В недавнем разговоре с коллегой Valelf'ом мы вновь

puchok_goblinov — 28.06.2012

В недавнем разговоре с коллегой Valelf'ом мы вновь обсуждали проблему современной крайней «политизированности» публики, не имеющей отношения к академическому знанию истории политики (и вообще к уровню владения методом исследования, который в области истории демонстрировал нам Corporatlie). Я бы сказал, что современная «политизированность» соотносится с предметом политики так же, как фольк-хистори с академической историей, а лженаука с наукой. И вот почему.

Представление об обществе и политике, уподобленное естественнонаучным теориям (в первую очередь, ньютоновской механике), сложилось в Новое время, в XVII-XIX веках. Соответственно, к этому периоду восходит употребляемая сегодня политическая и социально-философская терминология, включая либерализм, социализм, национализм и их многочисленные производные, столь часто употребляемые сегодня. В это время формируется представление о естественных правах, формируются национальные государства, происходят буржуазные революции. Думаю, что появление многочисленных социально-философских теорий Нового времени о том, чем определяется общество, непроизвольно влечёт за собой и убеждения о том, что обществом можно управлять, его можно переустроить. Обычно, споры и конфликты, связанные с рассуждениями широкой публики о политике, касаются того, как следует общество переустраивать, в соответствии с каким набором максим. Но эта широкая публика, обыватели, в том числе те, кто ведёт баталии в сети, почти никогда не задумываются о первой части проблемы: насколько вообще познавательно обоснованы представления Нового времени? Не ценны ли те или иные общие цели («лучше быть сильным, чем слабым»), а истинны или ложны ли (или вообще, подлежат ли экспериментальной проверке) конкретные теории?

Во-первых, всевозможные теории и убеждения политического характера, такие как представление Локка о естественных правах или представление Маркса о целенаправленном историческом процессе, не имеют никакого отношения к естественным наукам. Данные социально-философские убеждения содержат и оценочные суждения, которые не являются истинными или ложными, а выражают настроения или эмоциональные реакции, насколько позволяет судить анализ ценностных суждений у Айера и Стивенсона, и просто метафизику.

Во-вторых, сами термины «политическое» или «социальное» являются очень отвлечёнными абстракциями от чего-то, что является конкретным и непосредственно наблюдаемым: человеческого поведения. Таким образом, осмысленный ответ на вопрос о том, что определяет политики или жизнь общества – это ответ на вопрос о том, что определяет человеческое поведение. Думаю, не стоит спросить о том, что такой ответ может дать только нейробиология. Следует иметь в виду, что современные знания о работе мозга, как я считаю, находятся на уровне знаний о физике середины XIX века. До сих пор есть только гипотезы о том, какими структурами и на каком уровне (молекулярном или клеточном) кодируются чувственные воспоминания, как при помощи машин повторить некоторые способности мозга, такие как способность к решению задач, планированию и обучению. Решение проблемы природы интеллектуальных способностей, принципов работы мозга и создания искусственного интеллекта позволило бы ответить на колоссальное количество вопросов и устранить из рассмотрения целый ряд мнимых проблем, таких как проблемы «сознания», метафизической индивидуальности, «квалиа», «интенций» и им подобных. Но это отдельный разговор.

Для нас же в контексте данной дискуссии важно то, что абстрактное, отвлечённое рассуждение о «законах истории», «социальных процессах», политике и экономике самих по себе как об идеальных процессах, существующих помимо конкретных людей, позволяет существовать большому количеству совершенно умозрительных и запутанных убеждений и даже целой нише одиозной демагогии об изменении общества через изменение каких-либо отвлечённых и даже несуществующих «механизмов». Зачастую сторонники каких-либо категорических убеждений о необходимости изменении общества надеются каким-либо образом изменить и самих людей, как на это рассчитывали большевики, при этом полностью игнорируя любые научные данные о человеческой природе (не поэтому ли большевики ненавидели генетику?). Таким образом, всевозможные восходящие к философствованию XVIII-XIX веков убеждения о трансформации общества обречены на провал не потому, что такие убеждения «аморальны» (это довольно слабый и любимый самими «социальными инженерами» довод «соломенного чучела» их оппонентов), а по неизбежных логическим и эмпирическим причинам. Причинно-следственные связи подобных убеждений являются мнимыми, их метод – умозрительные рассуждения, не подразумевающие даже простейшей проверки, а их средства неэффективны.

Говоря о причинно-следственных связях социально-философских теорий XIX века, хочу процитировать Питирима Сорокина:

«Особенно резко этот вопрос — вопрос о причинах или "факторах" социальной эволюции — выдвинулся со времени обоснования социологии О. Контом. Теперь каждый более или менее значительный социолог считает как бы профессиональным долгом поставить и так или иначе разрешить этот вопрос. Все содержание социологии многих авторов сводится почти исключительно к разработке проблемы "факторов". Да и сам О. Конт, как известно, определил социологию как науку о "порядке и прогрессе (эволюции) общества" и тем самым установил обычное теперь деление социологии на две части: на социальную статику и социальную динамику. Однако, несмотря на массу теорий, посвященных разработке проблемы социальных факторов, до сих пор нет еще ни одной более или менее общепризнанной...

Одни выдвигают в качестве такого решающего фактора географические и климатические условия: климат, флору, фауну, ту или иную конфигурацию земной поверхности — горы, моря и т. д. (Л. Мечников, Ратцель, Мужоль, Маттеуци и др.); другие — чисто этнические условия, главным образом, борьбу рас (Гумплович, Гобино, Аммон и др.); третьи — чисто биологические факторы: борьбу за существование, рост населения и др. (М. Ковалевский, Коста и др.); иные — экономические факторы и классовую борьбу (марксизм); многие, едва ли не большинство, — интеллектуальный фактор: рост и развитие человеческого разума в различных формах — в форме аналитических, чисто научных знаний (Де-Роберти, П. Лавров), в форме мировоззрения и религиозных верований (О. Конт, Б. Кидд), в форме изобретений (Г. Тард); некоторые выдвигают в качестве такого основного фактора свойственное человеку, как и всякому организму, стремление к наслаждению и избегание страдании (Л. Уорд, Паттэн); иные — разделение общественного труда (Дюркгейм и отчасти Зиммель) и т. д.

Как видно из сказанного, число теорий факторов чрезвычайно велико, и одного уж этого факта достаточно, чтобы заключить, что каждый из социологов односторонен и не вполне прав».

…

Как видно из сказанного, в вопросе о факторах социальной эволюции должно и формально, и по существу иметь дело только с социальными же, а не с иными факторами. Теперь спрашивается: каковы же эти или этот фактор, та основная причина, которая обусловливает собою не самый факт социальной эволюции (он вызывается другими — биологическими и физико-химическими — условиями), а ее определенный характер?

Для того чтобы правильно ответить на этот вопрос, необходимо указать на то, что составляет сущность социального явления, как явления, отличного от области биологических явлений. Как бы ни были разнообразны с виду ответы социологов на этот вопрос, по своему существу они более или менее тождественны. Сущность социального явления — это взаимодействие людей, устанавливающееся не в случайной, а в более или менее постоянной группе. Социальное явление "da existiert, wo mehrere Individuen in Wechselwirkung treten", говорит Зиммель. В социальном явлении "мы видим не что иное, как длительное, непрерывное, многостороннее и необходимое взаимодействие, устанавливающееся во всякой постоянной агрегации живых существ между свойственными им психофизическими (то есть высшими биологическими) явлениями и процессами, притом уже сознательными", говорит Е. В. Де-Роберти. "Под социальными явлениями мы понимаем отношения, — пишет Гумплович, — возникающие из взаимодействия человеческих групп и обществ". Предметом социологии, говорит Гиддингс, является "изучение взаимодействия умов и взаимного приспособления жизни и окружающей ее среды через эволюцию социальной среды"».

Сорокин П. О так называемых факторах социальной эволюции // Сорокин П. Человек, цивилизация, общество. М., 1992. - с. 522-525.

         У рассуждений Сорокина о социокультурной динамике есть свои методологические проблемы, но его анализ социологических представлений XIX века изложенный в процитированной работе, а также в статье о социальной эволюции [Сорокин П.А. Социокультурная динамика и эволюционизм // Американская социологическая мысль. М. 1996.С.372-392.], довольно любопытны. Т.е. традиция поиска «факторов», причинно-следственно определяющих «общество», восходит к XIX веку, и столь любимый социалистами Маркс не был единственным социальным детерминистом этого периода.

         Итак, проблема идей «социальной инженерии» заключается не в том, что политические средства таких идей «аморальны», а в том, что такие идеи не выдерживают критического познавательного анализа. Это касается любых идей радикального переустройства общества, просто потому что все они складывались задолго до становления естественнонаучных представлений о человеческом поведении и работе человеческого мозга. Можно сказать, что сами вопросы, делающие возможными подобные социальные теории и следующие из них планы социальной инженерии, заданы неправильно и порождают бессмыслицу и тавтологии. Вот какая-нибудь евгеника Френсиса Гальтона, подкреплённая современной генной инженерией, могла бы действительно повлиять на человеческое поведение, но это совершенно не решает оценочный и потому лежащий вне истинности или ложности вопрос о целях, которые подразумевают сторонники подобных методов. Генная инженерия в руках откровенно недальновидных и некомпетентных политиков – сюжет для антиутопии в духе Хаксли. Но это опять же отдельный вопрос.

На фоне подобных доводов все категорические требованиях каких-либо радикальных мер представляются не более, чем формой истерии убеждённых в бессмыслице людей (Примуса, Шмуклера и им подобных). В том, что внушаемых людей можно убедить в осмысленности и истинности любой бессмыслицы, сомнений нет: религии тому пример. Это объясняет и разрушительную роль социализма, в том числе современного европейского социализма, породившего «политкорректность»: причинно-следственная связь между реальными мероприятиями социалистов (вроде большевистской коллективизации, северокорейской практики Чучхе или борьбы за права меньшинств последователей Антонио Грамши) и их отвлечёнными благородными целями, является вымышленной. В некотором смысле, социалисты ведут себя как дикари, поклоняющиеся культу «карго».

Какой-либо «радикальный» в духе Отцов-основателей США, обществ масонов и иллюминати,  современных неоконсерваторов или весьма радикальных и эксцентричных авторов эпохи Просвещения, таких как Вольтер и Руссо, либерализм можно было бы обвинить в том же. Но я думаю, что современная правовая и политическая система цивилизованного мира де-факто связана не с крайними эйдосами Нового времени, а с гораздо более старой и гораздо более эффективной практикой: римским частным правом.

Вот здесь я подхожу к главному. В истории человеческой цивилизации есть способ регуляции общества, построенный не на обычаях и традициях и сложившийся стихийно, а созданный целенаправленно и рационально. В то же время, этот способ построен не на отвлечённых, умозрительных и контр-интуитивных предпосылках запутанных философских поисков XVII-XIX веков, а на практике, складывавшейся тысячелетиями. Этот единственный работающий способ социальной инженерии имеет множество проблем, изъянов и издержек, но это единственное известное и понятное мне средство регуляции конфликтов, интересов и потребностей людей.

          Способ, о котором я говорю – юриспруденция, право, законодательство. Механизм, работающий со времён Хаммурапи. Заметьте, радикалы, воображающие, что именно они умозрительно отыскали механизмы, при помощи которых можно управлять обществом, в последнюю очередь думают о том, чтобы решать вопросы при помощи законотворчества или судебных процессов. Им всегда нужны внесудебные и внеправовые средства, иначе никак.

Оставить комментарий

Популярные посты:

traianus

Bigger — современные технологии для людей с ослабленным зрением

toyahara

Зюганов советуется с Ильичём,

orientalist_v

Хунвэйбины и сочувствующие, Пекин

new_rabochy

Убить кентавра

slavaryumin

Он разобрался, каршеринг – это не бизнес на аренде авто

gloxinija

Что бы это значило?

mm-zhizni

С Днем Рождения, дорогая Москва!

pranava

Алан Уоттс и проявление его вечного послания в современности

nikola-50-ru

Дорога к храму: 2025-Тверская-98. Торговые ряды в Кашине

• Ранее
• Архив