Вишневый, словно чешский мотоцикл 60ых годов, Сааб 900

essence_ciel — 22.11.2010 Вишневый, словно чешский мотоцикл 60ых годов, Сааб 900 неторопливо ползет через забитые улицы центра города. Здесь, от центра старого здания мэрии и центрального проспекта отходит неприметная улица, отличающаяся самой высокой концентрацией клубов, баров и кафе самых разнообразнейших направлений. Часть клубов сосредоточена в галерее одного из зданий, витрина каждого заведениия закрывается наподобие гаража. Нужный нам «гараж» уже раскрыл свои ворота, отгородив себе несколько метров тротуара.
Лестница на второй этаж, туалеты, гардероб, лестница на третий, бар, зал, за будкой звуковика прячется лестница на четвертый этаж, гримерка.
Тяжелая сумка с компрессором и красками, легкий корпусной ранец с вещами. Первые модели уже ждут.


Тихо гудит компрессор, шипят краскопульты, женские руки ловко создают на телах затейливые узоры.
Внизу жужжит трещетка шуруповерта, в пол намертво вкучиваются стойки диджейского стола.

Медленно, словно не веря своим глазам качая головой, девушка разглядывает в зеркале гигероподобные шланги-щупальца, вьющиеся по ее телу от позвоночника, с усилием оторвавшись от зеркала, с улыбкой смотрит на художниц, вьющихся вокруг очередной модели.

Цепи с легким шелестом захлестываются вокруг ограждения сцены, колонки взрываются ударами настраивающей «кухню» девушки.
Голова модели рефлекторно дергается, когда струя красной краски касается лица...

Матерный окрик вокалиста вытаскивает гитаристов из гримерки. Группа поднимается на сцену. Головы скрыты красными масками. На гитаристах - строгие костюмы.

Перед сценой - танцовщицы, тела прикрыты короткими шортами, грудь - еще более короткими топами, дырявая сетка, по коже расползаются плавные узоры, строгие линии пентаграмм и рун, зубцы шестеренок, белые полосы костей. головы с затейливыми прическами и разноцветными дредами покрыты кровавокрасной краской.

Первые такты синтезированного минуса сливаются с ударными и гитарами. Красноголовые танцовщицы начинают извиваться. Красные маски музыкантов, красная кожа танцовщиц, бьющихся в ритме, задаваемом гитарами - все сливается в одно единое действо.

Группа становится частью зала, зал - частью группы. Они едины. Никто не прыгает со сцены, не устраивает слем, все отдаются единому ритму, подпевают словам, повторяющимся электронным эхом..

Ад!
Здесь!
Ад!
Здесь мест нет!!
В мгновения, когда одновременно гаснет стробоскоп и освещение, на телах проявляются рисунки, нанесенные ультрафиолетовыми красками, совершенно иные... Они видны лишь мгновенья, и не всегда осознаются зрителями. Но они есть. Второй смысл, подсознание изображения.

Еще никогда я не видел настолько быстрое и яркое воплощение моей идеи.

Обратно в гримерку, часть моделей смывает краску с лиц, часть идет в бар.
В гримерке готовятся хедлайнеры, уже без подтанцовки. Клавишник просит нарисовать на лице черный штрих, пересекающий глаз. Прибалтийцы, все участники четко и звонко разговаривают на нашем языке.

Гитару дополняет семплированный женский бэк, я выхожу в бар, помочь художницам спустить компрессор по многочисленным лестницам.
Do you wanna die?
В самом начале первой Матрицы, следуя совету зеленых слов со своего монитора, Нео идет с Чои и Дюжо в клуб. Там звучит микс из Продиджи и Роба Зомби, в декадентской обстановке отдыхают люди, отринувшие колониальный офисный быт и архаичные устои и понятия. Не стесняющиеся выглядеть так, как себя ощущают. Каждый индивидуален, неповторим. С того далекого момента, когда я заметил этот эпизод, я мечтал найти подобное место. Теперь - я участвую в его создании.

Release me!
Let me go...

До поезда менее часа, пора прощаться.
Вдоль платформы на выходе из зала ожидания вытянулись белоснежные скоростники семейства соколиных. В три раза дороже и быстрее. Но зачем? Мой состав левее, на соседней платформе, в нем можно выспаться. Ктому же я никуда не тороплюсь.

Впрочем, пронувшись раньше всех легко успеть привести себя в порядок и привычно выпить чаю из традиционных стаканов в подстаканниках.
Вокзалы в наших городах названны противоположно городам, впрочем это единственное сходство.
Столица встречает холодным дождем на грани снега и града. Под крышей платформы разместилась череда плакатов, обыгрывающих разницу в лексике наших городов.
Стальной рассвет распустит крылья над городом
В моих отразится глазах и умрет навсегда
И леденящей волной окатив меня холодом
Ничто не позволит согреться душе изо льда

Спуск в подземку, вестибюль в который раз поражает золотистыми мозаиками, развернувшимися в десятиметровой высоте над головой. А ведь часть станций сдесь построена еще до последней мировой войны, они служили убежищами командными пунктами.
Площадь столицы в полтора раза меньше моего родного города, но это компенсируется вдвое большим населением, а соответственно почти втрое большей плотностью населения. На четыре наших станции здесь двенадцать. Транспортный андеграунд старше нашего на двадцать лет, а центральный и нижний, быть может на десятки веков.
Впрочем, гуляя по центру и разглядывая бесчисленные двухэтажки, вытянувшиеся вдоль петляющих, кривых улочек, сложно поверить, что здесь живут, каждый своей маленькой и безграничной, короткой или вечной жизнью более десяти миллионов человек. Так же, перемещаясь по бесчисленным станциям и переходам сложно поверить, что они охватывают аналогичную, а не втрое, впятеро большую площадь...
Забавная мелочь, в отличие от вбивающих в ступор транспортных схем, реклама ускользает от внимания. Даже напрягшись, сложно прочитать больше нескольких слов, а тем более, уловить смысл, ведь его нет, этих адресов, ориентиров и мест для меня не существует. Реклама так и остается разноцветным фоном на границе восприятия.

Несмотря на свою кажущуюся уникальность, все бары похожи. а тут еще все особенности отделки сьедает знание, что это другой город. Один бар, другой. Или наоборот, все бары разные, но уникальность всего этого затмевает расположение почти в пяти сотнях миль от моего дома. Все различие меню заключается в названиях одних и тех же блюд и ценниках на одни и те же напитки. Однако же, у большинства, скорее всего иные системы оценки, нежели наличие светлого нефильтрованного, концентрация в гренках чеснока и оригинальность яичницы.

Другое дело сетевые транснациональные фастфуды и франшизы. Единый стандарт, единое оформление, разница лишь в количестве столиков. Вне зависимости от количества, в определенные часы свободных мест не найти.

Футбольные фанаты наверно одинаковы на всей нашей планете. Критическая масса из четырех-пяти человек и разум схлопывается в единое примитивное сознание. Нестройные песни фраз, примитивный ритм, полное отсутствие восприятия окружающих, если среди них нет аналогичной группы, тогда возможно слияние, поглощение, или, в случае несовпадения цвета контрольных клеток и звука контрольных фраз, агрессия. Здешний «конгломерат» бьет по глазам непривычным цветом шарфов, генетически загнанным в подкорку рефлексов. Легкое усилие над собой и стадный рефлекс погашен, задавлен туда, где его не видно, но крики и восприятие цветных шарфов продолжают запускать синапсы. Фанаты Павлова. Третья сигнальная, ксо.

Что интересно, который раз посещая этот город, который раз перемещаясь по самым разным из его ста с чем то районов, я ниразу не видел знаменитых пробок или давки в метро. Хотя я не искал.

В торце площади-сквера (или парка?), полукругом вокруг статуй детей с завязанными глазами выстроились двенадцать пороков человечества. Крайняя справа - война, в противогазе, держит в руках бомбу с маленькими стабилизаторами и боеголовкой в виде головы МиккиМауса.
Вдалеке, над домами возвышается гигантский памятник основателю моего города. Размеры подавляют даже от сюда, подойти ближе желания не возникает.
Рядом, через канал (или речку? различия в фонетике наших городов будут всплывать еще двое суток) выгнулся дугой мост, уставленный маленькими железными кустами. Несколько кустов «выросли» и на набережной и все увиты навесными замками разнообразнейших систем. Впрочем, если приглядеться, большинство типов повторяется. С той стороны моста раздаются крики и звон битого стекла, под эти звуки на кустах «расцветают» новые замки.

С ближайшего спуска к воде можно попасть на деревянную пристань, протянцвшуюся под мостом вдоль берега. Здесь настолько мелко, что неведомо откуда взявшаяся тут магазинная тележка, лежащая боком на дне, вторым боком выступает из воды.

Маленькая, хрупкая девушка держит за раздвижное, сделанное из штанги для ванной, древко, большой белый флаг с черным логотипом в середине и периодически неприметно отпивает из литровой бутыли коньяка.

Тепло приятно разливается по телу, достает до кончиков ушей и пальцев ног и стоять под мелким дождеснегом становится гораздо терпимей. К флагу, словно к маяку подтягиваются люди, различным транспортом они добрались сюда из множества городов. Время истекает и мы двигаемся к очередной станции подземки.
Пересадка, еще одна, наверх. Петляние по характерно кривым улочкам, и мы у входа. Хаос цифр меняется на билет и внутрь.

Если вчера зал пестрел красными головами, то этот напоминает аварию на некоем производстве. Причем с футуристичным уклоном и аномалиями. Большинство одеты в белые комбинезоны, меньшинство - в белые медицинские халаты. Остальные - кто во что горазд, но на всех глаз задерживается.
В торце зала - портал, драпированный белым. Скоро он откроется и наполнит нас всем, что можно или нельзя принять, переполнит и вытеснит все, не имеющее ценности, не ведущее к цели. Пришельцы через него покажут нам то, что наш примитивный разум не только не в состоянии придставить, но и темболее понять. Каждый получит и возьмет свое, у каждого своя правда, свое понимание и виденье происходящего. Все вместе мы являем полную картину мира. Мира наших душ.
я стою у самой сцены, маленькая любительница коньяка сидит у меня на шее. Удивительно, сколько же в нее влезает, после коньяка, практически залпом ней исчезла банка энергетика, добавив лишь блеска улыбающимся глазам. Затем не менее легко ушел стакан пива. Пожалуй суммарный вес этих трех напитков, я и чувствую на своей шее. Само собой, утренне-дневные поллитры колы, плукилограммы куриных крылышек и картофеля фри не всчет. Проворонив ее в собственном вагоне чувствую обязанность следить и помогать. Рядом, на чьей то шее примостилась еще одна девушка, фотообьективы ее гоглов горят зеленым. надо было взять флаг, отлично бы растянули его, прикрыв обзор сзади стоящим.
Туман портала сгущается и вот из него вырастают те, кто позвал нас, ради кого все эти люди бросили свои обыденные дела и часами, а то и днями добирались сюда.
Дым, оглушительные удары, искаженные вибрации толстых струн, голос, звучащий отовсюду и одновременно из одинокой фигуры, на коленях стоящей в центре и явившей нам свою маску без эмоций.

огромная, светящаяся разноцветными огнями фигура бьет мне в лицо фонтаном искр, практически обаженные танцовщицы скользят среди фигур на сцене, над всем этим возвышается красноглазый великан, вращающий в руках искрящиеся огненные колеса.

Здравствуйте люди!!! На б-люди
Под звуки флейты, я - маленькая клетка гигантского организма зала, прыгаю навстречу четырем красным лазерам, перекрестивнимся на моем лице, и в меня, во всех вокруг, струей бьет облако углекислоты, замораживая пот на лбу и осаждаясь в легких. Но меня здесь нет. Я не существую больше в желаниях и мыслях. Есть только флейта. И маленький организм передо мной, такая же клетка существа, рожденного порталом. Мы движемся в едином ритме, мы одно целое. Здесь нет животной похоти, глубоко запрятанной в человеческий организм его размумом, нет вообще ничего, описанного человеческим языком. Новое состояние, единение человеческих единиц в одно великое множество. Каждый это все. Момент становится вечностью, вечность же - моментальна. Понятия пространства-времени неприменимы. За потоком текста, стоит нечто, не несущее информации, передающее, обращающее все в некий новый, совершенно иной вид бытия.
Мой очаровательный мир.
Я дарю его тебе...

Миг бесконечности заканчивается, маленькие ладошки вытирают пот с моего лба. Сцена темнеет, в недоступном человеческому глазу излучении, скупо но красиво описанном как ультрафиолет, под едва слышную мелодию и тихий голос два человека показывают, что жестами можно обьяснить недоступное словам. Звук лишь дополняет движение. На лицо падает пена синтетического снега. Все взрывается последними аккордами и затихает.
Пауза, но для меня это пожалуй все. Последние силы уходят на то чтобы оторваться от единого организма и утащить за его пределы еще один.
Теперь можно прислониться к стенке и сползти на пол.
И осознать, что какое то время назад, меня не было. В кратковременную память не шла запись. Возможно подсознание тоже не подглядывало в мир и мысли, впрочем мыслей, привычного круговорота образов и мгноаенных логических цепочек и расчетов, тоже не было.
Теперь же, становится понятно, что ресурсы моего одиночного органима, с момента выгрузки из бездонного багажника девятисотого «самолета» истощились практически полностью.
И увидеть следующее выступление, кардинально иное и от того не менее ценное, я уже не в состоянии.
Жидкой компанией мы двигаемся к подземке. С каждой станцией нас все меньше. Кто-то спешит на поезд, кто-то в свой, кто-то в чужой дом. Мы - в чужой. Но его двери для нас открыты.

Фотографическая память на карты и простота расположения на этот раз не подвели, ключи подошли и найдя непривычные выключатели-шнурки мы оказываемся в просторной панельной однушке. Квартиру заполняет легкий запах гсм от скромно припаркованного на паркете у торца разложенного дивана красно-вишневого неоклассика. В тени мотоцикла примостились початые бутылки красного и белого.

В одном завидовал и завидую всем секторам массовой застройки. После стимпанкового центра, где вода идет практически самотеком, давление в местных трубах поначалу даже пугает. Кажется, открой краны до конца, и со стен полетят осколки плитки, ванная выплюнет облако молотой эмали... А пока, случайное движение сносит с полок полупустые емкости с гелями, скрабами и иными средствами личной гигиены.

Мелкий организм похоже не так сильно и устал, по крайней мере виду не подает, наверно сказывается энергетик, рассчитанный все же на взрослого человека. Впрочем при первой возможности падает в кровать и сворачивается калачиком не утруждаясь раздеться. Убеждать не в моих силах, без обуви и ладно, вытянем из под калачика второе одеяло и освоим икеевскую раскладушку. Забавно, футболка на ней смотрится платьем.
Однажды мне сказали, что у меня есть такой редкий плюс, как возможность просто спать со мной. Уютно мол. Незнаю, редко с кем могу уснуть в обнимку, хотя иногда нехватает. странное дело, последнее время засыпаю только на животе, не могу воспринимать пространство перед собой, интересно, это взаимосвязанно или нет...
Все это не о тех, кого знаешь никак не день, хотя где-то в глубине собственных микромиров, там, где сознание и прочие астральные тела цепляются за материальное тело, у нас наверное есть одна коротенькая, совершенно одинаковая цепочка нейронов, собранная в тот момент, когда в нас били углекислотой, замораживали на миг и доставали из вечности...
Я надеюсь на это, ведь тогда где нибудь по той цепочке пройдет заряд, и мы улыбнемся друг другу, ведь мы вместе были там и видели то, чего не обьяснить словами. Нужно ли тут что то еще?
Снежным утром приходит водитель зимующего комнатного мотоцикла и я узнаю, что в квартире нет ни звонка ни домофона.
Как бы он во сне случайно не обнял ее, я ручаюсь за него как за себя, но во сне человек не всегда над собой властен. А понять гостья может неправильно, неудобно получится.
Утром она тихо и незаметно исчезнет и я надеюсь, что она знала куда и зачем ей теперь надо.

Я проснулся, от шума улицы
Спокоен и непоколебим, гений мегаполиса
Мое утро наступает далеко за полдень. Оценив состояние холодильника я выбираюсь на улицу. При определенных обстоятельствах можно и не отличить окружающую действительность от собственного города, но это ненадолго.
Уже на тротуаре под ноги попадет орнамент из особенных плиток для ориентации слепых. Глаз не обнаружит в пределах досягаемости знакомых вывесок. В универсам ведут всего одни автоматические двери, никакого тамбура. Проходы между стеллажами меньше.
Глаз цепляется за каждую мелочь, мозг услужливо обьясняет, здесь мол не тут, здесь все по другому. Хотя цены те же, ассортимент разбавляют местные марки. Незнакомое пугает. По возвращении, после оценки организма принимается решение прекратить любую суету и перемещения, принять умеренно горизонтальное положение и задегустировать чай. Красное и сыр на усмотрение.
Звонок, с балкона (а тут балкон есть!) вниз летят ключи и мироздание являет девушку по имени Мышь. Легко и непринужденно она ваяет вкуснейший ужин и незаметно наступает время выдвигаться на вокзал.
всего одна пересадка и спальник уже раскатывается поверх полки, поглотившей рюкзак. Проснусь я уже в своем регионе. Путешествие во сне =)




Фотографии мои, Алексея FunnySkull, Игоря iNX.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив