Вольное на фекальную тему

filibuster60 — 19.03.2010        Когда я был маленьким и смотрел кино про войну, я всё время задавал маме вопрос – а что делают на войне солдаты, когда хотят это... покакать? (Видимо, уже тогда я чувствовал, что стану офицером). Мама, пожимая плечами, объясняла мне, что если солдату захочется – ну отошёл рядом в кустики и пописал. Или покакал. На войне – как на войне. И всё. И ничего тут такого нет.
       Я же, с детства привыкший к горшку, а потом и к универсальному тазу, долго не мог понять – как же так? А если бой? А если атака? А в танке? Опять же, представить себе отошедшего во время затишья в кустики солдата я, напрягшись, ещё мог. Сложнее было с писающим генералом. Они ведь, вроде, тоже писают, хоть и в окопах не сидят. Или с какающим адмиралом... Какающего адмирала я до сих пор не могу себе представить, хотя дослужился до капитана третьего ранга и видел за свою службу очень многое, в том числе и отчаянно писающего полковника.
       Я тогда был на первом курсе и зашёл в гальюн (ну, надо было) – а гроза училища полковник Коротков там стоял у писсуара. В одной руке он держал чемодан с секретными учебниками, а в другой – это самое. Я с перепугу ему честь отдал, а у него руки-то заняты; он был без головного убора и честь мне тоже отдал – чётким поворотом головы в мою сторону. Полковник Коротков у нас был начальником кафедры уставов и тактики морской пехоты. Дисциплину соблюдал даже при отправлении естественных надобностей, являя собой положительный пример для будущих офицеров.
       Тут я ещё вспоминаю, как зарулил я будучи начальником патруля в самый что ни на есть общественный туалет возле севастопольского Аквариума, а там сидел молодой матросик в огромной бескозырке – так вот, он испуганно вскочил и старательно отдал мне честь, не натягивая штанов... Я ему, понятно, тоже. Что мне, жалко?
       Между прочим, американские вояки не пойдут в бой, если им не выдали туалетную бумагу и не поставили возле окопов химический гальюн. Ха-ха-ха. В этом смысле наши просто непобедимы – Штаты могут даже не пыжиться. Нашему военному можно выкладывать своё где захочется – возможно, я неправильно понял, что мама имела в виду, но опыт службы показывает, что наши люди в погонах в этом смысле как бы все время на войне. До сих пор помню пожелтевшие ёлочки, мимо которых мы, курсантики, пробегали во время физзарядки. Старшина командовал: «Рота, стой!», и под колючие деревца обильно текло. Пять дней в неделю по утрам – полторы тысячи звенящих струй, и чихать на то, что с улицы Ефремова мы как на ладошке со своим отправлением. Ёлочки, кстати, ничего, говорят, до сих пор растут, и даже с шишками, хоть и хвоя ржаво-рыжего цвета.
       Помню также стажировку в 10-й оперативной эскадре, в незабвенном Техасе. Рядом с нашим БПК «Ташкент» стояли ракетные катера, на которых гальюнов не предусмотрено вообще. Кстати, интересно почему? То ли конструкторы считали, что походы на катерах не длительные, и вполне можно потерпеть пару суток; то ли они вообще не знали, что полагается моряку, так же, как и любому человеку, после сытного обеда по закону Архимеда; то ли... В общем, с утра пораньше, сразу после подъёма катерники по одному выходили на нос своего катера и, держась за заиндевелый гюйсшток, отчаянно ёжась, выстраивали на льду около форштевня замысловатые архитектурные модели с бумажками вокруг. Катеров было то ли три, то ли четыре, и возле всех было строго одинаково (по-военному – «однообразно») насрано, и никто, кроме самого главного адмирала эскадры, не возмущался (да и тот не особо орал). После возмущений Кома на носу каждого катера моментально появлялся кургузый матросик с пешнёй, который аккуратно обкалывал (это не от слова ли «кал»?) льдины, переворачивал их и восстанавливал, таким образом, status quo. На следующее утро цикл неумолимо повторялся. Может, для Кома это и безобразие. Для катерников это – норма. У них другого способа нет.
       А теперь – конкретный случай, из-за которого, собственно, и начата эта фекальная тема. Если вы думаете, что будет смешно и весело – ошибаетесь...
       Всё просто (без живописаний и уточнений). В карауле у нас один матросик говорит другому: «А не пойти ли нам?» Сказано – сделано. Пошли. На часах – без пяти полночь. Возле караулки – дощатый гальюн типа сортир цвета облупленной хаки с маскировочными пятнами. Конструкция – устаревшая, времен обороны Севастополя 1854-55 годов.
       Форма матроса устроена так, что перед снятием штанов не мешает снять широкий флотский ремень с бляхой. Первый снял без происшествий, а второй нечаянно упустил ремень вниз... Чвякс! А на ремне – штык-нож и потёртый брезентовый подсумок с магазинами к автомату, много-много патронов, и все боевые. Вот всё это, как уже сказано, чвякс.
       – Ох, пипец!..
       И тем не менее, что бы там ни говорили, наш матрос славится ответственностью. Нормальный человек в эту яму, да ещё в темноте, ни за что не полезет. Американский матрос – и подавно. Наш полез. Наш матрос везде пройдёт, везде пролезет, но задачу выполнит. Тем более что за утопленные в дерьме патроны и штык-нож благодарность в приказе не объявят. Всё равно ведь придётся доставать, так лучше уж сразу и без лишних свидетелей. В яме – тёмная вонь многочисленных порхающих миазмов. Чертыхаясь, начал искать, шарить, погружать рученьки.
       – Вась (Петь, Коль, Миш...), спичку чиркни!
       Чирк. Толку-то!
       – Вась (Миш, Петь, Коль...)! Ты это... сгоняй в караулку за фонариком! Ф-фу ты, блин, едри его мать...
       Мать-то здесь при чём? Смотреть надо, куда штаны снимаешь. Приятель ушёл за фонарём.
       В это время начальник караула – юный и правильный лейтенант – отправил на посты очередную смену. Смена, топая, ушла, а лейтенант вдруг ощутил определённые благородные позывы.
       Стоило бедняге развернуться, снять ремень с пистолетом и надеть его на шею (обычно так делается), спустить штаны и уподобиться было тяжёлому бомбардировщику-торпедоносцу, как вдруг откуда-то снизу, где принципиально ну никого и никак быть не может, протянулась невидимая рука, что-то нащупывавшая в темноте, и, верно угадав направление, больно ухватила ни в чем не виноватого начкара за могучий яйцеклад.
       – Принёс? Давай!
       И дальше – неописуемое буйство духов и танец на барабане.
       Ладно, хватит. Лучше уж про что-нибудь сладенькое...

© 1995

из ненапечатанного сборника "Макароны по-флотски"
  

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив