Вчера прочитал текст о стереотипах (русские считают

sashha — 12.08.2011 Вчера прочитал текст о стереотипах (русские считают американцев фальшивыми и не душевными, роботами). Вспомнил свою соседку Иру – я жил в её квартире в Нью-Йорке, подселился за деньги – и нашего соседа из апартамента напротив, Манни, португальца лет за 60.

К Ире меня направил шеф – она уезжала на Карибы на 3-4 недели, говорят – «лечить нервы». За 500 долларов в месяц я мог жить там, пока её нет ( это недорого, Ира платила за своё жилище с одной спальней и гостиной (с кухонькой в ней), на самом западе 71-ой улицы где-то 1200). Жилось там хорошо – Линкольн-центр, Централ-парк с музеем Метрополитан и прочими рядом, до Бродвея два квартала, один – до Риверсайд-парк (там бегал по утрам), Upper West Side – один из лучших районов Манхеттена.

Прибрал оставленный срач, свалил её вещи в шкаф. Доставая что-то из-под тахты, увидел там пачку порнухи и россыпь флаконов со всякими смазками. Верхняя часть шкафа вместила с десяток летних шляп с бутафорскими плодами и соцветьями. У стены стояла массивная стерео-система с напольными колонками, я стал искать на полках с дисками и кассетами, что бы поставить. А там лишь Шуфутинский, Звездинский и проч. Наименьшим злом показался первый диск Меладзе.



Подметая у двери, открыл дверь в коридор. Манни как раз отпирал свою дверь – прямо напротив нашей. Мы поздоровались, дед услышал Меладзе – играло как раз что-то из самого приличного на диске, кивнул – «Это русское? Неплохо».
– Niki’s gone? – Ира сократила свою фамилию до первых четырёх букв.
- For a month. –

Манни улыбнулся, ничего не сказал. Я убедился, что Ира ему не нравится, лишь через пару недель нашего знакомства – дед был очень деликатен, я лишь однажды слышал, как он прямо назвал кого-либо дерьмом (сказал про хозяина здания - He is a sneak and a liar!- )
- Care for some tea? – Показал мне коробку с кексом.

Дед жил в студио, всё в одной комнате: двухэтажная кровать, фактически – нары, кухня, книжный шкаф – и стереосистема лишь чуть меньше Иркиной, на полках – диски с оперой. Он нажал кнопку, в индикаторах качнулись стрелки, пошёл звук. Певицу я не опознал, Мани сказал – Джоан Сазерленд. Я люблю Кири Те Канава. Мани достал с полки и отдал мне смотреть пачку CD Кири, у его и это есть.

Я рассказал, кто я и что здесь делаю, мы похвалили наш район, дед сказал, что раньше здесь было ещё лучше, но и сейчас очень неплохо.

На столике увидел две фотографии с латиносами, дед сказал, что это его сын и дочь с семьями. Навещают? Ну….Редко. Дочь далеко живёт, в White Plains, а сын …этот адрес я не запомнил. После посмотрел на карте, где это - White Plains. Рядом с Род-Айленд, на машине, думаю, минут сорок до нашей 71-ой. Или полчаса.

Ну…ясно.

В один из следующих визитов я увидел, что со второго яруса кровати свешивается большая игрушка, Альф из сериала – и смотрит вниз, на Манни, когда он там лежит. Переглядываются. Наверное, дед с ним разговаривает.

Я стал заходить – ненадолго, у нас не так много общих тем было – но часто, заносил после работы какую-н. фигню к чаю, иногда видел деда у подъезда, он выходил подышать, и тогда мы стояли минут десять, смотрели, как белки у тротуара грызут какой-то мусор, подходил кто-то из знакомых Манни, местных, все улыбались, говорили какие-то занятные и приятные фразы. Мне очень нравился этот стиль – ясно было, что все эти люди не интеллигенты в седьмом колене и не из каких-то высоких слоёв, но такие благожелательные, деликатные манеры, юмор мягкий, полное отсутствие любого…говна…

И такими они были не от избытка жизненного комфорта. Дед вообще обходился малым. Как-то раз я увидел его дома в шортах. В правом бедре – вмятина чуть ли не с кулак размером, накрест – толстые шрамы. Манни сказал, что был government agent, на эту пенсию сейчас и живёт. Как я понял, иногда выходило совсем впритык.

Однажды случилась история, которой я до сих пор стыжусь. Мани спросил, могу ли я одолжить ему двадцатку. Отдаст во вторник. Я тоже не шиковал, ел дважды в день – жить в Нью-Йорке недёшево, контора платила мало, а нужно было ещё домой набрать всякого барахла, сыну купить 20 джинсов и т.п. Двадцатку я, разумеется, дал. Но во вторник стал ждать отдачи с каким-то неподобающим, позорным томлением. В этот день я его не увидел. Назавтра – тоже.

Всё, старик затырил деньги, считает себя вправе распоряжаться чужим, думает – ему нужнее. В четверг вышел на площадку, уходя на работу, и Мани окликнул меня из своей комнаты, из-за приоткрытой двери: - Alex, I’ve got something for you! –
- O! What? –
- Your money. Thank you! –

Отдал бумажку, нам обоим было неловко.

Наверное, у него был совсем край. Дед – человек очень порядочный, отдать в срок просто не мог – и, наверняка, действительно избегал меня, переживал. Как я мог думать какую-то дрянь, думать что-то о такой мелочи вообще?

Вернулась Ирка.

Прежде я её видел лишь пару раз – ходили с ней и с шефом ужинать, перед отъездом она показывала мне, где в квартире что и отдавала ключи.

Говорит: - Зачем тебе новое жильё искать? Оставайся. На прежних условиях – за пятьсот. Я с АА (с шефом) говорила, он согласен. –

Ну, понятно, что полтинник его вполне устроит. Но и я тут уже ко всему привык, вроде – не против.

- А мы здесь…разместимся? –
- Я в спальне, ты на диване в гостиной. –

Мне кажется, каждый из нас считал, что спать нам вместе западло – Ира такая… «Одэсса», я для неё тоже не мужчина из снов. А там – кто знает. Припрёт – перепихнёмся.

Вместе мы выдержали недели три.

Ира приехала в Америку на еврейском муже, здесь с ним развелась, и хотя у них не было детей, всё равно как-то исхитрилась получать с него деньги. Думаю, это был совестливый, мягкий еврей.

Жила она здесь уже лет пять, но до сих пор при необходимости заказать пиццу по телефону впадала в ступор и безуспешно искала слова. Работала в русской туристической конторе, общалась с русскоязычными, одевалась совершенно по-житомирски – но всё это для Нью-Йорка – в…парадигме.

Впрочем, круг общения расширялся – через пару дней после Карибов, пока загар не сошёл, Ира стала искать себе мужа из местных. Встречались они почему-то не где-то в кафе, кандидаты приходили в квартирку.

Вернувшись с работы, я видел в гостиной жеманящуюся Иру и напротив (никогда – рядом) – какого-н. западного человека, часто вполне симпатичного, но явно охуевающего от своей визави. Охуевали они и от моего появления: сидит, мучается, вежливо пытается понять фразу «челми ват муви юлайк», понимает полную свою несовместимость с существом из объявления – и тут раскрывается дверь, входит крупный мужик в потной рубахе (жара была до 43 градусов), без радости смотрит (гостиная по «контракту» - вроде как моя территория, и мне эта пара в ней нахуй не упала). У меня, конечно, программа одна – принять душ, переодеться – и гулять, дойти до книжного, засесть там с кофе и какими-н. альбомами, в квартире сидеть не буду.

Но кандидаты сваливали ещё до моего отхода – довольные, что живыми ушли от странной русской пары. Нервно улыбаясь, целовали протянутую Иркой руку (наименее растерявшиеся – просто её пожимали), лепетали/блеяли – и за дверь.

Сцены эти раздражали нас обоих – Ирка почему-то не желала перемещать свидания в парки или общепит, я мешал ей, она – мне. Позывы её колбасили всё серьёзнее. Как-то раз ночью проснулся от её прыжков через меня – я постелил на полу, это удобнее, чем спать на диване. В полусвете от настенной лампы увидел мечущуюся по комнате соседку – в шляпе с овощами, развевающемся платье и, кажется, без трусов. Оказывается, какой-то «бывший» сейчас садится в аэропорту Ньюарка, и у них будет полтора часа на пересадке, дальше он полетит куда-то на Запад, где сейчас живёт (как я понял – с женой). Ирка заказала такси, но машины всё нет, сейчас три часа ночи, что за хуйня, почему такое гадство именно в этот день?

- Ночь. – поправил я. Ирка хотела наступить мне на лицо – чего я, под руку? Она ж может не увидеть Олежку.

Оказалось, такси уж ждало её, но Ира в своих куриных метаниях забила выбегать в коридор и смотреть из окна на улицу. Когда она была уже в дверях, ожил телефон – Олежка звонил из аэропорта. Тут Иру совсем перекосило, она была готова ударить меня – от напряжения. Я сидел на диване в трусах, а наутро сказал, что съезжаю – вместе жить у нас не получается.

У ней сперва что-то дёрнулось: всё ж 500 долларов – почти половина квартплаты, хорошее подспорье. Но жить вместе стало совсем тяжело – мы совершенно разные люди, даже пятиминутный разговор для обоих – пытка, все контакты загибаются после 2-3 фраз. Иногда прихожу домой, время – часов 10 вечера, спать ещё рано. Ирка сидит у меня в гостиной – не в спальне ж ей торчать – смотрит телевизор. Звучат те самые 2-3 фразы, я иду к Манни пить чай. Возвращаюсь, ложусь с книгой на диван, молча читаю, Ирка молча смотрит в экран.

Продолжать всё это не хотелось – при всей выгоде.

Я снял комнату next door – гостиничка Riverside Suites тогда шла внаём на сроки от двух недель, стоили эти две недели долларов 120. Номер маленький, туалет и душ – в коридоре, но! Я сам себе хозяин – и живу в том же районе.

По-прежнему встречал Мани у подъезда, иногда заходил к нему наверх. Как-то он спросил меня: - Как работа? Какие планы? –

Работа оказалась полной бутафорией, и я собирался сворачивать свою американскую историю, возвращаться.

- А остаться не хочешь? – В Америке действительно считают, что если ты туда попал, самое естественное – всеми силами вживаться.

- Не знаю. Где работать? Я не программист, не дантист. Да не в этом даже дело. Сильного желания нет. –
- Ну, если решишься…У меня особых связей нет, но в округе знаю людей из магазинов, с заправки. Могу поговорить – пристрою куда-нибудь. –

Я всё ж решил уезжать, начались мои последние недели в Нью-Йорке, много ходил по музеям, по всяким местам, посещение которых, если б остался, растянул на годы, но сейчас смотрел одно за другим. Утром в субботу опять стоял с Манни на тротуаре, неизменные белки в метре от нас нашли в пожухлой траве орех, оказавшийся ссохшейся говняшкой – но это открытие их планы не изменило, зверьки начали свой завтрак.

Сказал деду, что еду в Клойстерс – филиал музея Метрополитэн, его сложили из остатков трёх средневековых замков, перевезённых в Америку, это на берегу Гудзона, идти туда нужно от метро через неприятный neighbourhood - стоит ли?

Манни ответил – да, там сейчас выставка, рассказал – какая, тут подошли ещё двое знакомых, без быдляка посмеялись над точившими кал белками, тоже что-то добавили про Клойстерс. Один из приятелей смешно и не обидно подколол Манни, тот ответил добродушно, мы посмеялись – начинался уикэнд, лето, сегодня не жарко, ветерок приятный, мы – в лучшем месте, пожалуй, лучшего города мира.

Тут из подъезда вышла Ирка, шагала быстро, лицо – озабоченное, упитанные ляжки молотят аляпистый подол, шлёпанцы шлёпают о стоптанные пятки, в руке сумка нелепого фасона. Землячка моя. Рашэн. Пиздует что-то устраивать.

Не знаю, насколько я для моих собеседников «свой», но Ира уж точно диковинная зверушка. Однако, приветливой улыбаются и ей: - Hi, Irene! – Вслед никакой фигни, меж собой не переглядываются. Похоже, доброжелательность у них настоящая, это не просто манера. Мне у них – учиться, изживать всякую дрянь.

Ясно было, что с этими "поверхностыми и ложно приветливыми" людьми мне общаться гораздо приятнее, чем с "природной" Ирой.

К чему всё это написал? Когда слышу – «пиндосы», «роботы», «козлы» и т.д., или вот «наших» хвалят, меня это озадачивает, у меня не столько знакомых в Америке (да и здесь), чтоб к общим выводам придти, но в небольшом числе встреченных мною американцев каких-то конченых гандонов вспомнить не могу, а вот из уехавших или здешних «наших» уродов немало – они не мучают себя «резиновыми» улыбками, не «притворяются благожелательными», они, блядь, «спонтанны», не роботы, и жить с ними иногда не то чтоб сильно удобно, интересно и приятно.

Текст получился куцый, мог написать ещё о многом - но ладно, может быть - как-н. после.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив