В здоровом теле...

И хилый бонсай врачевания принялся кривобоко расти в уродливый сук профилактической медицины.
Покоряясь существующему порядку вещей, собралась в паломничество к авиценнам и я. Не подумайте, что больная, осподь с вами! Клиника специальным письмом предупредила, что хворые обязаны отложить свой визит до полного выздоровления. Врач тоже человек, ему, как и вам, не понравится, если на его работу повадятся шляться кашляющие, сопливые и заразные.
Ведь с гриппа - какой навар? Одна повальная вакцинация населения, больше, по сути, и поживиться нечем... Обладатели частных практик ценят пациентов с недугами хроническими и неизлечимыми, навроде диабета или астмы. В свете этой реальности американская медицина обеспокоена моим убыточно отменным здравием. В таких случаях у нас принято искать внимательней. Где-то в человеке должна таиться хворь, и дело прогресса диагностики и анализов – ее выявить. А у меня еще фактор профессионального риска – муж врач. Как-то вечером сослалась на головную боль - многим женщинам это сходит с рук, - а я уже рано утром обнаружила себя в катакомбе компьютерного томографа (КТ) в его больнице. Аневризмы не обнаружили, но, на мою беду, в кадр попала щитовидка. Через два дня входила в кабинет хирурга,
- Я вижу вашу опухоль!
Когда пришла в себя, эскулап, потирая рученьки, лучясь добренькими глазоньками, мечтательно шептал: - В пятницу вырежу всю вашу щитовидку...
Вы знаете, к пятнице у меня образовался какой-то совсем иной взгляд на жизнь. Подвелись неутешительные итоги, на цветочки в саду взиралось с философской печалью, на ребенка – со слезами... В зеркале, на месте отражения непримечательной, на взгляд профана, щитовидки, собственные взгляды прожгли дыру... В последнюю минуту от операции спас муж, который хоть и врач, но
Такие испытания меняют либо жизнь человека, либо, если он, как я, упорно продолжает верить, что вся бескрайняя жизнь еще впереди, разительно уменьшают его готовность покориться расхожим условностям и покорно скончаться. Согласилась с Бродским, что смерть, это то, что бывает с другими. И уточнила, что это случается с ними исключительно по причине их конформизма и отсутствию дисциплины.
В начале медосмотра субъективное бессмертие позволило мне хорохориться даже когда лекарь обнаружила, что я не уберегла ни единого своего дедушку и ни единую бабушку. Она взглянула не меня так, что стало понятно, что больше мне не только дедушку или бабушку не доверят, собаку на выходные не оставят. Но я продолжала надменно придерживаться мнения, что библейские проклятия порочной генетики не наказывают потомков оскоминой, если те
И я таки вырвала у медперсонала момент торжества: куда им было деваться от похвал и славословий, когда царственным жестом им было предъявлено давление 90 на 64! Меня редко есть за что хвалить, поэтому я страшно обрадовалась, и захотела еще чем-нибудь понравиться. Продемонстрировала, как я умею сцепить руки за спиной и свести вместе локти - мой
Американцы – оптимисты: был бы пациент, а болезнь найдется. Но хоть в каждой женщине и наличествует некая тайна, разве ее стетоскопом обнаружишь? Лица медперсонала мрачнели, а подозрения о возможности особо редкого и исключительно глубоко затаившегося недуга крепли. Памятуя злосчастный КТ, устояла перед соблазнами колоноскопии и магнитно-резонансной томографии. Доктор скорбно качала головой, снимая с себя ответственность. Внезапно лицо ее озарилось, и она воскликнула:
- А давайте, проверим вас на сифилис!
Я надеюсь, это она от отчаяния. Я потом долго рассматривала в зеркале мой профиль, и уверена, что с моим римским (ну что вам жалко, что ли? пусть будет «римский»!) носом я лично никаких поводов для подозрений на подобные диагнозы не подавала.
Врач велела переодеться в халат, и объяснила, где халат должен остаться распахнутым. И одновременно на себе показала. Вот если бы она только сказала, или только показала, честное слово, я бы поняла. Но такая избыточность информации – и объяснение, и демонстрация, рассеяли мое внимание, некрепкие мозги запутались, Она вышла, а я все размышляла над тем, как же надеть проклятую рубаху. Сначала попробовала так, как мне помнилось, это сделала доктор : разрезом вперед. Легла, но мучительные сомнения не оставляли. «Не может быть, соображала я, чтобы она так подробно и дотошно объясняла, если бы все было столь тривиально». Заметалась внутри, как Гудини в цепях, в сундуке, на дне морском, и успешно извернулась. Теперь разрез был сзади. Врач вошла, взглянула, и тактично заметила:
- Ничего страшного, мы и так справимся.
Тут, наконец, даже я догадалась, что подходящий диагноз определился сам собой, и простонала:
- Доктор, а что у вас есть от слабых мозгов?
На моей памяти еще ни один американский гиппократ не признался, что существует недуг, неподвластный его ремеслу. То есть, вылечить, понятное дело, могут не всё, но лечить – абсолютно всё. Это вам не хваленая израильская медицина с ее человеческим лицом, где иерусалимский доктор-старичок регулярно отмахивается от всех симптомов моей мамы, отправляя ее домой с успокоительным: «Это у вас, мадам, старческое». Никакая клиника на хозрасчете не вправе упустить шанс сделать энцефалограмму, просверлить в глупой башке пару дырок, перерезать связь между дурными полушариями. На худой конец, всегда можно попробовать трепанацию черепа... Даже если в коллективе нет нейрохирурга, уж электрошок-то каждая сердобольная душа может дать...
Но, к моему изумлению, доктор поскучнела, и лаконично бросила:
- Жидкости побольше пейте...
Вот так я оказалась уникальным в своей безнадежности случаем, от которого опустились руки даже у передовой американской медицины. Я-то, маразматик или нет, по-прежнему предполагаю жить вечно, но, боюсь, моих близких это скоро радовать перестанет.
Извините, если кого обидела.

|
</> |