"вместо пиночета мы получили трухильо"

avva — 04.07.2015 Интересное интервью с политологом Татьяной Ворожейкиной. В двух частях - не пропустите ссылку на окончание в конце первой части. Мне особенно интересны сравнения с режимами в Латинской Америке, и важностью демократических процессов на всех уровнях: демократия это "как", а не "что". Просторная цитата об этом (но там много и другого интересного):

Беда российского авторитаризма в том, что он неинституционализирован. В нём парламентские выборы не играют даже той формальной роли, которую они играли в 1970-е годы в Бразилии или во франкистской Испании. У нас власть сосредоточена в руках очень узкой группы людей, которая контролирует и политическую власть, и, как я уже сказала, наиболее прибыльные сферы экономической активности. Таким образом, Россия и по критерию единства власти и собственности ближе к наименее развитым традиционалистским режимам Центральной Америки. Например, клан Сомосы в Никарагуа или Трухильо в Доминиканской Республике владели своими странами как личной собственностью. Они были владельцами земель, наиболее прибыльных промышленных предприятий, газет и т.д. Россия, конечно, гораздо больше, но и у нас страна, по сути дела, находится в собственности федеральной, региональной и местной власти. На федеральном уровне это контроль над основными ресурсами, прежде всего углеводородным сырьем. Но и спустившись «ниже» по административной лестнице, мы часто видим, что мэр города или губернатор области одновременно является и крупнейшим собственником. Таким образом, вместо ожидавшегося Пиночета мы получили, скорее, Трухильо.

– Чтобы понять природу путинского режима, нужно вернуться в прошлое. В чем вы видите причины провала демократического транзита?

– Я думаю, что основная причина провала демократического проекта заключалась в том пути перехода к рынку, который был выбран в начале 1990-х годов. Проблема заключается в том, что в России демократический проект был сведен к рыночному. Те люди, которые тогда стояли у власти и определяли экономическую политику, исходили из довольно простой идеи, которая в нашей стране удивительно живуча. Она заключалась в том, что главное - это провести приватизацию и построить рынок, а на основе рынка затем появится средний класс. И только на основе среднего класса можно будет потом переходить к демократии.

После 1991 года, и особенно после 1993 года не было проведено демократической политической реформы, не было даже попыток осуществления такой реформы. Более того, цель либеральных деятелей того периода (Гайдар, Чубайс и другие) заключалась в том, чтобы использовать реально существовавшие структуры власти, захватить их и с помощью этих структур осуществить приватизацию, дерегулирование экономики и переход к рынку.

В результате в 1990-е годы не было создано таких демократических институтов, которые представляли бы ценность для людей в качестве средства защиты своих интересов. Огромная часть населения, которая несла основные издержки и экономического кризиса, и экономических реформ как таковых (эти люди потеряли работу, сбережения и т.д.), не получила демократических каналов отстаивания своих интересов, в отличие от Бразилии, где после трансформации авторитарного режима эти каналы сформировались. Иначе говоря, демократия существует, если демократические институты, партии, выборы являются эффективными средствами для того, чтобы большинство населения через них отстаивало свои реальные жизненные интересы. В России такие политические институты в 1990-е годы созданы не были. Политика рассматривалась людьми, находившимися тогда у власти, исключительно как сфера управления, а не как сфера участия. Это - первая и главная причина, объясняющая, почему российское общество так легко отказалось от демократических институтов: они ничего не стоили и были скомпрометированы как орудия борьбы за власть между различными олигархическими группами.

Вторая, более сложная причина: не получилась не только демократия, не получился и свободный рынок, потому что для того, чтобы рынок функционировал эффективно, необходимо государство как система публичных институтов, а не как система частной власти. Нужен суд, нужны гарантии прав собственности. Предприниматель должен иметь какой-то длительный горизонт, чтобы на этом рынке работать. Такая система у нас не сложилась. Эти два фактора и объясняют причины провала перехода к демократии в России. Я больше скажу (это практически не понимается нашим либеральным общественным мнением): для того, чтобы рынок эффективно функционировал, нужна целая система институтов не только прорыночных, но и нерыночных, таких как профсоюзы, например. Для того чтобы люди могли цивилизованно отстаивать свои трудовые права, нужна система коллективных договоров, нужна система защиты заработной платы и т.д. В Бразилии такая система появилась, и это сработало. Это стало важнейшим средством поддержания равновесия в демократической системе. У нас нет ни только профсоюзов, которые могли бы защищать интересы трудящихся, у нас нет и левых партий, потому что КПРФ, например, по европейскому раскладу - это этатистская, правонационалистическая партия.

Я тем не менее оптимист. На мой взгляд, в истории нет никакой предопределённости. Есть, конечно, то, что в социальных науках называется «path dependence», то есть зависимость от траектории предыдущего развития. Это важный фактор в истории России, но я не думаю, что он определяющий. Я согласна с великим бразильским социологом и бывшим президентом Бразилии Фернандо Энрике Кардозу, который сказал, что люди создают структуры, а не наоборот. Если бы в начале 1990-х гг. было понимание того, что нужно сначала создавать демократические институты и что демократия - это не «что», а «как», что демократия - это не власть демократов, а прежде всего, система выборов и система прихода и ухода от власти, у нас была бы другая страна. Я помню, как после расстрела парламента в 1993 году числившийся тогда демократом Михаил Леонтьев кричал: «Пусть коммунисты не думают, что им когда-нибудь позволят вернуться к власти», - вот это у нас называлось демократией, но это не так. У нас не было понимания того, что демократическая трансформация - это важнейшая составляющая политической трансформации.

– Сингапур здесь не пример?

– Нет, потому что Сингапур - это маленькая страна. Я не думаю, что «модернизация по–сингапурски» могла бы сработать в стране с такой традицией частной власти, как Россия. Традиция непубличного государства, которое подавляет общество, складывается в России с последней трети 15 века, когда начала формироваться московская система, затем она развивается и усиливается в период Петра I. Иногда она ослабевает, как в период Александра I, но в конечном счете всегда доминирует. В такой системе так называемый «доброкачественный авторитаризм» неизбежно вырождается в систему личной власти и авторитарного частного контроля с огромным уровнем коррупции. Я об этом говорила, как попугай, начиная с середины 1990-х годов, но люди хотят слышать то, что они хотят слышать.

– Они хотят Сингапур и Чили…

– Да, это так, но у них будет непременно получаться Трухильо. Как говорил Виктор Степанович Черномырдин: «Что ни делаем — получается либо КПСС, либо автомат Калашникова». Путин типологически гораздо ближе к Николаю I, чем к Ли Куан Ю или Пиночету, так как президент России возглавляет непубличное, глубоко коррумпированное государство, основанное на единстве власти и собственности.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив