Вчера на Эхо Москвы

diak-kuraev — 04.06.2015
https://www.youtube.com/watch?t=194&v=Xwz8A5unoGg

О.Чиж― 19 часов и 8 минут в Москве. Это значит, что в эфире – программа «Особое мнение». Добрый всем вечер. Меня зовут Оксана Чиж, напротив меня находится дьякон Андрей Кураев.
Вот, новости из Чечни, новости из Грозного сегодня идут целый день. И мы знаем, что утром был фактически погром офиса правозащитников, сводной мобильной группы.
Есть разные толкования, разные версии того, как собирался этот митинг. Но так или иначе был погром с кувалдой, которая ломала дверь, с разбитыми стеклами и так далее.
Понятно, что Чечня – это часть России, безусловно и бесспорно. Но на каком-то ментальном, что ли, уровне мы живем с этим регионом в одном пространстве?

А.Кураев ― Ну, может быть, Чечня – это будущее России? И то, чего пока стесняются делать в Москве, то разрешено в Грозном? Если страна испытывает оргазм от того, что она ощущает себя осажденным военным лагерем, то естественно передовой опыт кристаллизации такого настроения и стиля жизни должен принадлежать тому региону, который недавно совсем пережил реальную войну.

О.Чиж― То есть получается, что из Москвы, из федерального центра, ну, это положение вещей не то, чтобы одобряют, но, как бы, попустительствуют?
А.Кураев ― Да мне кажется, не просто попустительствуют, а каком-то смысле не прочь и распространить. Чтобы дисциплина была крепче.

О.Чиж― Но это разве крепкая дисциплина? Сегодня часть людей разгромила одни стекла, а завтра она развернется на 180 градусов.
А.Кураев ― Но это же правильные люди побили неправильных. Правильным людям можно.

О.Чиж― Точно правильные люди всегда будут правильными?
А.Кураев ― Но это же не мы с вами будем решать.

О.Чиж― Ну, просто странно, что та условная власть, абстрактная, которая это одобряет, не чувствует себя в опасности.
А.Кураев ― Нет. В том-то и дело. Если бы они не чувствовали себя совсем в опасности, они были бы гораздо более благодушны.
А, например, просто истерическая реакция нашей власти на события в FIFA показывает, что любой пойманны за руку коррупционер им социально близок. Знаете, какой-то головной убор на чьей-то голове горит.

О.Чиж― Вы имеете в виду реакцию, которая связана с тем, что это заговор с целью скомпрометировать?
А.Кураев ― Да-да-да. Все эти причитания про то, что это удар по России. Понимаете, пока слово «Россия» даже не было произнесено. Вот, понимаете, это как в анекдоте. Вот, помните? Когда звери садятся играть в карты, и медведь говорит «Значит, так. На этот раз, слушайте все, мы играем по-честному. Никакого мухляжа. Вот, если кто-нибудь будет мухлевать, имейте в виду: он сразу получит по морде. Понимаете? Вот, кто бы это ни был. Вот, он сразу, сразу получит по морде. Понимаете? Вот, кто бы это ни был. Он сразу получит по наглой, хитрой рыжей морде».

О.Чиж― Есть какая-то конкретная вот такая вот назначенная лисой персона? Или это превентивная мера?
А.Кураев ― Такое ощущение, что кремлевские товарищи сами себя считают такой лисой. Как бы, что бы ни происходило в геополитике, это всё против нас. Потому что мы такие духовные, конечно.

О.Чиж― Возвращаясь вообще к вопросу Чечни и вопросу какой-то, что ли, общей интеграции, общего ощущения себя, все-таки, единой страной. Вас не удивила та реакция некоторых, все-таки, официальных лиц здесь в Москве на историю со свадьбой? В частности, я имею в виду Павла Астахова, например.
А.Кураев ― Нет, не удивила.

О.Чиж― Как это? Почему?
А.Кураев― Ну, чему удивляться? Меня удивляет честное исполнение чиновником сегодняшним своего долга. Вот это меня удивляет.

О.Чиж― Ну, то есть получается, что мы приняли такую точку зрения, что у нас есть особенный регион, поэтому нужно относиться по-особенному?
А.Кураев ― Не только. Да нет же, в том-то и дело. Это было б слишком легкое решение. Я вам говорю, что регион-то, может быть, и не очень особенный. Просто экспериментальный. Территория опережающего развития, скажем так (вот, модный такой термин).

О.Чиж― Сроки есть?
А.Кураев ― Не знаю. Нет, у них же нет такого серьезного планирования. Как получится. Ну, что-то там прошло, пройдет и в других местах. Опыт копится, мышцы качаются.
А так, поймите, общий климат общества более-менее одинаковый. Вот, например, я не знаю, ваша радиостанция говорила или нет о такой мелочи? Есть такая столица в нашей родине, Сочи называется (Олимпийская столица). И там уже 2 года идет судебный процесс по поводу главы администрации Центрального района Сочи. По поводу неправильного освоения денег и вообще хищений.
На прошлой неделе был, наконец, судебный приговор, который дает ему годичный срок. Реакция администрации города чрезвычайно интересна: «А мы не получали этого приговора, и потому он продолжает исполнять свои обязанности». То есть 2 года прокуратура расследует его хищения, и это не мешает ему оставаться на своем боевом посту. И даже вынесение судебного приговора не мешает нисколько.
Дальше понятно: год ему дали, потому что, ну, украл-то мелочь (там, по-моему, 50 миллионов). А дальше что? Опытные люди говорят «он один день проведет в тюрьме, а потом его отпустят по амнистии. Поскольку если до отбывания срока меньше года осталось, по амнистии можно выйти сразу. Но главное то, что он до сих пор при должности.

О.Чиж― Это тоже такая территория опережающего развития? Она повсеместная?
А.Кураев ― Нет, я думаю, что это скорее стандарт: своих не сдаем.

О.Чиж― Еще один регион сегодня удивил, ну, таким тоже отношением, что ли, к некоторым духовным аспектам. В частности, «Независимая газета» сегодня вышла с публикацией, которая называется «Крыму готовят канонизацию». Речь идет о том, что особая роль Крыма для России может быть зафиксирована буквально на нормативно-правовом уровне. На рассмотрение парламента полуострова вынесен законопроект, в котором упоминается – далее цитата из самого документа – «сакральное и цивилизационное значение региона для нашей страны».
И что интересно: член Общественной палаты Крыма в интервью изданию говорит следующее. Ну, во-первых, он считает, что понятие «сакральное» вполне уместное в законотворческих документах. А говорит следующее: «Центры христианства и ислама появились на полуострове рано, и именно с его территории христианская религия распространилась в древнерусское государство. Стало быть, можно и в законодательстве упомянуть слово «сакральное».
Вот, как-то, мы, все-таки, привыкли думать и часто можно услышать какие-то претензии, что это церковь наступает на светскую территорию. А то получается, что светская территория сама к себе зовет церковь.
А.Кураев ― Крым был под контролем Киевского князя не более полугода в режиме временного оккупационного режима. То есть он захватил кусочек Византийской империи, и естественно, он не мог там удержаться, он его отдал. Ну и вывез оттуда, да, местного попа Анастаса и какие-то сокровища. Ну, в общем, обычный набег, каким подвергались многие города окрестных стран.
После этого на многие-многие столетия как-то вот Русь и Россия имела отношение к Крыму только в качестве рабов, которых туда угоняли и перепродавали дальше через Черное море, дальше в Турцию.
Когда же Крым вошел в состав Российской империи, цивилизационное значение совсем сникло… Крым всегда был дотационным регионом, куда центр всё время вкладывал деньги. То есть там не было опережающего развития, какого-то интеллектуального или культурного локомотива. Этого не было.
Более того, в свое время то, что могло бы играть роль такого локомотива, было оттуда аккуратно вывезено под руководством генерала Суворова, между прочим. Когда греков по приказу императрицы Екатерины приказано было увести оттуда буквально накануне присоединения Крыма к Российской империи. То есть это был такой режим санкций (наша империя из ввела против Крымского ханства): «Мы, вот, у вас рабочую силу наиболее квалифицированную оттуда заставим уйти (христиан) под предлогом, что вы, дескать, им угрожаете». Хотя они столетиями там жили более-менее спокойно с крымскими татарами... Вот, с той поры с Крымом скорее экономические проблемы.

О.Чиж - Мы остановились на том, что с определенного момента Крым – это скорее такая, экономическая точка, экономическая проблема. До сакрального пока далеко. Но а вам не кажется, что как раз, как ни странно, в этой инициативе может быть не тот смысл, который закладывали ее авторы, но другой прослеживается правомерный? Я имею в виду, что, начиная с истории Крыма начала 2014 года, у нас как раз происходит такая кампания по поиску сакральных смыслов и по поиску сакральных ценностей, которые надо защищать? И Крым, в общем, центральное звено такое в этой картине.
А.Кураев ― Ну, политический заказ и смысл понятны – провести историю России мимо Киева. Как бы, от Херсонеса и прямо к нам. В свое время, в принципе, киевляне баловались тем же самым: легенда об Апостоле Андрее, который дошел аж до Валаама – это то же самое, это попытка сказать «Вы, греки, тут не причем, не вы нас учили православию. Прямые Христовы ученики-апостолы, вот они сюда пришли и наших предков здесь научили».
Это совершенно понятно, это был сюжет, который у очень многих европейских народов был принят (и не только европейских) при начале их христианизации. Это была такая распространенная форма обоснования своей суверенной демократии по тем временам. У нас сейчас происходит нечто подобное, так что ничего нового.
Но одно дело мифологема, под которую подгоняется история, а другое дело - реальная история. И мне не очень хочется, чтобы реальная богатая трагическая история и Крыма, и России, и Украины превращалась в такой мифолого-идеологический пазл.

О.Чиж― А нет здесь снова мифологической истории, вот такой, которая фактически подменила нам реальность?
А.Кураев ― Она рождается на наших глазах, да.

О.Чиж― И выходит она за пределы Крыма?
А.Кураев ― Да, безусловно, потому что необходимо сконструировать такую виртуальную Вселенную, в которой наша власть по определению была бы всегда права. Потому что если кто-то считает, что она не права, то такой человек льет воду на известно чью мельницу. И здесь вопрос «Он прав или не прав» уже не важен. Раз идет война – важна верность и послушность, а не правота. Завел разговор о коррупции? Да ты что? Ты понимаешь, кто стоит за этими обвинениями в коррупции? Кому это выгодно? Ты представляешь, как эту информацию используют наши враги?

О.Чиж― Ну, есть еще и механизм такой (я очень грубо это сформулирую) «Не трожь святое», что называется. Я это подвожу к тому, что к вам огромное количество вопросов по скандальной истории, которая вчера вылилась в прессу. Я имею в виду фотографию, выложенную в Инстаграме Ксенией Собчак.
Ну, понятно, один человек в Кирове ее заметил, спустя 3 или 4 недели, пожаловался. Но дальше, вот, например, протоиерей Всеволод Чаплин выступает за то, что да, чем больше проверок, тем лучше.
Вчера в нашем же эфире он говорил, и карнавальные магазины стоит тогда проверять, и постановки стоит проверять. Потому что задевают чувства.
Вас спрашивает один из наших слушателей Илья: «Скажите, пожалуйста, что это в первую очередь? Провокация, абсурд или свобода мнения?»
А.Кураев ― Что именно из всего перечисленного?

О.Чиж― История, скандал вокруг фотографии.
А.Кураев ― Политическая суетня. Потому что я думаю, Чаплину просто важно доказать что тот странный закон о чувствах в 2012 году приняли не напрасно. Нужно придумать поводы его актуализации. И соответственно, продемонстрировать, что, опять же, церковь и государство – мы вместе, мы рядом.
То есть дело совсем не в священном облачении.

О.Чиж― Есть ли границы в осмеянии чего бы то ни было?
А.Кураев ― Наверняка, есть.

О.Чиж― А где они проходят?
А.Кураев ― Ну, я не могу дать универсальные такие границы. Но в данном случае до границ этих очень и очень далеко. Потому что то, что человек сделал в своем частном пространстве, в частном доме… Ксения Собчак не в храме это делала. Так почему все так возбудились из-за того, в каком костюме или без костюма сфотографировал себя?
Вообще-то говоря, этот ее поступок пошл и банален с точки зрения историко-культурной по той причине, что это азы маскарада. Переодеться мальчику девочкой, мирянину попом, нищему царем, человеку скотинкой, животным. Это ж в детском садике…

О.Чиж― Ну, классическая карнавальная традиция.
А.Кураев ― Классическая. Поэтому я говорю, что это пошло и банально. Ничего особо креативного в этом нет.
Но это означает, что за этим стоит огромная традиция. Давайте вспомним всешутейшие пьяные соборы Петра Первого.
Так что я вновь, в тысячный раз говорю. Ну, пусть бы отец Всеволод Чаплин вслух помечтал бы, а что он вообще хочет запретить? А что разрешает людям? Вот, может, театры – ну их вообще все нафиг, а? В театрах тоже актеры, бывает, в поповские одежды облачаются.

О.Чиж― Да и вообще примеряют личины и лицедействуют.
А.Кураев ― Да, и вообще всё это там… Каноны «Трулльского собора» запрещают же все эти театральные беснования. Может, действительно, всё это запретить, а? Вот, пусть помечтают. Вы, действительно, вы в Домострой хотите всех загнать и вернуть? Ну, вы получите, ну, в лучшем случае раскол по масштабу XVII века, а впридачу еще и антицерковный бунт Петра Алексеевича с его скоморошеством.

О.Чиж― Как раз один из наших слушателей спрашивает по номеру +7 985 970-45-45: «А не кажется ли вам, что запреты – они скорее приведут к обратному эффекту?»
А.Кураев ― Безусловно, это так. Для меня это даже не интересно. Мне интересно только одно: и Чаплин, и его единомышленники из Патриархии – умные люди, они это тоже понимают. Вот интересный вопрос: зачем же они это делают? Неужели по принципу «Après nous le déluge» («После нас хоть потоп»)? «На наш век хватит!»? Но это же какая-то очень атеистическая логика у них, честно говоря.
О.Чиж― Ну, вот, честно говоря, есть сомнения в силе противодействия. То есть когда тебе показывают по телевизору, когда тебе каждый день рассказывают, что вот так делать нельзя и за это бывают тюремные сроки, то, скорее всего, это как-то, ведь, приживается в голове.

А.Кураев ― Дело не в этом. Дело в том, что в сознании людей церковь Чаплина будет всё более и более представляться одним из силовых ведомств. А вот это уже очень серьезно.
О.Чиж― Ну, если есть… Судя по опросам…

А.Кураев - Я спрашивал одного старого священника в Италии. Он – католик, но, правда, перешедший в православие. И, вот, я заметил, что когда священник в Италии идет по улице (в частности, сам этот батюшка), вокруг возникает какая-то, мне казалось, зона отчуждения. Я спросил «Почему?» Он говорит «Ну, потому что священник – это образ власти в течение многих столетий». Как, скажем, в Москве при виде полиции как-то улыбки увядают, люди становятся сдержанней и осторожнее… Но это не признак любви к полиции и полицейским… Так мы что, этого же хотим, чтобы при виде священников такая же реакция была?

О.Чиж― Вот, есть, ведь, опросы общественного мнения, которые всячески свидетельствуют о том, что высокий уровень поддержки власти, получается запрос на сильную власть. Не может это работать и в отношении церкви (общественный запрос на сильную духовную власть)?
А.Кураев ― Запрос может такой быть, но все эти запросы мимоходящие, они уходят. И поэтому и это пройдет, скажу я словами мудрого библейского Экклезиаста. И это пройдет, и потом опять будет стыдно.

О.Чиж― Ох, знать бы, когда.
А.Кураев ― Ну… Вы молоды, так что при Вашей жизни.

О.Чиж― Напомню, особое мнение сегодня представляет дьякон Андрей Кураев. Здравствуйте еще раз тем, кто только что к нам присоединился. Вот, вчера, когда протоиерей Всеволод Чаплин комментировал эту историю, среди тех обвинений, которые прозвучали, промелькнула и такая мысль о том, что негоже женщине примерять на себя наряд священника.
Ну, про карнавальные традиции мы уже разобрались с обменом полами в одежде и так далее. Но сегодня на сайте Би-Би-Си появилась довольно интересная новость. Группа священников Англиканской церкви призывает во время служб обращаться к богу и в мужском, и в женском роде. «Споры о том, к какому полу принадлежит господь, ведутся со времен раннего христианства, — пишет Би-Би-Си, — и перед всеми христианскими конфессиями рано или поздно вставал вопрос о половой принадлежности бога». Ну, это такая странная штука, игры в толерантность в церкви? Или, все-таки, что-то есть в этом предложении?
А.Кураев ― Ну, это не новость. По крайней мере, этой новости уже несколько десятилетий. Это называется «Богословие He-She» («Богословие Он-Она»). У некоторых радикальных протестантских групп, прежде всего феминистских, есть издания Библии с такими вот текстами, где через слэш пишется He/She или просто She, Она, где «Матерь наша, которая на небесах» вместо «Отче наш».
Я, честно говоря, особого смысла в этом не вижу. И, конечно же, с карнавалом Ксении Собчак это не имеет никакой связи.
Что же касается ее облачений – ну, вообще-то говоря, в церкви важнее всего облачение освящено или нет. В данном случае оно явно освящено не было. И поэтому это просто обычные куски ткани. Вопрос, почему женские руки это облачение изготовлять могут, а примерить – нет. Мне это логически трудно понять.
Да, я не сторонник женского священства, честно скажу. И я не сторонник такого рода карнавальных фокусов. Но все-таки, одно дело эстетическое вкусовое и даже этическое дистанцирование от такого поступка, а другое дело - потрясание Уголовным кодексом.

О.Чиж― А почему вы не сторонник женского священства?
А.Кураев ― У меня нет аргументов.

О.Чиж― А, то есть это просто интуитивное восприятие?
А.Кураев ― Потому что я долго искал богословские аргументы, но, все-таки, абсолютно убедительных не нашел. Традиция, да. То есть как факт эта традиция есть, а как обоснование – ее нет. Значит, я могу предлагать те или иные аргументы, но они будут чисто личными и вкусовыми, а не богословски-общецерковными.
Ну, например, все-таки, служение священника – передавать. Это скорее мужская функция отдавать кровь свою. Опять же, кровь Христа, а не Божьей матери. Тут есть свои ассоциативные ряды.
Может быть и социопсихологический аргумент: женщина очень эмоциональное и влюбчивое создание. И поэтому есть большая опасность, что эти эмоции (в частности, возмущение чьим-то грехом) возьмут верх.
Есть опасность (то, что мы видим в наших школах), когда у учительниц очень легко (легче, по-моему, чем у мужиков-учителей) в классе появляются любимчики и не любимчики. На приходе такое тоже может быть. Но это, естественно, не богословский аргумент.
Если в церкви появится женское священство, то очень скоро всё священство станет женским. То есть произойдет то же, что со школой – мужики оттуда уйдут. А, вот, хорошо ли это? Ну, давайте, подумайте над уже знакомым вам материалом из жизни наших школ.

О.Чиж― Звучит так, как будто женщины как паразиты захватывают территорию.
А.Кураев ― Нет-нет, не в этом дело. Не в этом, конечно – это напрасная ассоциация.
Но вопрос, действительно, страшно интересный: почему когда-то чисто мужская профессия учителя вдруг оказалась сейчас исключительно женской? Это интересная тема для социокультурного исследования, и паразитизм здесь совершенно не причем. Мужики сами ушли почему-то, да? Прежде всего.

О.Чиж― Добровольно уступили.
А.Кураев ― Не было же такого, что запрещали им туда поступать. Напротив. Сколько я помню, мальчики всегда были весьма и весьма friendly на педагогических факультетах.

О.Чиж― А, вот, что касается обращения к богу в женском роде, тут интуитивное ощущение какое?
А.Кураев ― Требование пирожного. Попытка под себя перестроить то, что не стоит под себя перестраивать. Все-таки, мир религии – это мир служения, а не отстаивания своих зачастую весьма виртуальных прав.
Приближаясь к Богу, я вхожу в пространство своего принципиального бесправия, как ни странно. Потому что я обращаюсь к Тому, Кто мудрее и сильнее меня. И я говорю «Воля Твоя (а не моя) да будет». Кому-то это не нравится, естественно. Такой человек тогда и не войдет в такую вот патерналистскую религию, какой является Библия и религии библейского корня.

О.Чиж― Еще одна такая, сугубо интимная и очень болезненная тема – это тема эвтаназии. Сегодня физик, все-таки, с мировым именем, Стивен Хокинг тоже в интервью Би-Би-Си, кстати, сказал, что не исключает для себя такого финала.
Ну, да, мы знаем, что много лет страдает тяжелейшим заболеванием (боковой амиотрофический склероз). И, вот, он допускает такой вариант. Ну, понятно, как относится к этому церковь. Но иногда церковь меняет точки зрения на какие-то вопросы. Чисто по-человечески, исключительно по-человечески, исключительно по интуитивному какому-то наитию, этот финал имеет право на существование?
А.Кураев ― Ну, я не думаю, что церковь может что-то Стивену Хокингу указывать. Церковь вообще может что-то советовать только своим сознательным членам.
Но признаюсь, именно в этом вопросе, есть серьезнейшая проблема. «Что ты имеешь, что бы не получил». Эта известная формула может быть пересказана так: нельзя делиться тем, чего у тебя нет. Если у меня нет такого опыта боли и страдания, который есть, скажем, у Стивена Хокинга, как я могу давать ему советы, что он должен делать со своею болью, которая мне недоступна? Я слишком сыт, благополучен и здоров для этого.
Это очень серьезно, когда здоровые и благополучные люди начинают советовать людям, доведенным до отчаяния той болью, которая в них живет десятилетиями. В таких ответах появляется сомнительность. Здесь вопрос именно нравственного авторитета.
Логика религиозной позиции – она понятна. Во-первых, мы верим в то, что Бог невыносимого креста не даст, что страдания должны очеловечивать. Но это предмет веры. В жизни мы видим страдания, которые ломают. Не все же мы святые, чтобы это вынести.
Вот поэтому я понимаю логику и правду общецерковной позиции, и для церковных людей буду настаивать на ней. Но у меня нет абсолютной уверенности в том, что те тезисы, которые мы сейчас от имени церкви озвучиваем (и я в том числе), что они навсегда и для всех.

О.Чиж― Вот, вы сказали про невозможность и отсутствие права давать советы. А если говорить не о советах, а если говорить просто о некоей системе разрешенного права? Что должно произойти не с церковью, что должно произойти с людьми, с обществом в той или иной стране, чтобы это право стало?..
А.Кураев ― Вот здесь аргументы церковной стороны становятся гораздо более серьезными, потому что речь идет о социальных последствиях. Разрешение на эвтаназию – это разрешение на убийство.
Однажды мне довелось слышать именно в медицинской среде от нерелигиозных врачей протест против эвтаназии. И их аргумент был таков: «Я всегда считал, что задача врача – спасать жизнь. Так не превращайте меня в палача!. Потому что, вы, депутаты, сейчас закон примете, а исполнять его кому? Мне? Врачу? Я спасал жизнь, продлевал ее. А теперь я должен делать инъекции, конечные цели которых я прекрасно знаю». Про клятву Гиппократа я уж вообще молчу. У нее, конечно, сотни вариантов, но всюду врач обязывается сохранять жизнь пациента, не причинять ему смерть.
Следующий вопрос погружает нас в еще более широкий социальный контекст. Если эвтаназия будет разрешена, боюсь, что тогда больные и престарелые люди будут подвергаться очень жесткому прессингу со стороны своих наследничков. У нас пока это в шутку «Бабка, а не зажилась ли ты на этом свете». Но если у этого внучка или сыночка будет реальная возможность, как бы, аккуратно, шуточками, намеками, аргументами, жалобами подталкивать престарелого человека к тому, чтобы он принял такое решение? Освободить поскорее жилплощадь там…

О.Чиж― То есть то, что на языке уголовного права называется «доведение до самоубийства», например?
А.Кураев ― Совершенно верно, да. И я не уверен, что наше общество сегодня настолько здорово, что оно не допустит таких случаев.

О.Чиж― Ну, это такая картинка немножко «Повелитель мух».
А.Кураев ― Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью. Конечно, будут поставлены определенные медицинские преграды на этом пути, то есть будет закрытый список диагнозов, позволяющих принять такое решение. Но злоупотребления все равно будут.

О.Чиж― Ну, вот, например, один из наших слушателей пишет к дискуссии о том, что первая задача и первая цель, и то, с чем врач вообще живет, это продлить жизнь, спасти жизнь.
А.Кураев― Да, совершенно верно.

О.Чиж― А, вот, один из наших слушателей это трактует: «Задача врача – избавить от страданий». Ну, то есть, ведь, на самом деле, когда стоит диагноз, который уже говорит о том, что человеку остался какой-то очень короткий срок, значит, стоит вопрос о том, чтобы сделать качество его жизни лучше.
А.Кураев― Задача любого социального работника – уменьшить количество зла, страданий и греха. Но при этом желательно не убивая носителя зла, страданий и греха. Это касается и офицера, и педагога, и юриста, и священника, и так далее.
Важнейшая этическая проблема - как уничтожить зло, не уничтожая носителя зла. Так и здесь. Смягчать страдания – да, безусловно, святая задача врача. Но при этом вопрос о цене, потому что любой врач прекрасно понимает, что можно сейчас облегчить страдания, но они станут еще хуже именно вследствие моего лечения, скажем, каким-нибудь наркотиком. Ломка придет и добавится к уже имеющейся боли…
Или, скажем, сохраняя одну систему организма, можно разрушить другую систему организма. И приходится делать очень непростой выбор. Поэтому не всегда в медицине можно все то, что можно. И врач каждый день отказывается от каких-то планов лечения, потому что предвидит, что последствия не только в медицинском смысле, но в каких-то иных измерениях могут стать еще хуже.


О.Чиж― Ну, это большое мужество уметь принимать на себя решение в этом вопросе.
А.Кураев― Совершенно верно. Поэтому мне кажется, что и врачи имеют право попросить у общества поддержки: «Не возлагайте на нас это бремя тяжелейших решений». Будь я врачом, я бы именно об этом и пищал.

О.Чиж― Это особое мнение дьякона Андрея Кураева. Спасибо большое, что были с нами и участвовали. Спасибо.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив