
Выхожу из шкафа...

...точнее выползаю из-под вороха всякого-разного, обречённого перед Песахом на операцию «выкинтош».
Хороши всё-таки наши праздники жестоковыйные — разгрести завалы перед Песахом — это святое, и никаких «а вдруг пригодится?»
Для Плюшкиных, вроде меня, эта обязаловка — чистое спасение. Потому что всё равно «а вдруг...» по сусекам прячется, характер не пропьёшь, но всё-таки масштабы далеко уже не те, что могли бы быть.
Ну, например, как можно было выкинуть вот эту косую позабытую тунику фирмы «непомнюнафиккуплено», если она так чудно подошла к чёрным штанам шириною с Чёрно море, любимого фасончика «две юбки — по одной на каждую ногу»?

Кстати, к ней нашлись бусики из кораллов-булыжников, тоже купленные в незапамятные времена, то ли у бедуинов, то ли у очередного Шмулика и, к счастью, стильно (и предусмотрительно) замотанные проволокой, а посему, не рассыпанные до сих пор одной шустрой и обожаемой внученькой по прозвищу Абу-Незек (это арабская такая шуточка — про тех, у кого всё в руках ломается, произносится с восклицательным знаком: Абу-Незек! — отец ущерба!).

А вообще-то это была присказка — сказка впереди.
Почти десять лет назад, в декабре 2011, мне пришлось срочно, с сегодня на сегодня вылетать в Одессу. Шустрая моя матушка туда отправилась из Луцка в Филатовскую клинику, а вместо этого попала в инфекционную больницу с сильнейшим пищевым отравлением.
Мне позвонили, когда мама была уже на пути в реанимацию, и вылетала я, смутно себе представляя, что меня ждёт и когда я смогу вернуться обратно. Билет, впервые в израильской жизни покупала не по телефону-интернету, а прямо в аэропорту, в кассе украинских авиалиний. Обратный билет с открытой датой мне почему-то продавать отказались, и я (опять впервые в жизни) купила билет в один конец, безропотно подписав бумагу о том, что не буду иметь претензий, если меня из Одессы в тот же день завернут обратно.
К счастью, весёлые одесские пограничники не заподозрили меня в коварном намерении нелегально остаться в Украине гастарбайтершей, а вовсе наоборот — помогли среди ночи, пока я не обзавелась местной сим-картой, по своему матюгальнику заказать такси до улицы Пастера, где находилась больница.
Две незабываемые недели в огромной, как актовый зал, палате старинного здания инфекционки, ещё ждут своего времени, чтобы облечься в отдельный рассказ, а здесь скажу коротко: маму с того света вытащили — это раз. Узнав, что перед поездкой она всего-навсего полакомилась оставшимся с 89-го дня рождения кремовым тортиком, который перед этим неделю простоял на подоконнике над горячей батареей (в холодильнике места не было — а что? тортик же дорогой, на заказ сделанный...), я поняла, что дальше мама одна дома оставаться не может — это два. И три — приняла волевое решение не таскаться туда-сюда, а лететь с мамой в Израиль вместе прямо сейчас из Одессы после выписки, а там уже будем решать проблемы с её легализацией на месте, по мере их поступления.
Жила я почти всё это время с мамой в больнице. Вайфая там не было. Купленная сдуру местная симка моим телефоном не читалась. Мамин мобильник еле фурычил. Надо было по старинке идти в кассу за билетами. И когда племяшка прислала мне курьерской почтой мамин загранпаспорт, я отправилась на поиски кассы. В аэропорт ехать не хотелось. В том отделении, где я получила заказное письмо с паспортом, присоветовали пойти в ближайшее турагентство — тут рядышком. Такси? Солнце! (там почему-то так обращались к дамам: «солнце!») какое такси — ты шо миллионерша? Тут две остановки на трамвае! А там квартал пройти (я, кстати, так и не поняла эту единицу длины «квартал»...) до торгового центра «Меридиан» — такую приличную даму любой проводит!
«Любого», готового меня проводить, я начала высматривать уже в трамвае, но озирающуюся меня высмотрели раньше.
— Солнце! — участливо спросила меня неопределяемого возраста дама в песцовой шапке, брезентовой куртке «US Army» и в ослепительно-розовых кроссовках, — ты шото ищешь? Так надо ж спросить — а то, как я узнаю, шо тебе надо?
— Торговый центр «Меридиан»! — поделилась я.
— Так нам же по пути — а она молчит! — то ли восхитилась, то ли возмутилась Песцовая шапка, — вылазь, пока не проспали! Мне тоже надо в секонд-хенд!
— Мне не надо в секонд-хенд... — запротестовала было я.
Песцовая критически оглядела мою чёрную израильскую курточку и серую кепочку:
— Как это не надо? Гардеробчик надо обновлять регулярно! И не слушай глупостев, если хто тебе шо скажет за возраст — ты на свои годы не выглядишь ни капельки!
— А какие мои годы? — заинтересовалась я, моментально забыв про покупку билета и даже заговорив зачем-то с одесскими интонациями.
— Неважно! — безапелляционно отрезала песцовая, — ты всё равно на них не выглядишь — это я тебе говорю! — и двинулась наперерез через трамвайные пути, — за мной!
— Эй! — запаниковала я, — переход — там!
— Не смеши людей! — отрезала моя провожатая и объяснила снисходительно, как неразумному ребёнку, — зачем тебе там, если нам нужно тут!
— Трамвай едет! — заорала я.
— Ну так объедет, — невозмутимо ответили мне, и трамвай, гневно
дилинькая, остановился у Песцовой перед носом.
Она тоже остановилась и с лёгким (ну совсем лёгким) раздражёнием
позвала:
— Солнце, ну, ты идёшь, нет? Или я тут должна остаться на рэльсах и делать Анну Карэнину?
Вагоновожатый и пассажиры, похоже, тоже имели, что нам сказать, но, к счастью, я их не слышала.
Мы вышли к «Меридиану», и меня снова, не спрашивая, вознамерились вести в направлении секонд-хэнда.
— Я извиняюсь, — как можно решительнее сказала я доброй женщине, — но мне всё-таки не нужен секонд-хенд! Может, вы случайно знаете, где здесь турбюро?
— Скажите, пожалуйста! — изумилась она, — ей среди зимы нужно турбюро, вместо тёплые ботинки! Интересуюсь спросить, и куда это мы собрались — до Парижу? Или сразу в Милан — на шопинг? Или это секрет? Нет, если это секрет...
— Это не секрет! — почти закричала я, чувствуя, что иначе Шахерезада не прекратит дозволенные речи, — мне нужно два билета в Израиль! Мне и больной маме — срочно!
— Ой, солнце! — она почти воздела руки к небу, — прости, я ж не
знала! Я теперь извиняю твой вид — бедный и бледный. Шоб лечить
твою маму в Израиле таки стоило продать последние штаны!
...Но ты не волнуйся — у меня знакомая кассирша в секонд-хенде. У
неё есть заначка для бедных — приличные вещи по пять гривен — шоб я
так жила! Мы тебя оденем, как куколку — полетишь в Израиль
гранд-дамой, шоб не стыдно было за Одессу!
— Мне и так не стыдно! — почти застонала я, — и я не бедная! Я в Израиле — живу! И работаю!
— Ах, вот оно шо! — скорбно вздохнула несостоявшаяся благодетельница, — нет, вы посмотрите на эту цацу — фу ты, ну ты! Если она с Израиля, так ей уже сразу не нужен секонд-хенд! Можно подумать, шо у вас в Израиле так-таки никто и не покупает в секонд-хенде! А у меня там, между прочим, бывшая жена родного племянника! И я имею совсем другие сведения!
Она перевела, наконец, дух, и я воспользовалась образовавшейся паузой:
— Я! Не! Цаца! И я! Покупаю! В секонд-хенде! Когда! Мне! Нужно! Но сейчас! Мне! Нужны! Билеты! Домой!
— Ну и зачем кричать? — сказала Песцовая шапка неожиданно примирительно, — кричит, вместо сразу сказать, шо она хочет... То турбюро в «Меридиане» уже неделю закрыто, а тебе надо — видишь вокзал? — там рядышком кассы, какие хочешь, хоть на самолёт, хоть на ледокол — объяснить, как пройти? Нет, лучше я тебя сама провожу — ты ж трохи малахольная, заблудишься одна — у вас в Израиле все такие? А в секонд-хенд мы с тобой потом успеем...
А к чему я это вспомнила? К тому, что разбирая свой гранж-винтаж-обшарпэ, нашла несколько чудных вещей именно из секонд-хенда — правда, не из одесского, от одесского мне удалось отбиться, доходчиво объяснив, что мама в больнице уже два часа одна и волнуется, а мама «то святое» — согласилась моя благодетельница.
Но одна тюлевая накидушка таки с Украины — ни на что не променяю, пока на ниточки не рассыплется.

А это платьишко от дежурного Шмулика, который иногда торгует прямо с пикапчика на площади перед старым Машбиром — люблю-обожаю! — и надеюсь, что его не разорил карантин, и пикапчик скоро займёт своё привычное место.

Так что если встретите в Одессе добрую женщину в ослепительно-розовых кроссовках, передайте ей, пожалуйста, что я — не цаца! И я покупаю в секонд-хенде! И не слушаю глупостев, если кто мне шо скажет за возраст! И вообще:
— Солнце! Я тебя помню!
|
</> |