Вересаев

fan_project — 29.10.2025

Возраст к Викентию Викентьевичу Вересаеву пришел только за последние годы его жизни, вернее - за годы войны. До этого он был человеком без возраста. Огромная протяженность жизни, начавшейся в семидесятых годах, прошедшей через великие водоразделы общественных изменений, русско-японской войны, трех революций, никогда не уводила его от нас, людей другого поколения, в прошлое. Он был жизнедеятельным живым современником - весь в настоящем и меньше всего в прошлом.

Его писательская и человеческая честность и принципиальность были столь высокого образца, что многие склонны были отнести эти качества к суховатости его натуры. Это самое несправедливое, что можно сказать о Вересаеве. Напротив, живые источники питали несостарившуюся душу Вересаева. Он любил жизнь как-то по-эллински, со всем торжеством ее утверждения, поэтому одна из лучших его книг и называется «Живая жизнь», поэтому мускулистая, вся в ветре и порывах, в звоне лат, в плеске волн, поэзия древних греков была столь созвучна его духу.

В грохоте шумной Москвы, где-то рядом с несущимися по Садовой потоками машин, только углубившись в сторону несколько провинциального Шубинского переулка, не уставал беседовать с Гомером восьмидесятилетний старик, на закате жизни взваливший на согнутые свои плечи тяжелый груз - заново перевести на русский язык «Илиаду» и «Одиссею»... Для этого мало быть тружеником. Для этого мало быть влюбленным в живого бога Эллады.

Для этого нужно быть жизнелюбцем, побороть старость, подчинить себе годы. Да их и не было у Вересаева почти до последних лет его жизни, когда, дряхлея, стал он все чаще отсиживаться дома. Всюду до этой поры его можно было увидеть - легкого, с глуховатым говорком, Вересаева сегодняшнего, а никак не Вересаева современника Чехова, начинавшего свою работу, когда людей нашего поколения еще не было на свете. Никогда не был Вересаев отодвинут от нас историей литературы. Да он бы и воспротивился этому - не потому, что молодился или хотел поспеть за жизнью, а потому, что, любя жизнь, он мог быть только в ее потоке.

Он был материалистом в самом высоком смысле этого слова, твердо распознавая все краски на земле и зная, что́ к чему; никто и никогда не смог бы увести его в сторону или нарушить его систему познавания жизни. Вот тут-то он становился принципиален и непримирим. Я помню несколько длительных и трудно разрешимых литературных конфликтов, похожих на гоголевскую тяжбу, пока за это дело не взялся Вересаев. Его имя сразу примирило противников, и они заранее согласились принять любое решение Вересаева, веря в его абсолютную справедливость.

Река жизни Вересаева брала свои истоки у горных вершин. Аполлон и Дионис, Лев Толстой и Достоевский, Гомеровы гимны и Пушкин, дорийская лирика и поэмы Гесиода - все это были его комнатные сожители, спутники его жизни. И, заходя к Вересаеву в его квартиру, с вещами, лишенными каких-либо следов пристрастий хозяина, я всегда ощущал, что его духу не нужно никакой тщеты окружающей обстановки. Всегда как-то пустынно было в его комнатах и даже на первый взгляд неуютно; даже книги не согревали их. Но зато их полностью заполнял Вересаев, извлекая в беседах сокровища своего жизненного опыта и познаний, и его «Невыдуманные рассказы» о прошлом перечтет не одно поколение: он любовно культивировал этот новый для себя жанр, варьируя по-своему в памяти многое, что - будучи даже, может быть, и рассказано другими - приобретало в вересаевской передаче особые интонации.

Вересаеву чужда была старость - придирчивая, ревнивая к молодости, обычно чуть обиженная тем, что старость отодвигается молодостью в сторону. Напротив, жизнепонимание его было необычайно широкое, а жизнелюбие стирало разницу в летах. Но старость все же подбиралась к нему. То она сыграла шутку с его слухом, и Вересаев очень тяготился этим; то она наваливалась физической слабостью, ненавистной для бодрствующего духа Вересаева. И все же старость пришла к Вересаеву - в этом я убедился, зайдя к нему однажды после нескольких лет.

В большом доме в Шубинском переулке иногда выключался в ту трудную военную зиму свет. Лестница была темной. В квартире было холодновато. В пальто и тюбетейке, Вересаев сам открыл дверь, вглядываясь при свете коптилки в лица пришедших.

- Начинаю дряхлеть, - сказал он позднее безжалостно, как врач, поставивший этот безутешный диагноз.

Я попробовал обычной в таких случаях шуткой отогнать это.

- Не утешайте меня, - сказал он с усмешкой, - на вещи надо смотреть прямо. - Он снял двумя пальцами пенсне и положил его на минуту перед собой на стол: может быть, так, меньше видя, лучше было сосредоточиться. - Вот только бы успеть закончить перевод «Одиссеи», - добавил он грустно: врач Вересаев, как и врач Чехов в свою пору, не могли обмануться иллюзиями - они знали о себе всё.

Сколько же всего строк в «Одиссее» и «Илиаде»? Ведь успел же этот восьмидесятилетний старик на закате своей жизни не только перевести всего Гомера, но и написать обширные воспоминания и свои «Невыдуманные рассказы» о прошлом!

- Двадцать семь тысяч строк, - с докторской точностью сказал Вересаев.

Скудный приборчик из серого уральского камня стоял на его письменном столе; такой прибор мог бы стоять в любой канцелярии, но две его чернильницы с остроконечными крышками как бы напоминали лишний раз о том, что внутреннему существу Вересаева чужды внешние атрибуты благополучия; он жил с собой и в себе, и для беседы с Гомером или Пушкиным ему ничего не было нужно, кроме четырех стен рабочего кабинета, ничем не обогатившегося за долгую писательскую жизнь Вересаева.

Это был не результат скупости или равнодушия к вещам: просто Вересаеву все это было не нужно. Мир в себе стоил любого предметного мира. И мир этот был для него гораздо шире и проще, чем для любого, отягощенного привычными представлениями о жизни и смерти. Жизни Вересаев поклонялся с глубоким философским отношением к ней, она радовала его во всех своих проявлениях.

- В природе все закономерно, - сказал он мне своим глухим голосом как-то незадолго до смерти. Неутомимый труженик, он шел по Тверскому бульвару с очередной пачкой бумаги для работы. - Одни явления заступают место других, как это происходит и в материи. Я стал хуже видеть и слышать, но зато сильнее чувствую мир вокруг, а дети в старости восполняют многие утраты, - добавил он с душевной теплотой, - детей я необыкновенно хорошо ощущаю. И знаете, что еще? Ведь говорят, что с годами человек устает жить, а я бы, будь у меня достаточно физических сил, мог бы по состоянию своего духа прожить еще столько же, сколько уже прожил. Жить стало удивительно интересно, каждый день что-нибудь новое, и при этом какие масштабы!

Вересаев и не уставал до последнего часа своей жизни трудиться и прославлять жизнь. Он не был в советской литературе писателем из прошлого, а одним из ее организаторов: следует вспомнить, сколько Вересаев потрудился, когда создавалось первое объединение советских писателей, носившее в ту пору название Всероссийского союза писателей, председателем которого одно время он был. Аккуратность, точность, человечность Вересаева, его внимание к людям, его уверенность в величайшем значении писательского дела - все это поднимало и других писателей, общавшихся с Вересаевым, и обязывало к высоким нравственным качествам.

«Истинно, множество славных дел Одиссей совершает, к благу всегда и совет и брань учреждая», - можно было бы по праву обратить к Вересаеву эти строки из любимого им Гомера. Удивительной чистоты была река жизни Вересаева и удивительной полноты, ни разу не обмелев за шестидесятилетнее его служение слову.

Я помню, как в очень трудную пору своей жизни один из писателей сказал просветленно: «Пойду к Вересаеву». В переводе на обычный язык это значило: «Пойду к справедливому человеку». И, сколько мне помнится, вернулся он от Вересаева утешенный: в поисках абсолютной справедливости он не ошибся в адресате.

«Люди и встречи», Владимир Германович Лидин, 1961г.

Оставить комментарий

Популярные посты:

domitianus

Консольные столики: стильные акценты в интерьере

crazy_reader

«Голосование» (Votemos), 2025, Испания. Добрые мысли.

varjag2007su

Французы наводят конституционный порядок в Алжире

tipaa_etaa

Выполз покурить

mmekourdukova

об осыпях поновлений

svetlyachok_vtk

Господь всегда поможет!

rostislavddd

Реквием 12-му Донскому казачьему генерал-фельдмаршала князя

nikstutas

Аль Пачино и Роберт Де Ниро для Moncler 2025.

elmaspb

Осенние мотивы

• Ранее
• Архив