В зеркале Штирлица

zhu_s — 16.08.2011 Поскольку этот советский Джеймс Бонд почему-то наблюдается на аватарках у многочисленных юзеров ЖЖ, то что-то захотелось отвлечься на миг от экономических штудий, и черкнуть пару строчек в по поводу того, символом чего, возможно, был этот персонаж в момент появления для его создателя и относительно малочисленной группы компетентных читателей. В конце 1973 года, когда фильм Татьяны Лиозновой с триумфом прошел по телеэкранам, многие сразу же увидели в изображении верхушки третьего рейха и НСДАП завуалированную пародию на советскую систему.

Действительно, у Юлиана Семенова, сына «пособника троцкисткого диверсанта Бухарина» Семена Ляндреса, чудом дважды выжившего в сталинской мясорубке и вышедшего из нее глубоким инвалидом, было мало причин любить советскую родину и лично товарища Сталина. Но гораздо более тонкий посыл заключался, возможно, в том, что под видом сорванных переговоров о якобы сепаратном мире союзников с немцами в марте 1945 года (операция «Санрайз», в английских источниках «Кроссворд») скрывался намек на советско-германские контакты 1943 года, зондировавшие возможность заключения сепаратного мира на Восточном фронте.

В действительности переговоры между американским резидентом в Швейцарии А.Даллесом и генералом войск СС К.Вольфом имели целью лишь обсуждение условий капитуляции немецкой группировки в Италии. Обвинения Сталина в попытке заключения сепаратного мира вызвали негодование Рузвельта. Ведь именно он еще в январе 1943 года на конференции в Касабланке (Сталин, занятый тогда сражением вокруг города его имени ее опрометчиво проигнорировал – и в итоге «поимел» второй фронт не против рейха, а против никому не нужной Италии) продавил цель безоговорочной капитуляции в войне против Германии, отражающей принятую в американской военной философии концепцию абсолютной войны. (Поэтому, кстати, США, как и Россию, нельзя победить - их можно только уничтожить.) Для европейских политиков подобная концепция войны, конечно, является дикостью и новостью – в Европе война всегда была лишь одним из способов ведения переговоров.

Возможно, прототипом и двойником «измены», сорванной Штирлицем, стали предложения перемирия, переданные в июне 1943 года в Стокгольме неофициальным образом работнику МИД Германии Питеру Кляйсту, находившемуся в Стокгольме (на самом деле через посла А.Коллонтай, игравшей ключевую роль в европейской политике Сталина – благодаря участию Коллонтай в январе-марте 1940 года были организованы советско-финские переговоры, завершившие Зимнюю войну). По сей день история советско-германских дипломатических контактов в 1942-44 годах представляет собой тайну, покрытую мраком, что и неудивительно.

В официальной российской исторической мифологии война остается почти единственным светлым пятном, где Советский Союз выглядит невинной жертвой агрессии, вступившей в бескомпромиссную идеологическую войну против самого бесчеловечного в истории режима и победившего исключительно благодаря тому, что «не в силе Бог, а в правде». Но такая концепция, по-моему, как раз принижает роль СССР в целом, и Сталина в частности, выставляя его дуболомом, только и способным, что бросать под танки все новые порции русских солдат (каждый день войны стоил нам 9 тыс. военных потерь) ради/против давно уже сгнивших идей.

Тогда как в действительности он был совершенно чуждым идеологии политическим торговцем – поначалу весьма примитивным, однако, в дальнейшем очень обучаемым и гибким. Ситуация, сложившаяся после разгрома немцев под Сталинградом вполне могла казаться ему хорошей переговорной позицией, чтобы вернуть положение в Европе к июню 1941 года, и возможно, еще сторговать себе что-то из тех условий, которых добивался Молотов на переговорах о присоедини СССР к оси против Англии в ноябре 1940 года (еще чего-то в Румынии, присутствия советских войск в Болгарии, военной базы в Дарданеллах), чрезмерность которых, собственно, и привели в действие «Барбароссу».

В действительности после Сталинграда на Восточном фронте сложился некий стратегический цугцванг – ни одна из сторон, похоже не видела способа победоносного окончания войны без вовлечения союзников. Гитлер – без новых, Турции и Японии (хотя в действительности все было наоборот – сразу же после Сталинграда финны фактически прекратили участие в войне против СССР, что позволило более чем вдвое сократить численность советских войск на финском фронте и вскоре частично деблокировать Ленинград). Сталин – без реального участия в войне англо-американских коллег, которые заняли в отношении СССР явно потребительскую позицию, решив после Сталинграда, что Восточный фронт и так в состоянии держаться, отвлекая на себя основную массу сухопутных сил Германии, без ненужных трат человеческих жизней в случае открытия второго фронта во Франции/Бельгии.

При этом Черчилль, в конце концов, признался, что он действительно обещал начать нечто подобное не позже весны 1943 года во время визита в Москву в августе 42-ого. В итоге в переписке Сталина, да и в советской прессе этого времени сквозит плохо скрываемое негодование и презрение по отношению к «союзникам». (Впрочем, похоже отношение к Черчиллю со стороны «членов большой тройки» - Сталина, Рузвельта и Гитлера и без того было несколько презрительным. Если эта троица пришла к власти в своих странах на пике жесточайшего экономического кризиса, и под их руководством эти страны так или иначе вышли из него, то Черчилль просто «подсидел» своего начальника Н.Чемберлена, которой ушел в отставку после провала норвежской авантюры, продавленной как раз военным министром Черчиллем, представлявшим собой некий английским аналог Жириновского: максимум трескотни - ноль дел).

Как бы то ни было, на Восточном фронте почти на полгода возникает «стратегическая пауза» вплоть до начала операции «Цитадель» (Курской битвы) в иле 1943 года. Гитлер, при всем его авантюризме, граничащим с аутизмом - полним игнорированием объективной информации извне, до поры приводившим к успеху, похоже, просто уже не понимает, как дальше воевать с Россией. Тут провалились не только успешная в Европе стратегия блицкрига, но и политически популярная концепция экономической войны 1942 года – снова, как и блицкриг 41-го упершаяся в российские пространства и дороги, для преодоления которых Германия попросту не имеет ресурсов. (Так, «южная» война с СССР 1942 года, как писал уже тогда «главный экономист» германских сухопутных сил Томас не достигла бы целей даже в случае захвата Сталинграда и Астрахани. Чтобы «обездвижить» русскую армию отсутствием горючего, требовался удар по Баку, сил на который у рейха не было из-за крайней растянутости фронтов и коммуникаций).

К тому же к миру на Востоке Гитлера упорно толкают союзники – Италия и (номинальный) Япония. Оба они хотели бы видеть Россию скорее в числе союзников, нежели врагов, тем более что Муссолини уже озабочен перспективами англо-американского вторжения. Ну и, наконец, на Гитлера без устали давит, начиная уже с 1942 года известный «русофил» министр иностранных дел Риббентроп, который видел в советско-германском договоре 1939 года главное достижение своей жизни, и последующий разрыв должен был воспринимать как личное поражение.

У Сталина, похоже также, не очень сильно выражено желание устилать европейские поля новыми миллионами русских трупов ради интересов англо-американских союзников, отрыто подставивших его со вторым фронтом и в 1942-ом, и теперь уже, очевидно, и в 1943 году. Ведь потенциально обо всем, что нужно, можно договориться и с Гитлером. Американцы, правда, уже в 1942 году предлагают и прямую военную помощь в виде десанта в Закавказье с иранских баз, однако Сталин вежливо отклоняет эту помощь, справедливо рассудив, что их потом оттуда не выкуришь. Той более-менее профессиональной армии, которая противостояла немцам летом 1941 года, давно уже нет, упразднены корпуса - ими некому командовать, славянские территории, с которых можно было бы провести мобилизацию - под неприятелем, новобранцы с окраин - ненадежны и необучаемы. В итоге армия 1942 года, хоть демография пока еще позволяет поддерживать ее численность, в значительной мере представляет собой плохо организованный сброд, разбегающийся при виде неприятия - приказ 227, легализовавший заградотряды и тюремные сроки для семей сдавшихся в плен, родился не на пустом месте.

Препятствие для мира только одно – позиция Гитлера, понимающего, что возврат к ситуации 1941 года снова поставит его перед угрозой советской экспансии на Запад, против чего собственно и нацеливалась Барбаросса (хотя у нее были и экономические, и геостратегические цели, в дальнейшем они не реализовались никак). В этой связи кампания 1943 года («Цитадель»), стратегические цели которой непонятны и необъяснимы, выглядит просто как попытка ухудшить переговорные позиции Сталина, в случае, если бы удалось нанести ему пусть локальное, но крупное военное поражение. В итоге продолжавшиеся до ноября 1943 года контакты, уже через новоназначенного посла в Болгарии Деканозова (погибшего 10 лет спустя вместе с Берией), кончаются ничем.

Некоторые (недокументированные) детали можно найти по следующим ссылкам (за достоверность сообщаемых авторами сведений я не ручаюсь, все, что написано выше я высказал в порядке лишь достаточно правдоподобной гипотезы)

1. Владислав ГРИНЕВИЧ. Москва или Лондон: нацистская верхушка решает сложную дилемму
2. и тут.

Я же «вдохновлялся» прочитанными в отпуске книжками (версия о германо-советских мирных инициативах также подается там в виде недокументированных предположений.

1. Трумбулл ХИГГИНС. Гитлер и стратегия блицкрига (в ориг. Hitler and Russia). Третий рейх в войне на два фронта. 1937-1943. М., Центрполиграф, 2009.
2. Марк ФЕРРО. Как рассказывают историю детям в разных странах мира. М., Книжный клуб 36.6, 2010 (в ориг. книга вышла в 1981 году и была у нас одним из бестселлеров раннерыночной эпохи).
и еще одной, название которой запамятовал.