного руководства - оно значило всего-навсего, что все русские и австрийские части в Богемии и Моравии отныне подчиняются Францу (и Александру как его фактическому со-командующему) через Кутузова. Разумеется, во власти Александра было в любой момент переподчинить все русские части или части Кутузова себе или вообще дать ему свободу действий, выведя из любого военно-командного подчинения - как законный государь он мог отдавать Кутузову любые распоряжения, в том числе и это. Но ничего такого он не предпринял, что и понятно: это был бы вопиющий и никому не нужный скандал в отношениях с Австрией.

- 12 ноября (ст.ст.) собрался в Ольмюце военный совет под председательством императоров. На совете практически все, включая их, стоят за то, чтобы наступать Наполеона и дать ему генеральное сражение. Один Кутузов настойчиво и развернуто доказывает, что надо отступать в Галицию. Военный совет во главе с императорами принимает противоположное решение; про Кутузова широко говорят, что он "помешался на ретирадах".
Во исполнение решения верховного командования начинается движение против Наполеона, которое разрешилось битвой при Аустерлице 20 ноября (ст.ст.).

В течение этих восьми дней Кутузов нашел время обращаться к императору Александру, чтобы повторно просить его отменить наступательные планы. Это известно из слов самого императора Александра: "Я был молод и неопытен. Кутузов говорил мне, что нам надо было действовать иначе, но ему следовало быть в своих мнениях настойчивее". На Ольмюцском совете Кутузов говорил не "ему", а перед ним, и, собственно, в первую очередь Францу, так что речь тут идет о более поздних представлениях. Кстати, если бы все сводилось к тому, что Кутузов что-то неопределенное-короткое и нерешительное сказал на эту тему Александру и немедленно прекратил это при отсутствии положительной реакции, приведенная фраза Александра не могла бы иметь место - о таком и не скажешь применительно к проигранной кампании "да, он мне говорил, что надо было иначе, но надо было говорить настойчивее". Фраза может отвечать только тому, что Кутузов вполне внятно отговаривал Александра - даже настойчиво, но недостаточно (по оценке Александра) настойчиво. Александр не соглашался.

Система командования в это время не просто оставалась той, как описано выше: теперь оба верховных со-командующих начали еще и командовать войсками прямо, через голову Кутузова (через которого они были им подчинены). Вообще, конечно, старший начальник имеет право так делать, но применять это право он должен только в чрезвычайной обстановке при необходимости - это нарушение нормального управления войсками. А тут... Ланжерон вспоминает об этом времени: «Он (Александр) бесцеремонно обращается со старыми генералами /имеется в виду в первую очередь Кутузов/... Юнцы, окружающие императора, смеялись над Кутузовым; у него не было ни власти, ни влияния». Передвижения войск через голову Кутузова по приказу императоров направлял генерал Вейротер, который даже не ставил Кутузова в известность об этих распоряжениях. Когда Кутузов в таких обстоятельствах все же спросил у императора, какие будут указания по передвижению войск, Александр ответил: «Это до Вас не касается!»

Директиву войскам, как им атаковать Наполеона, Франц поручил составить Вейротеру (с одобрения Александра). Вейротер диспозицию составил. Франц ее одобрил; Александр, которого он пригласил ее изучать и утверждать, ее также одобрил. Они послали Вейротера передать эту диспозицию Кутузову в качестве директивы по атакованию Наполеона на следующий день. В ночь на 20-е (ст.ст) Вейротер из главной квартиры прибыл от императоров с этой директивой-диспозицией к Кутузову, после чего Кутузов призвал туда всех начальников колонн и Вейротер им зачитал эту диспозицию по-немецки. Это была директива верховного командования, в подчинении которого состоял Кутузов (Франца и его военного руководства, в которое входил, не занимая в нем никаких формальных постов, Александр - как со-командующий Франца по их взаимному согласию на этот счет). Никаких возражений ни Кутузов, ни кто-либо иной при этом не делали, и удивляться этому нечего: когда тебе верховное командование пересылает через кого-то директиву, то что тут и перед кем оспаривать? Не говоря о том, что приказы, уже разработанные и отданные начальником, не положено обсуждать и оспаривать - и это не придворная угодливость, а элементарное военное правило, - оспаривать и обсуждать приказ начальника, передаваемый тебе через Икса, перед лицом этого Икса в отсутствие этого начальника было бы полным идиотизмом (даже если Икс сам этот приказ и разработал) - Икс не властен этот приказ отменять. Собрание, о котором мы говорим, известно как совет под председательством Кутузова, но обсуждению подлежали только уточнения и способы осуществления диспозиции – отвергать ее совет не был уполномочен, сама диспозиция вместе с Вейротером была ему в приказном порядке спущена сверху командованием. Поэтому никто и не возражал. Ланжерон один спросил ПОЯСНЕНИЙ: а что делать в том не охваченном диспозицией случае, если Наполеон атакует первым, не дожидаясь начала движения союзных войск? Вот это вопрос (какую бы ядовитость со смыслом: что ж ты написал диспозицию с такими упущениями, - в него ни вкладывать) был совершенно уместен: тебе дают инструкции, ты просишь их пояснить и дополнить по вопросу, который в них не охвачен. Именно для того, чтобы начальники задавали такие вопросы и могли совещаться о том, что им может быть непонятно в этой директиве или о том, как ее исполнять, или что делать в случаях, ею не охваченных, их всех и собрали - иначе было бы достаточно разослать им эту диспозицию в письменном виде.
Вейротер ответил Ланжерону, что этот вариант невероятен. И был в этом совершенно прав: Наполеон первым на следующий день не атаковал и атаковать не собирался, а как раз хотел дождаться, пока наступление союзников достаточно разовьется.

Еще раз, на всякий случай: почему не оспаривали диспозицию Вейротера? Потому что эта была директива, присланная Кутузову от его прямого командования, императора Франца и его военного руководства (в том числе Александра в его специфической роли). Почему император Франц и его военное руководство были военным командованием для Кутузова? Потому что именно такую подчиненность установил для него император Александр при отправке его в Австрию, и с тех пор это не менялось.

Сразу после этого совещания, за час до полуночи (тем временем под началом Вейротера диспозицию переводили на русский, чтобы разослать по начальникам, которые ее только что слышали), Кутузов явился к гофмаршалу Толстому и - в пересказе де Местра "просил его использовать свое влияние, дабы предотвратить неизбежное по всем признакам поражение. Толстой осердился и сказал, что его дело - пулярки и вино, а войной должны заниматься генералы" (С.М. Соловьев это пересказывал через полвека чуть иначе и, как мы увидим, менее верно: "Рассказывали, что накануне сражения Кутузов пришел к обер-гофмаршалу графу Толстому и сказал: «Уговорите государя не давать сражения, мы его проиграем». «Мое дело знать соусы да жаркие, — отвечал Толстой. — Война - ваше дело»". В действительности просить Толстого самолично уговорить Александра не давать сражения Кутузов не мог, см. ниже).
Де Местр и последующие поколения толкуют это так, что прямо противостоять царю Кутузов не решился, и потому решил действовать через Толстого. Разъясним очевидное, раз уж надо такие вещи разъяснять: каков бы ни был Кутузов угодник и куртизан, он не мог не понимать, что ежели Толстой явится к Александру и скажет ОТ СЕБЯ, ни на кого не ссылаясь, что, мол, "Государь, не давайте сражения, мы его проиграем!" - то Александр с трехсотпроцентной гарантией не изменит свои планы, а позовет доктора свидетельствовать Толстого. С тем же успехом царский кучер мог бы явиться с таким авторитетным мнением и советом! И с такой же гарантией было ясно, что Толстой ТАКУЮ просьбу выполнять не станет - зачем ему-то себя выставлять полным идиотом и паникером, вопиющим образом лезущим не в свои дела? Гофмаршал, который является к своему императору с заявлением: "Государь, я тут подумал и решил, что вы, Франц и все ваше военнное руководство идет на гибельный шаг, умоляю его не делать и отменить все ваши разработанные планы и уже отданные приказы! Кто я такой, военный? Нет, что вы, я вообще-то по пуляркам и вину, но вот возникла у меня такая уверенность, не могу молчать!" - вот ЭТО Кутузов просил сделать Толстого, надеясь на то, что есть шансы на выполнение Толстым такой просьбы, а Александром - такого представления?! Что, гофмаршал Толстой был при Александре тем, кем считали Распутина при Николае II? Кутузов - раз уж вообще просил Толстого - мог его просить только об одном: заявить Александру от себя, что вот-де Кутузов не верит в успех сражения, очень тревожится, считает его идею гиблой, все это ему, Толстому, говорил, и что он, гофмаршал, умоляет царя с ним, Кутузовым, на эту тему поговорить. В любом другом случае эта просьба становится кубическим абсурдом.
Но раз так, то тут нет никакой боязни довести до царя свое несогласие. Не говоря о том, что Кутузов его и так доводил раньше, он доводил бы его и сейчас таким способом, через сообщение Толстого об этом несогласии. Разница лишь в том, что в одном случае Кутузов оказался бы старшим офицером, который, получив (после всех уже имевших место обсуждений и возражений и отговоров с его стороны) прямой ключевой приказ командования о сражении, идет к одному из со-командующих просить его этот приказ отменить. Да где это видано? Иное дело - если Толстой расскажет от себя императору, что вот, Кутузов, оказывается, считает, что все кончится плохо, умолит императора спросить Кутузова об этом, и тот сам призовет Кутузова и запросит его, почему это Кутузов настолько против сражения. Тут еще есть какие-то шансы.

Толстой отказался.

Надо добавить: а что, собственно, доказательного мог Кутузов представить? У союзников 85 тыс. человек. У Наполеона - 70 тыс. на самом деле, а по данным штаба и разведки союзников - 40 тысяч. Никаких альтернативных данных по оценке численности неприятеля у Кутузова нет и быть не может. Подавляющее большинство австрийского и русского генералитета - за сражение, и все это знают. Что именно и как будет Кутузов доказывать императору? Что атаковав противника с двойным перевесом (да хоть бы и 15-ти процентным), непременно получишь разгром? На что ему было ссылаться, кроме опыта и интуиции, и что это за доказательства на фоне повальной уверенности генералитета в обратном? Как раз над удивляться той мере, в какой Кутузов готов был НЕ щадить свою репутацию и дополнительно портить отношение к себе царя, если он на таком фоне вообще раз за разом отговаривал Александра от атаки и уже просто накануне боя, получив директиву на него, просит Толстого передать, что вот он, Кутузов, считает это предприятие пагубным!

Утром при самом начале союзного наступления разыгрывается первый диалог Кутузова и Александра, где Кутузов заявляет, что это сражение идет под предводительством Александра, а Александр отвечает, что нет, командует Кутузов, а он, Александр - "только зритель" (на рассвете Аустерлицкого дня, при построении войск, Александр в самом приподнятом настроении спрашивает Кутузова: «Ну что, как думаете, дело пойдет хорошо?» Кутузов отвечает с самой льстивой улыбкой: «Кто может сомневаться в победе под предводительством Вашего Величества?!» Издевка очевидна: это говорит ветеран множества войн, знаменитый победитель, человеку, никогда в жизни до сих пор даже не видавшему войны и отклонившему всего его советы; и одновременно Кутузов дает ясно понять, что он не отвечает за битву и возлагает этот ответ на царя – это ведь тот «предводительствует». Александр все это прекрасно понимает и раздраженно отвечает Кутузову: «Нет, нет! Здесь Вы командуете. Я только зритель!» Кутузов, паясничая, молча кланяется – но уже без улыбки, и тут же, за спиной удаляющегося Александра, говорит генералу Бергу, отлично зная, что это разнесется повсюду и дойдет до Александра: «Хорошенькое дельце! Я должен командовать боем, которого не хотел предпринимать, когда я даже атаковать не хочу!»).
Сто с лишним лет пишут об этом диалоге, и никто, сколько я знаю, не задался вопросом: что это вообще за диво такое? Как это они могут ПЕРЕКОРЯТЬСЯ на тему о том, предводительствует тут Александр или он только зритель? На войне кто-то из них может не знать, кто из них кем и где командует?!
На самом деле все просто - за этим стоит уникальная ситуация, сложившаяся благодаря двойному статусу Александра. Формально верховно командовал вовсе не он, а Франц; Франц отдал Кутузову через Вейротера директиву, разработанную Вейротером же; и уже Кутузов командует всеми мерами по ее выполнению, а не Франц, хотя он рядом на поле боя и имеет право в любой момент вмешаться в деятельность Кутузова и велеть ему делать что-то. Но пока Франц не вмешивается, на поле боя командует Кутузов. Александр же - только зритель; правда, это такой зритель, которого Франц сделал своим со-командующим без формального поста, и который может отдавать Кутузову приказы как этот со-командующий (постольку, поскольку Франц за ним это право признает), - а как государь, может в любой момент переподчинить Кутузова прямо себе и командовать ему уже в этом качестве. Но пока он этого не делает, на боле боя командует Кутузов, а он - только зритель. Кутузов же ему напоминает о его положении своего со-командующего.

Чуть позже Кутузов припер в этом смысле императора к стенке, и это было последним его актом противостояния. Русско-австрийские войска начали движение по диспозиции Вейротера, и тут Кутузов в последний раз попытался предотвратить поражение, действуя в нарушение поставленной ему задачи. Ключом всей позиции реально были Праценские высоты; по Вейротеру, их надо было почти очистить; по Наполеону, именно это и было бы самоубийственным шагом для союзников – он собирался, чуть только они ослабят силы, стоявшие на высотах, захватить их и сделать их базой для полного разгрома русских и австрийцев (что и случилось). Кутузов все это хорошо понимал и попытался, вопреки диспозиции, удержать высоты за собой. Он находился при группе наступающих войск, оказавшейся как раз на Праценских высотах. По диспозиции полагалось сойти с них и двигаться дальше, оставив их практически оголенными от войск. Кутузов, однако, не просто остановил войска на Праценских высотах, но еще и приказал солдатам составить ружья в козлы – то и другое было прямым саботажем планов императоров и Вейротера. Промедление длилось около часа. Александр с Францем явились и потребовали его к ответу. Александр спросил: «Михайло Ларионович! Почему не идете вперед?!» «Я поджидаю, чтобы все войска колонны пособрались».
Александр сказал: «Ведь мы не на Царицыном лугу, где не начинают парада, пока не придут все полки!» Кутузов прилюдно ответил: "Государь, потому-то я и не начинаю, что мы не на Царицыном лугу! Впрочем, если прикажете!" (Хорошо угодничество, однако; вообще-то это публичный оскорбительный выпад). Тогда Александр в присутствии Франца (или Александр и Франц - это источники не уточняют) отдал прямое приказание ничего не ждать, и Кутузов его исполнил.

Иными словами, Кутузов прямым текстом (и в весьма обидной для императора форме - это не маневры, знаете ли, это война!) заявил, что ПОЖЕЛАНИЯ своего императора наступать быстрее он выполнять не хочет и не будет - пока это пожелание императора. А будет он поступать так, как считает нужным, и это "как считает нужным" - против духа диспозиции и яро-наступательных намерений обоих императоров. А выполнит он только прямое приказание на эту тему от своего командования, каковым были Франц и (с согласия, по делегированию Франца) Александр (а де-факто Александр и был главным из этих двух со-командующих). Похожа такая постановка вопроса на угодничество? Нет, это могло только раздражить царя, - вдобавок и потому, что припирало его к стенке, заставляя выйти из положения "только зрителя" и начать функционировать как со-командующий Кутузова. Это Александр и сделал.

Все.
Вот, спрашивается, куда еще и как должен был Кутузов СВЕРХ сказанного вставлять свои две копейки по части сопротивления намерениям и директивам своего прямого командования? Бухнуться перед Францем и Александром на колени и возопить: "Поверьте старику, сердце вещее мне вещует!"? (*) Даже и доказывать-то было нечем, у союзников и реально было численное превосходство, и непотрепанных войск было больше, а тем более в их собственном представлении. И о каком угодничестве можно говорить на фоне того, как Кутузов все-таки проявлял несогласие и сопротивление по отношению к этим самым намерениям и директивам и какими выпадами против императора уже на поле боя были оба его диалога с Александром, особенно второй, когда он заявил, что не станет исполнять волю Александра, если тот не выйдет из принятой им позы зрителя и не возьмет на себя ответ за прямое приказание как его, Кутузова, прямой со-командующий, и заявил в обидной для Александра форме?

(*) Где вообще тут брешь, в которую мог бы с успехом вклиниться Кутузов, чтобы изменить ход дела? Мнение свое и все аргументы в его пользу и против сражения он высказывал несколько раз и очень твердо. А настаивать – так каков будет эффект настояний командующего подчиненного ранга, которому уже и формально его прямое командование оставило лишь место технического исполнителя чужой диспозиции, предписанной ему этим самым командованием к общему осуществлению? Это даст разве что контр-эффект, а вернее – не даст никакого; так чего ради Кутузов, превентивно отстраненный от командования и унижаемый императором и его любимчиками, пойдет еще сильнее унижаться перед ними, вновь умоляя их отказаться от твердо принятого ими вопреки его советам плана, который его командование - императоры (то есть Вейротер по их заказу и с их утверждением приготовленного им плана) - разработали помимо него и спустили ему в приказном порядке сверху для уяснения и исполнения? Возможно, Алексанлр послушает кого-то еще; двое из его любимчиков – Новосильцев и Чарторыйский – поддерживали ранее при обсуждении планов войеы мысль Кутузова отступать в Галицию – но царь не послушал и их; - лишняя гарантия, что не послушает никого. Если и есть кто-то близкий к царю, кто еще не высказывался против идеи дать сражения и не был отвергнут с такими высказываниями, - то это гофмаршал кн. Толстой. Его Кутузов и просит довести до императора, что вот он, Кутузов, считает затеянное дело провальным, и упросить царя поговорить об этом с ним, Кутузовым.


И наконец. Не нужно большой работы мысли, чтобы заметить, что и никакого смысла в том, чтобы из угодничества проявлять соглашательство / не так настойчиво возражать, у Кутузова не было. Ведь каков был бы для него расклад? В случае поражения весь одиум все равно был бы свален на него (что и случилось), и ни малейшей симпатии и благодарности к нему за его действительное или вымышленное «соглашательство» царь бы не испытал; а победа, по мнению Кутузова, была в любом случае невероятна. Выходило, что лично для него расклад таков: будет упорно противоречить царскому намерению дать бой – царю противоречие не понравится, он либо даст бой все равно и проиграет, либо (теоретически говоря) не даст и отступит; не будет упорно противоречить – царь даст бой и проиграет. В первом случае Александр, естественно, возненавидит Кутузова за то, что он оказался умнее царя и вышел перед ним прав (предупреждал, просил, а царь вопреки этому дал бой и расшиб себе лоб). В третьем случае на Кутузова все равно свалят весь позор поражения – почему мало отговаривал? (Именно так царь дело и представил). Выходит, что лично для Кутузова (как и для армии и всей войны!) оптимальный вариант – второй, то есть вариант без соглашательства с царем. Кутузов на самом деле и пытался его проводить, пока на это были хоть какие-то шансы; а когда стало ясно, что их нет – замолчал и продолжал пытаться поправлять дело так, как мог.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив