в обнимку с книжкой

Весенняя хандра и прочее рашен депрешн побудили нырнуть в чтение книг, которые напомнили бы мне о детстве, когда за окном серо и слякотно, а в руках книжка и под боком кошка в коматозе. И это не обязательно Майн Рид или «Три мушкетера», а та самая литература для подростков, в которой проблески взрослого мира и то, о чем родителям лучше не рассказывать, а то вдруг решат, что  книга «не по возрасту».

Я не знаю, что сейчас читают подростки. «Гарри Поттера» или «Сумерки»? В моем детстве их не было,  но я не жалею. Смешно читать высказывания блогеров, которые родились уже в 90-е, что люди, родившиеся лет на 20-10 раньше, читали насквозь идеологическую белиберду. Потому что это неправда и книги были разные. И вот сейчас, когда мне ближе к 40, вдруг захотелось снова ощутить себя ребенком, который читает книги, которые не для детей, но и не для взрослых. И не в качестве повторения пройденного, а то, что не читал тогда, но чисто теоретически мог бы прочитать.

Повесть «Синее море, белый пароход» Геннадия Машкина впервые издана в 1965 г.  в журнале «Юность». Если верить википедии, входила в школьную программу, но когда я учился в школе – уже нет. Поразительно, но первые главы повести упорно ассоциируются с романом Аготы Кристоф «Толстая тетрадь», хоть и написаны они с разницей более чем в 20 лет. К тому же, действие романа австрийской писательницы происходит во время Второй Мировой войны, а у Машкина ровно по окончанию ее. Но атмосфера – куда деться от атмосферы? Когда некий постапокалипсис, а жизнь все никак не заканчивается. У Аготы Кристоф параноидальное действо разворачивается в провинциальном венгерском городке, голод и падение нравов представлены сквозь призму восприятия двух мальчиков-подростков (а может, и одного и в этом загадка романа), мать которых оставляет их на попечение злобной бабки. В повести Машкина так же присутствуют братья и хоть повествование ведется от лица старшего из них, Геры, трудно избавится от ощущения, что все происходящее – некий бред, вязкий морок, когда детство и невинность невозможны по определению. Как призрак возникает отец, вернувшийся с войны. Отец, которого не знаешь и не любишь, но почему-то именно с ним связываешь надежды на то, что он привезет мерседес в качестве военного трофея. А еще есть изможденная мать, растящая табак на продажу, богомольная бабушка, мужа которой живьем сожгли в печи японцы и маленький брат Юрик, существо вредное, но любимое и практически умирающее от туберкулеза. В общем, все тлен и мрак, война хоть и закончилась, но зачем жить? Мальчик рисует картины с убийством врагов-японцев, а отец тащит всю семью на Южный Сахалин, а там все сложно – враги могут стать друзьями, а друзья не так что бы друзья… Книга наполнена антивоенным пафосом, взрослый зачин несколько смягчается к финалу, греша слишком символическими нотками (ребенок играет с ржавой гранатой, готовой взорваться в любой момент), но с удивлением не устаешь задаваться вопросом – а где та самая «пропаганда»?  Почему так все неоднозначно и сомнительно?

«Милый Эп» Геннадия Михасенко. Впервые повесть так же была напечатана в журнале «Юность» в 1974 году.  Совсем другая эпоха и персонажи, время лириков и физиков. Главный герой, мальчик Аскольд Эпов, ненавидит школу и мечтает поскорее вырваться из нее. Он живет в уютной московской квартире, его родители не самые рядовые интеллигенты (мама врач, папа инженер),да и сам он в общем-то юный вундеркинд, конструирующий домашнего робота и много чего еще интересного. То есть, учись да радуйся, как считает его деревенский друг Август (имена персонажей книги – отдельная история), но нет – тянет мальчика бросить школу после 8 классов и пойти в «рабочий класс» (словосочетание именно в ироничном ключе). И началось вроде с ерунды – двойки по английскому, но оказалось той последней каплей, после которой «все, не могу я здесь». Попутно Эп умудряется оскорбить учительницу английского, но будучи мальчиком интеллигентным, решает извиниться, вот тут и сводит его судьбы с сестрой учительницы,  девочкой Валей, которая саму себя привыкла называть Валентиной Петровной. И все заверте – любовь, юношеские терзания и пробуждение чувственности. Конечно, в книжке присутствует «воспитательный момент» - юный комсорг, болеющий всей душой за школьный коллектив, разговоры в стиле «один в поле не воин»,  но все это носит настолько фейковый характер, что не способно затмить совсем другую историю – любовь Эпа и Вали. Эти мальчик и девочка вопиюще чувственны, слушают английские пластинки и целуются в темных коридорах.   Более того, Валя и близко не тургеневская девушка, охотно разрешает целовать себя, а когда раскрывается, что параллельно у нее есть другой мальчик, она воинственно заявляет – и что, ну да, не с первым тобой целовалась, а ты думал я на необитаемом острове жила и никого другого не видела? В общем, меня не удивляет, что юные пионЭры зачитывались «Милым Эпом», но несколько удивил другой аспект. В советских книгах общим местом являлось то, что персонажи из деревни являлись носителями некого сакрального знания буквально на уровне ДНК и некий условный парень от сохи хорош уже тем, что он из народа. Совсем иное в «Милом Эпе»: лучший друг Эпа, мальчик из деревни,  никем не любим и даже игнорируем. Все воспринимают Августа как тупого деревенского паренька, а тот совсем не туп по тому критерию, что стремится «вырваться». Более того, описываемые им реалии деревенской жизни с одной стороны идиллистичны – лес, речка, баня и прочие народные радости, с другой стороны кошмарны – пьянство, ограниченность, дикость нравов. И нет здесь никакой романтики «поедем на БАМ, освоим целину!», а есть декламируемое стремление стать умнее, образованнее и подальше от пережитков прошлого.

«Чудаки и зануды» шведского писателя Ульфа Старка изрядно удивили. Изначально, думал, что книга написана в 80-е, поскольку  действие происходит именно в то время (отсутствие сотовых телефонов, интернета, да и вообще некая старомодность повествования), но ошибся, издана она была в 2002 году. Тем не менее, нечто подобное мне случалось читать в 90-е, когда я сам еще был подростком, поэтому странность книги идеально легла на мои воспоминания о том, что я читал в то время. Вообще, скандинавы и «детская литература» - сочетание довольно своеобразное. Вспомнить «Рони дочь разбойника» Астрид Линдгрен – чтение не для слабонервных. Как и фильм, который сейчас если и показывают, то в купированном варианте. В детстве, помнится, смотрел его в кинотеатре и как-то не возмутило никого, что в одной из сцен абсолютно голые разбойники выбегали из темной пещеры и резвились по белому снежку. А в книге той же Линдгрен «Мио, мой Мио» любящий отец и вовсе отправлял единственного сына на верную погибель, но ничего – выжил ведь! Так вот, в «Чудаках и занудах» типично скандинавский депрессив и смерть близкого человека тоже присутствует, но без особого ажиотажа – ну умирают люди, что ж поделать. Во главе истории иной нюанс: 12-летняя Симона  переезжает вместе со своей богемной мамашей к ее очередному любовнику и продолжает обучение в новой школе, где ее по ошибке принимают за мальчика, но Симона охотно поддерживает иллюзию и вот она уже не Симона, а Симон, тайком курит с мальчишками и вообще старается соответствовать их модели поведения. Проблемы начинаются когда ее начинает домогаться  акселератка-одноклассница, а сама Симона понимает, что влюбилась в соседа по парте Иакова. Герои милы и эксцентричны, ситуации затейливы и просты одновременно, но потом автора понесло – тут вам и поцелуй взасос с акселераткой и ватный тампон в штанах в роли пениса («нельзя пренебрегать важными деталями!») и в качестве апогея – возлежание голышом чуть было не потонувших в озере Симоны и Иакова, когда он «сразу все понял», а она с интересом рассматривает его эрекцию. К слову, последний эпизод совсем не воспринимается как пошлый в отличии от поцелуев с одноклассницей, но как-то странно воспринимать это в качестве именно детской литературы, тут уж скорее о «Впусти меня» вспомнишь, но «Чудаки и зануды» позиционируется именно как книга для подростков и получила главную премию на конкурсе детской книги в Швеции. И разумеется, я не ханжа, но все эти физиологические подробности показались мне совсем некстати, хоть кто их разберет, скандинавов.