Вещица

Мадам Берг была в этом салоне постоянной покупательницей. Ей нравился запах дорогого белья, почтительные приказчики и две умелые мастерицы, которые ловко снимали мерку, если дама предпочитала белье, шитое на заказ. Они с мадам Косицкой стали почти подругами, и мадам Берг сразу же получала подробные сведения о самых элегантных и модных новинках. Разумеется, домашнее хозяйство Бергов было изобильно, и мало нуждалось в покупках новых пододеяльников и полотенец, однако дочери Идочке исполнилось пять, и любая мать в такое время начинает подумывать о приданом. Не торопясь, собирает в специально купленный сундук лучшие изделия белошвейного искусства.
В канун еврейской Пасхи мадам Косицкая, не имеющая никаких предрассудков, подарила своей любимой покупательнице пару тонких,кружевных батистовых панталон с шнурками-завязочками, продеваемыми в петли, которые придерживают эту нежную деталь туалета на талии, и поверх которых стягивается корсет.
— Это Идочке, - сказала она с чувством. – Воображаю, как она надевает их на свадьбу и вспоминает старую мадам Косицкую.
Госпожа Берг растрогалась подарку, расцеловалась с хозяйкой магазина, унесла панталоны домой, показала дочурке и уложила в сундук к еще немногочисленным посудным полотенцам, кружевным салфеточкам и шелковым пододеяльникам.
Через шестнадцать лет, когда Идочка выходила замуж за красавца инженера Эппельбаума, даже старухи, приглашенные на свадьбу, не носили кружевных панталон и корсетов. Идочка стояла под хупой в белом полотняном платье модного покроя, немножко странно выглядевшего с длинной фатой, которую раввин велел непременно надеть, дабы не нарушить святости обряда.
Белье она носила самое современное, облегающее и на резинке. Жизнь изменилась до неузнаваемости. Инженер Эппельбаум заведовал всем водоснабжением Керчи, вступил в ВКПб, заседал в Горсовете. Идочка, которую отец, просвещенный купец первой гильдии Абрам Берг, еще в девичестве отправил в Прагу изучать в университете фармакологию, заведовала аптекой. Сыновья Абраша и Изя прекрасно учились. Абраша выступал за сборную Керчи по гимнастике, Изя подавал надежды в музыке. Его учитель считал, что поступать он должен в Московскую консерваторию.
В сорок первом году мужа Идочки и обоих сыновей призвали в армию, а ее эвакуировали вместе с семьями других членов горсовета. Взять с собой можно было только два чемодана и маленькую сумку. Зимнее пальто и ботинки с ботами она надела на себя, теплая одежда, два летних платья, белье, босоножки, несколько кусков мыла, одеяло, подушечка-думка, две простыни и два полотенца заполнили чемоданы до отказа. Брошку с бриллиантами, серьги, золотые часы и жемчужное ожерелье она спрятала в мешочек на шее. Для документов и денег сшила специальную плоскую сумку на крючках, которую надела, как пояс, под белье. Оглядела дом – все, все оставалось врагам. Книги, люстры, мебель, хрусталь, портреты родителей - ничего этого уже больше не будет никогда.
Перед тем, как выйти с чемоданами на крыльцо, она вдруг вспомнила: побежала на чердак и там, в старом сундуке разыскала кружевные панталоны – память о мамочке, детстве, счастье. Чемодан сначала не хотел закрываться, но она надавила на крышку коленом, а потом и вторым – замочек щелкнул.
Эвакуацию она провела в Куйбышеве. Ее подселили в полуподвал к семье, состоящей из матери, бабушки и троих детей. Работала сначала учеником слесаря на авиационном заводе, потом медсестрой в травмпункте этого завода – настоящие медсестры оказались на фронте, а фармацевт с высшим образованием был мечтой любого начальника медицинского учреждения.
За три года она получила три похоронки на мужа и сыновей и письмо от керченской гимназической подруги о том, что дом ее разбомблен.
Жизнь потеряла смысл. Никакой надежды не оставалось. По привычке она была аккуратно причесана, гладила юбку и красила губы. Ей было сорок пять. Никто и нигде не ждал ее. Она часто болела - Куйбышевский холод не подходил южному организму, и как только эвакуированным разрешили вернуться, она уехала в Тбилиси. Город, о котором говорили, что там много евреев, на базаре есть продукты и всегда сияет солнце.
Чемоданы были теперь намного легче – жемчуга и часы проданы, босоножки сносились, одна простыня порвалась, мыло кончилось, байка истерлась. Но белые кружевные панталоны, многократно сложенные и упакованные в мешочек, некогда сшитый для драгоценностей, лежали на самом дне.
В Тбилиси Ида Абрамовна сняла подвальчик и устроилась в аптеку. На второй неделе работы за содой зашел худощавый военный. Гимнастерка, ремень, бриджи и сапоги… Вьющиеся седеющие волосы. Вроде такой, как все. Но непонятно почему, она вдруг почувствовала себя женщиной и пожалела, что не подновила помаду, что медицинская шапочка не накрахмалена и пальцы огрубели. Военный, однако, взяв соду, не ушел. Постояв, он неожиданно представился: Наум Моисеевич Гельман. Она глянула в его голубые глаза, покраснела, потупилась и тихо ответила: «Ида Абрамовна Эппельбаум»
Они поженились очень скоро. Муж работал бухгалтером, она в аптеке. Купили кое-что из мебели и посуды. Ида прекрасно вышивала, и комната скоро была украшена яркими подушечками. У Наума в Тбилиси жила дочка Женя с семьей, и у Идочки оказался не только муж, но и его дочь, зять, внуки и даже мехетунес. На дни рождения мужа, и свои она собирала всех. Пекла пироги и песочные печенья. Варенье подавала в синих вазочках на высоких ножках. Они прожили так с сорок седьмого по шестидесятый год. Наум умер, недолго проболев раком. Она пережила его на двадцать три года. Ходила в гости к дочке Наума, водила ее детей в музыкальную школу, носила черную папку для нот с лирой. Пекла пироги. Дружила с соседками-армянками.
После ее смерти Женя забрала все фотографии, несколько безделушек, брошку с камушками и мешочек с невиданными кружевными панталонами.
Через семь лет, переезжая к детям в Израиль, Женя положила невесомый мешочек в багаж, и он перекочевал вместе с книгами и инструментами мужа в игрушечный городок в Иудейской пустыне. Они прожили там тридцать один год.
Женя умерла, и ее дочь, собрав вещицы, оставшиеся от мамы: перламутровый театральный бинокль, душистый сандаловый веер в застекленной длинной коробочке и неведомую кружевную вещицу в мешочке, перебралась в новую квартиру, купленную в Тель-Авиве, поближе к своей дочери.
Там, разбирая привезенные грузчиками коробки, и подробно рассматривая их содержимое, она разложила на кровати новенькие нежные батистовые панталоны с кружевами до колен и тоненькими шнурками, которые надо было продевать в специальные дырочки и завязывать на спине.
- Боже мой! Откуда это? Как попало ко мне?
И спросить уже не у кого.
|
</> |