Виктор Владимирович Шипунов "О том чего уж больше нет. Роман-эссе" 2018 г. — 8
zotych7 — 23.11.2024
Начало см. https://zotych7.livejournal.com/6180354.html и далее в архиве
Снова настало лето
Пришло лето и в станице все пошло по-прежнему кругу. Денис взял земли меньше обычного, быстро отсеялся и попросил у атамана землю под бахчу. Оставил хозяйство на сыновей, а себе сделал шалаш и возился с кавунами да тыкушами[32]. Первый год привез он с бахчи четыре воза арбузов, да два тыкв. Скажу сразу, что в последующие годы урожаи только росли и в последствии пять возов арбузов стало нормой.
Мелкие, размером с кулак или чуть больше, он бил кулаком и если арбуз был хорош, то ел его сидя на скамеечке возле арбузного бурта. А какой не нравился - кидал свиньям. Очень досаждали куры, коих развелось штук двести. Денис их не любил и держал под рукой две-три палки, больше напоминавшие биты в городках. Когда куры залазили на бурт с ячменем и начинали его «громадить» лапами, он прицеливался и метал в них палку и когда попадал, то курица шла в суп.
Такие проделки не нравились его жене, и она глухо ворчала. Но и она, в свою очередь, делала то, что Денису не нравилось. Она потихоньку таскала самые крупные арбузы и прятала их над хлевом на чердаке. Чердак над хлевом, совмещенным с конюшней, намеренно сделали высоким и затаскивали туда корма. Над каждой кормушкой у коровы или лошади была дыра, в которую сгребали корм два раза в день. Просто рукой: раз-два и готово.
Так бывало уж на новый год, а то и позднее, Денис находил там арбузы, иные сгнившие и попортившие овес или ячмень, иные вполне съедобные. Но, пожалуй, это были единственные разногласия между ними.
С тыквами Денис проделывал следующее: выбирал пару десятков слегка недозрелых, но самых крупных, срезал их и обмазывал коровьим навозом. Когда навоз высыхал - повторял эту операцию. А потом убирал их в погреб. Там они хранились до следующего года, пока на бахче не появлялись небольшие тыквы нового урожая.
Тогда он привозил на поле прошлогодние, законсервированные тыквы, вырезал у них хвостик, а потом, не срывая, вырезал хвостик у молодой тыквы. После этого вставлял этот хвостик в старую тыкву и снова обмазывал коровьим навозом. Почти все такие привитые тыквы приживались и снова начинали расти.
Уже на второй год, занимаясь бахчей, он выиграл в Ставрополе на сельскохозяйственном конкурсе приз за самую большую тыкву. Тыква приближалась по весу к самому Денису и весила около семидесяти килограмм, но и без взвешивания она производила большое впечатление. А когда он рассказал, как он добился такого результата, два агронома, руководившие выставкой ему не поверили. Но премию в сто пятьдесят рублей он все же получил.
Впрочем, агрономы записали его имя, и из какой он станицы, и через неделю, по окончании выставки, разыскали его. Денис охотно показал весь процесс, а после они объявили, что напишут о нем в научном журнале, на что Денис дал свое согласие.
Дуги
Тихан работал как бешеный. Он вообще всегда торопился жить и часто принимал плохо обдуманные решения. Теперь им двигала мысль о скором отделении. В период затишья в полевых работах он подрядился изготовить двадцать дуг для конной упряжи, благо подходящего лесу лежал дома целый штабель. Позвал он в помощь Илью.
Если Тихан слыл лошадником, то Илья был столяром, по крайней мере, по местным станичным меркам, и, вообще, дерево его «слушалось». Заготовили они лесины без сучков и заспорили: как гнуть.
- Распарить в кипятке, а уж потом гнуть, - настаивал Илья.
- Так мы одну дугу в день делать будем, - ответил ему Тихан. – это каждый раз, сколько воды кипятить, да и ворот у нас один.
- Слушай брат, не зря тебе по двенадцать рублей за дугу платят.
- Сейчас вот в ту развилку ореха всуну конец, а на другой - налягу, а ты, как согнется дугой, веревкой ее стянешь. А потом закруткой согнем как надо.
И столько уверенности было в его словах, что Илья уступил. Сделали так с первой лесиной, вроде вышло хорошо, хотя и скрипела она, и шла тяжело. Но вот как этот импровизированный лук снять с ореха, ведь пока дуга там висит вторую на этом же месте никак не согнуть.
Стали второй веревкой по другую сторону от ствола ореха стягивать. Вроде получилось, и закрутка держала. Илья дугу держал за середину, а Тихан начал раскручивать первую веревку. Раскрутил и начал стягивать, тут новая закрутка соскочила под действием согнутой лесины, веревка хлестанула Илью по рукам, а лесина не зажатым концом вдарила Тихану прямо в грудь…
Очнулся он на четвертые сутки. К тому времени у него дважды побывал фельдшер и две знахарки из местных. Денис денег не жалел. Поднялся Тихан на ноги только к осени, проболев два с половиной месяца. Его срочный заказ выполнили Денис с Ильей.
- Я думал, что тебя убило, - сказал ему после Илья.
Отец хотел отдать Тихану деньги, но тот махнул рукой:
- Оставьте себе, батюшка, я и так вас ввел в расходы, и в поле не подсобил, да и заказ этот не я делал. Так что если Илье отдадите, и то справедливо будет.
С того случая у Тихана осталась на грудной кости изрядная вмятина и в силе он заметно потерял. Фельдшер говорил, что это грудина лопнула от такого удара. После этого Тихан стал попивать водочку, чем дальше, тем больше.
Пчелы
Были в Темнолесской и пчеловоды. Никто их не считал, но так примерно, несколько десятков человек имели свои пасеки. Самая большая была у деда Семена, который жил на одной улице с Осыченко, и даже на одной стороне, только подальше, выше по течению речки. Место у него было удобное для пчел, они летали прямо за речку на луга и в рощу, где росли липы, акации и другие медоносные деревья.
Семен слыл большим авторитетом во всех пчелиных областях. А еще он охотно привечал детей с половины улицы и часто угощал медком. Ульев у него было, штук шестьдесят, и по этой причине, а также потому, что жил он в подходящем для пчел месте, где пчелам была работа все лето, в поле он свои ульи не вывозил.
Почти все остальные пасечники на лето вывозили своих пчел к цветущим полям гречихи, ближе к бахчам, полям люцерны или клеверным лугам. С владельцами бахчей договориться было легко, они охотно пускали пчеловодов, так как видели в том пользу для себя. Все остальные медоносные места были на землях помещика, который занимался кормовыми травами и гречихой.
Но и с управляющим помещика легко находили общий язык. Своих пчел у помещика не было, а никто лучше пчел не может опылять поля. Так что ульи перевозили с места на место раза три за лето. Пасеки не давали настоящего дохода, так что почти все пасечники были люди пожилые, отработавшие свое, и жившие со своими взрослыми сыновьями, которые и были основными работниками.
Не смотря на доброту деда Семена и всеобщую детскую любовь, однажды два подростка Серега и Лаврушка решили его обнести[33]. Сами они очень интересовались пчелами и много раз пользовались добротой деда Семена. Но оба были неумехами и торопыгами, так что когда полезли в первый улик, все стали делать неправильно, расшурудили пчел и те их начали покусывать. От одного из укусов, Лаврушка уронил вынутую из улья рамку с сотами. Брякнулась она о землю и десяток пчел, перепуганных от удара, кинулись искать виновных. Понятно, что виновными оказались оба приятеля и весь рой набросился на них. Они плясали, махали руками и даже пришлепнули с десяток пчел. Среди пчел пошла паника. В итоге, жалили их несколько сотен пчел.
Неизвестно, чем бы все кончилось, но пасечник увидел в окно эту пляску, выбежал, как был в исподнем и, увлекая пацанов за собой, сиганул с обрыва в речку. Там они все трое спасались целый час, пока пчелы не успокоились. После получили они от деда по крепкому подзатыльнику и были изгнаны с позором. Жаловаться он на них не пошел и даже их родителям ничего не сказал.
Тогда оба приятеля начали бортничать: искать в Темном лесу, рядом с Темнолесской, диких пчел. Один или два раза они нашли пчелиные гнезда в дуплах деревьев. Наверное, им повезло, и у них получилось их окурить дымом и добыть с полцибарки меду. Так все свободное время в течении двух летних месяцев они ходили в лес и искали новые пчелиные гнезда. Но таковых было немного. И вот однажды Лаврушка, найдя пчелиное гнездо, объявил его своим.
Серега обиделся и когда Лаврушка влез на дерево, а гнездо было в метрах четырех-пяти над землей, кинул внутрь гнезда камушек с орех величиной. Последствия не заставили себя ждать: десятки разъяренных пчел вцепились в Лаврушку, в лицо, руки и босые ноги. Отбиваться ему было нечем, и изжаленный он сорвался вниз. Но пчелы не оставили его в покое и Лаврушка кинулся бежать. Помнил он, что рядом, на опушке видел копенку сена и понеся к ней.
Сергей недолго радовался – нашлись пчелы и для него. Так что через полминуты он уже несся вслед за приятелем. Изрядно покусанные они часа два сидели в сене и бранили друг друга. Своей вины Серега признавать не хотел. Но вроде как, помирившись, они отправились по домам.
Через какое-то время нашел Лаврушка осиное гнездо. Было оно в сотне саженей от Холодного ручья, что тек от Поповой караулки. И вот он объявил приятелю, на которого отрастил огромный клык, что, мол, нашел гнездо, и оно его. Пришли они гнездо смотреть: не понял Серега, что это не пчелиное гнездо, и полез за медом.
Он тоже слетел с дерева кувырком, но дело приняло совсем нехороший оборот. Ос оказалось много, слишком многого, и все они кинулись на Сергея. Лаврушка, заранее отбежавший в сторону, и поэтому не подвергшийся нападению, сперва потешался, а потом испугался. Он побежал к ручью и стал звать за собой почти ничего не видевшего приятеля. Вроде и расстояние было не велико, но пока они таким способом добрались до воды и окунулись с головой, на Серегу было страшно смотреть.
Осы долго караулили их, и хлопцам пришлось нырять по течению ручья метров двести, пока они от них не отстали. А вода в ручье была ледяная, по крайней мере, так казалось после летней жары. Так что после этого приключения пришлось им идти домой. По дороге они обсохли, но покусы Сергея стали просто ужасными, лицо и руки сильно отекли.
А когда пришли домой, история эта вышла наружу и стали они всеобщим посмешищем. Лаврушке от отца попало по одному месту. Отец сразу догадался, что его сын сознательно подставил приятеля, так как сам учил его отличать осиные и пчелиные гнезда.
Приятели не разговаривали с полгода, а после как-то незаметно помирились.
Мальчика украли
Осенью Тиша получил место под усадьбу. Фактически место выбирала его жена, которая после болезни мужа приобрела дополнительную власть в их семье. Дом выстроили большой, с амбаром и хлевом.
Денис отдал Тише две недавно купленные коровы, серую пару и пару молодых быков, двух братьев, родившихся от одной коровы с разницей в один год. Дела по-прежнему вели вместе. Денис долго сравнивал двух младших сыновей и думал, кого отделять, а с кем остаться. Сначала ему нравилась идея остаться с Петром, но и раньше в нем проскакивали подленькие черты, а после женитьбы стало и того хуже. Жадный и злой характер невестки не нравился Денису, не по его это было. Он привык жить по-хорошему со всеми, открыто и широко. В кого пошел младший сын – ему было не понятно. В конце концов, он решил, что если Петр сам не попросит раньше, то как исполнится ему двадцать пять лет, так сам отделит его.
В усадьбе теперь управлял Илья, а Денис делал много мелкой и посильной работы, на которую уходила прорва времени. Приезжал Илья на захлюстаных[34] конях с порванными и, кое-как в дороге, связанными постромками, ужинал и падал спать. Наутро кони оказывались в конюшне, кормленные и вычищенные, а постромки починенными…
И так повелось год за годом. На пятую осень на аукционе в Ставрополе делянки торговал Илья. Тихан, как старший пытался вмешиваться, но Денис его остановил:
- Он хозяин в усадьбе и дела ведет лучше моего. Видишь, я не вмешиваюсь, и ты потерпи.
После аукциона начали возить на базар в Барсуки излишки картошки, которой в станице уродилось много. Илья вместо Тимки стал запрягать Мальчика, а Тихан ездил на своей паре. Мальчик стал ладным донцом, со строевыми статями, но годный и для упряжи. А с Тимкой они не поладили и пары из них не вышло. Тимка невзлюбил Мальчика, и пришлось ставить их в дальние стойла, чтобы Тимка не покусывал молодого коня.
Торговля шла хорошо, но с Тиханом творилось неладное. Приохотился он к водке. Не то чтобы он напивался, но без маленькой не обходилась ни одна поездка. Правда пил он, как расторговывались, и всю дорогу обратно песни играл, и обид от него никому не было. Но Илья помнил другого Тихана и этот, новый старший брат, не шел, ни в какое сравнение с прежним.
Но однажды, торговля пошла не важно, и пришлось ночевать, чтобы на другой день распродаться. Тихан сходил, принес булок, лимонаду и маленькую сахарную головку, заместо[35] конфет, для Ильи и крендели для себя, которые он очень любил. Сахарные головки, то есть целый кусок сахару, очень твердого и отливавшего голубизной, были в ходу. Кусковой сахар клали в чай и пили внакладку, или вприкуску, при этом кололи головку на куски. Из сумки он извлек большую, литровую, бутылку беленькой. Не спрашивая, ведь он был старшим, он откупорил водку и стал напиваться прямо из горлышка, по два-три глотка за раз, закусывая и смакуя и водку, и крендели.
- Тиша не пей, - тут цыгане по базару шарят, не ровён час покрадут коней.
- Сегодня ты за конями смотришь, - нехорошо улыбнувшись, ответил Тихан.
К полуночи он дососал всю водку и отключился.
Илья, уставший не меньше него, долго боролся со сном. В конце концов, усталость взяла свое и он, намотав, предварительно, поводья на руку до самого плеча присел. Очнулся он, а поводья перерезаны, Мальчика нет, но Серко и Глашка на месте. Позади Глашки на земле лужа запекшейся крови, но никаких следов тела.
Тихан спал все так же, а рядом лежала пустая водошная бутылка. Илья осмотрел задние копыта Глашки: правое было в крови. Стал будить брата, но так и не смог добудиться. Пришлось оставить все как есть, и звать городового.
Полицейский не заставил себя долго ждать: из темноты вынырнула фуражка и шинель. Илья повел его к месту ночлега, объясняя и о краже, и о луже крови.
- Сейчас посмотрим молодой, человек, посмотрим, составим протокол…
Полицейский описал все в протоколе, записал имена пострадавшей стороны и приметы пропавшей лошади. Тихана полицейский разбудил с трудом, а при виде водочной бутылки неодобрительно поморщился. Его мнение совпало с тем, что предположил Илья: вор срезал поводья и хотел увести всех трех лошадей, но кобыла лягнула его копытом и разбила, а может и сломала, ему то ли ногу то ли ребра, и он взял того коня, что был с краю и искалеченный уехал на нем.
По факту кражи завели дело и уголовный розыск заработал. Через неделю обнаружили труп предполагаемого похитителя, цыгана, во всяком случае, доктор утверждал, что его колено раздроблено конским копытом. А после началось заражение, и от антонова огня[36] он и помер. Но Мальчика при нем уже не было.
Примерно через месяц, когда Тихан с Ильей уже собирались на зиму перебираться в лес, на новую делянку, завернул к ним на двор дед Игнат, тот самый с которым Илья в Барсуки ездил, увидал Илью, подозвал и говорит:
- Я сейчас из Ставрополя, так на базаре, вроде, твой Мальчик продается. Только он, да и не он. Если бы я уверен был я бы сразу в полицию пошел.
- А что не так, почему сомневаешься?
- Да так-то очень похож, но худющий, и шишка на левом боку - с кулак.
- Прямо на ребре?
- Да.
- Так это точно Мальчик: в позапрошлом годе, его в лесу бревном садануло, так фельдшер сказывал - ребро поломалось, а срослось с шишкой, костяной нарост там. А видно только когда исхудает, а так только нащупать можно.
Сказали, Денису, кинулись к атаману, запрягли пару серых, и вчетвером понеслись в Ставрополь. К ночи были в полиции. Атаман поднял шум, а по такому случаю был он в мундире полковника и при регалиях. Подняли ранее заведенное дело, и Игнат повел всех на базар. Конь был все еще там. Двое полицейских забрали продавца в участок и там допросили его. По его словам он недавно купил коня у цыгана, не дорого всего за семьдесят рублей, то есть за полцены.
Станичники дружно опознали Мальчика. Дежурный сержант хотел лично убедиться, что это тот самый конь и предложил владельцу позвать коня к себе. Едва только Илья позвал коня по имени, тот заржал и пошел к нему, пока не уткнулся носом в грудь.
Составили протокол, и коня вернули. Задержанного решили подержать пока утром офицеры не придут, а пока проверяли его по картотеке.
- Что с ним будет? - поинтересовался Денис.
- Если за ним таких делишек не водилось, то так отпустят, он уже пострадал, потерял деньги, которые не возвратить. А если он не в первый раз - то штраф или принудительные работы месяца на три, дороги будет ремонтировать. Ну а ежели он злостный и за ним несколько темных дел, то год или два каторги впаяют. Но я думаю, что он не врет: так все и было, как он говорит, и он тоже пострадал.
Ногаец
Продал Илья, с согласия Дениса, старых быков, хороши были, но уж состарились совсем.
- А где других думаешь покупать? – спросил Денис.
- Думаю поехать на Черкесск, - там, люди сказывают, базар дешевый. Горцы много скота нагнали. У нас еще осень, а у них ранняя зима легла, говорят в горах снега по пояс и выше, целые деревни заметает.
- Ты там поосторожнее, если грабить будут – хрен с ними с деньгами, пусть забирают.
- Хорошо, - сказал Илья, - но после того как положил пачку денег за пазуху, дождался, когда отец отвернется, и сунул за голенище здоровый ножик.
Момент для поездки был очень неудачный, Тимка разбил копыто, и ездить на нем было нельзя недели две, а Мальчик числился украденным. Тихан нанялся к богатому человеку возить на своих конях товар и дома почти не бывал. А отец последнее время часто прибаливал.
Пошел Илья пешком, вышел напрямки к Извещательному и двинул в сторону Черкесска. Стало темнеть, а дорога пустая, ни в ту, ни в другую сторону, ни одной подводы. А Илья рассчитывал, что кто-то его подвезет…
Притомился он, присел, достал пирог и перекусил маленько. И вдруг слышит скрип. Ближе, еще ближе. Поднялся на ноги глядь, а в сторону Черкесска арба едет. Самая натуральная на высоких колесах. Он аж рот от удивления открыл, и никак не сообразит: проситься, что бы подвезли, или нет. Ведь арба означает, что хозяин горец, а это не лучшая компания, тем более ночью.
Подъезжает арба, а она груженая досками и предлинными - метра по три, свешиваются и вперед, и назад, а увязана кое-как. А тянет ту арбу пара вполне приличных быков. Быки транспорт медленный, едва быстрее человека идут, но все же лучше, чем свои ноги бить. А Илья еще не решил проситься на ту арбу или нет. И тут возница издал гортанный вопль, и арба стала.
- Знаком! – раздалось сверху, может тебе со мной в одну сторону? Мне помощь нужна.
- Мне в Черкесск надо, - отвечал Илья.
- Залезай, знаком! – уже веселым голосом пригласили сверху, - я тоже в Черкесск еду. Вместе поедем, а ты мне мало помогай!
Забрался Илья наверх и определил, что возница ногаец молодой, не высокий, с длиннющим кинжалом на поясе, ножны все в серебре, не простой, значит. Покосился Илья на кинжал и мысленно прикинул, как сподручнее за ножом потянуться, если что. А ногаец сбивчиво, путая и коверкая слова, стал объяснять - какая помощь нужна.
Тут до Ильи дошло, что туго ногайцу приходится с этими досками. Арба повозка двухколесная и сильно может наклоняться и вперед, и назад. А доски почти не закреплены и так и норовят перевесить то вперед, если едешь под гору, то назад, если на гору. В общем, возница замучился, ведь ему еще надо быкам кричать Цоб, Цобе, или что они там кричат по-своему.
Дорога пошла в гору.
- Знаком, полезай вперед, - попросил горец.
Илья и сам уже все понял и был на полпути. Сел на самый край досок, руками придерживая их от расползания. Преодолели подъем:
- Знаком, полезай назад.
И дорога пошла вниз. Так лазил Илья из конца в конец всю ночь. А сам думал, когда же он на ночлег остановится. Ночлег, как ему представлялось, и был самым опасным моментом. Но они ехали и ехали, а едва рассвело, ногаец достал припасы и предложил угощаться.
- Не, спасибо, - отвечал Илья, - у меня свои есть.
Так они позавтракали, а быки идут и идут, а арба катится и катится.
Тут ногаец объясняет, мол, останавливаться времени нет спешит он очень, так и будем до самого Черкесска ехать. Вздохнул Илья с облегчением: значит, без ночлега обойдемся. Ехали они целый день, и к вечеру показался Черкесск.
- Ну вот, знаком, - говорит горец, почти приехали. Ты мне крепко помогай, хорошо. Только скажу тебе - лезь, а ты уже там, где надо.
- И тебе спасибо, все ноги мне не бить, довез.
- А ведь ты, знаком, боишься меня, - горец лукаво улыбнулся. Все на кинжал смотришь.
- Есть маленько, но это осторожность, а бояться мне не с чего, - Илья вынул свой здоровый ножик из-за голенища.
Правда, в сравнении с кинжалом он казался не сильно большим. Оба попутчика посмеялись над этой ситуацией, и Илья спрятал нож.
- Будь здоров, знаком, сказал горец, мне туда, - и он махнул рукой, - я почти дома. А базар там, - он снова махнул рукой.
Хитрец догадался о цели поездки своего русского попутчика. Расстались они почти друзьями. Базар Илья нашел быстро, и там торговали круглыми сутками, если тебе интересен товар, то хозяина можно было разбудить, и он на то не пенял. Лучше скорее распродаться, чем покупателей отпугивать.
Весьма скоро он нашел подходящую пару двухлетних бычков, за умеренную цену в семьдесят пять рублей, и сразу же двинул в обратный путь. Как-то не по себе ему было среди многочисленных горцев. Выйдя километра три за город, он свернул в сторону, отошел подальше от дороги и заночевал. Домой добрался за двое суток без приключений.
А на следующее лето был он с отцом в Ставрополе, как вдруг на улице к нему подошли пятеро горцев.
- Знаком! Ты меня узнаешь? – спросил один из них.
Илья стал приглядываться, но горцы были, как на одно лицо и одеты похоже.
- Нет, не узнаю, - отвечал он.
- Ааа! Знаком, это точно ты! Ты мне помогал доски везти! Только скажу лезь, а ты уже там…
- Да, вспомнил, - отвечал Илья.
- Ай, знаком, как ты мне хорошо помогай! – обрадовался ногаец. – Это мои братья, идем с нами - мы идем кушать, и водка пить.
Отказаться Илье не удалось, и ногаец их угостил хорошим обедом и шкаликом водки. Когда примерно через час они расстались совсем уж друзьями, Денис предупредил сына:
- Смотри не обольщайся, попадешь к ним в лапы в горах, так живо кишки выпустят. Дикари они: не зря царь их в армию не берет, не доверяет.
В лесу
Денис в лесу больше не работал, только приезжал раз в два-три дня, привозил продукты и известия. Трое братьев работали сами. В лесу главным был молчаливо признан Тихан. На делянке водкой не торговали и поэтому он почти, что был прежним Тиханом. Но где-то там, в глубине водка, ее жажда, точила его из нутрии. Появились новые замашки и привычки, которые лезли из него помимо его воли и желания.
В очередной раз собрались в Ставрополь – уголь продавать. Тихан держал мешки, а Илья насыпал, здоровым самодельным совком, вмещавшем не меньше трех подборных лопат. Илья сыпал, а Тихан отставлял в сторону. Двадцать четыре мешка на серую пару и пятнадцать на Тимку. Постояли, отдышались и тут Тихан пошел по кругу все мешки утрухивать.
- Что ты делаешь? – спросил Илья.
- Ты ведь любишь булки сладкие, лимонад, да сахарную головку? А с чего я это тебе куплю, а с чего себе возьму крендельки и маленькую?
- Но мы же продадим уголь…
- Да ты парень простой! Я же должен отцу денег отдать по счету.
- А как он узнает сколько ты наторговал?
- Ты, вроде дольше меня в школу ходил, а про арифметику, что не слыхал? Приедем, он спросит: почем торговали за мерку, а сколько мерок влазит, он не хуже нас тобой знает. Перемножит в уме, а считать он мастер, вот и готова сумма. А для верности еще у кого из соседей-углежогов спросит: почем торговали нынче углем – это для проверки. А теперь досыпай в каждый мешок, да еще один на серую пару закинем и два на Тимку, он сдюжит.
В Тихане проснулась воровская жилка, и он нашел способ обманывать отца. А Тимка и, правда, возил по восемнадцать мешков, да и в санях он был один. Так что выходило, что работал он за двоих. Правда, Тихан корма для него не жалел, сыпал так что весь овес Тимка не поедал. Все его прогнозы насчет этого коня, высказанные им при покупке более чем оправдались. Это был уникальный конь.
Илья молчал о проделках брата, не хотел ссор и разногласий, о чем потом очень сожалел. Это продолжалось почти всю зиму. В Ставрополе, едва распродавались, Тихан покупал Илье то, что ему нравилось, а себе крендели и водку. Но начиная с января, он перешел на полулитровую бутылку, мотивируя тем, что зима стала злее, и он в дороге немного согреется спиртным.
Илья сразу вспомнил, что где-то это уже слышал: случай с Серафимом сразу пришел ему на ум. И вот однажды, Тихан незаметно принес и сунул под полсть в свою телегу еще пару бутылок водки, кроме той обычной бутылки, что Илья увидел. Поехали домой, стали спускаться под татарскую гору. Для тех, кто не имеет возможности проехать по этой дороге, образно скажу так: этот серпантин идет по тридцатиградусному склону и очень напоминает военно-грузинскую дорогу в миниатюре.
Илья ехал на Тимке первым, и ему было невдомек, что Тихан выбросил первую бутылку и принялся за вторую. Вторую он просто уронил в сани, и принялся за третью. Дело было уже в середине весны. Снег всюду стаял, но дорога с толстым слоем прибитого снега возвышалась местами на метр, над обычным своим уровнем.
В конце горы, перед последним поворотом, Тихан решил подхлестнуть лошадок. Он уже плохо понимал, где находится. Что-то взбрело в его пьяную голову, но его сани вдруг обошли сани Ильи и понеслись вниз. Он не вписался в поворот, и сани слетели с дороги на черную землю. Удар был так силен, что постромки оборвались, и Глашка с Серко пронеслись еще добрую сотню метров, прежде чем стали, в санях был разбит полоз, а Тихана выкинуло из саней на землю.
Илья, перепуганный таким поворотом событий, подъехал ближе, намотал поводья в натяг на сани и подбежал к Тихану. Тот был ушиблен, но на удивление, не сильно. При помощи брата он встал, и они дошли до саней, куда Илья его и уложил. Потом он подошел и взял поводья серой пары. Их он привязал позади саней. Затем перетащил все, что было в разбитых санях в свои, и, таким образом обнаружил, что Тихан выпил не одну бутылку водки.
Поднялся Тихан через два дня. Видно пьяное тело не осознавало происходящего и летело, пока не шлепнувшись мягко о землю. Так или иначе, ему сильно повезло. Полу разбитые сани привезли на другой день. Денис пытался говорить с Тиханом, но безрезультатно, ходил атаману советоваться, но, формально, Тихан не был, ни в чем, виноват. После этого случая Денис официально объявил главным во всех делах Илью, старшему сыну он более не доверял.
А летом и Петр, запросил отделения. Денис, согласился сразу, и выделил ему такую же долю, что и старшему брату, но денег дал мало. Он считал, что Петр сделал для семьи много меньше, чем Тихан. По осени поставили дом, и Петр переселился. Так что Илья остался хозяином в отцовской усадьбе. Еще три года он брал делянки под углежогство, но выбирал подешевле, так как на родных братьев уже не рассчитывал. Помогал ему двоюродный брат Владимир, который хотел немного заработать. А когда и он, через три зимы сказал довольно, то Илья прекратил это занятие.
Но оно бы прекратилось и так: на пороге была первая мировая война.
Разновидности и особенности металлопроката 
Искусство ловли в коряжнике: стратегия тактильного контакта 
Успешный запуск марсианской миссии Blue Origin New Glenn - Rocket Lab NASA 
Тренировочная средняя бронеединица 
Антидот. 
Тринадцать законов фортуны 
Об индоктринации 
Жить стало лучше 
кризис карательной психиатрии в ЛР 
