УРОК ОДЕССКОГО ЯЗЫКА

sol_tat — 10.06.2010 много картинок и слов

Вот тут и вот так всё не то, чтобы началось, а скорее продолжилось, но надо же с чего-то начать:





Это я, моя дочь и роман "Психоз" в витрине книжного магазина "Москва", если вдруг кто не.


Родимое издательство ЭКСМО дыру мне в башке сделало Власом Дорошевичем, хотя я мужественно сопротивлялась, говоря о том, что это архаика и даже говно мамонта свежее Р.Х. было позже, чем Влас Дорошевич с его не самым, прямо скажем, гениальным фельетоном "Одесский язык". Но издательство ЭКСМО не сдавалось, говоря, что ТД "Москва" настаивает на полыни том, чтобы урок одесского языка Татьяна Соломатина строила на "статье" (с) Власа Дорошевича. Скрипя зубами, Татьяна Соломатина вспомнила не самый, прямо скажем, показательный образчик фельетонного жанра образца 1895 года, хотя Бабель ей гораздо ближе и прямо скажем, как родной.

Тогровый Дом "Москва", в свою очередь, сделал на Татьяну Соломатину круглые глаза и сказал: "Да нет, мы как бы просто вспомнили, а там вольное плавание..."

И Татьяна Соломатина поплыла, радостно предав Власа Дорошевича забвению:





И рассказав публике о том и об этом немного, стала читать:



Что читать? Да из себя читать, естественно. Специально написанную накануне штучку под названием

УРОК ОДЕССКОГО ЯЗЫКА

Мой одесский язык.

Это язык акаций Амбулаторного переулка. Пламя тюльпанов, дух пионов, вечный песок в сандалиях и коленки в зелёнке. Чьи-то дети гуляют в садиках, а я гуляю на пляже. Я не знаю о детях в садиках, мне кажется, что все дети гуляют на пляже. Вы гуляете по пляжу? В моём детском языке я гуляю на пляже. Шестнадцатая – не номер, а имя собственное. В моём море есть рыба-игла, опасная рыба-петух и морской конёк. Потом их нет, сейчас снова есть, но все мои остались в начале семидесятых в море на пляже Шестнадцатой. Я деру мидию. Все пальцы в мелких выбеленных порезах. Я расту в морской воде. За меня никто не боится. Я научилась плавать раньше, чем ходить и говорить.

«Ваша девочка слишком много время проводит в воде. Шо? Я говорю вам, ваша девочка слишком много время проводит в холодной воде! Шо?! Выньте ребёнка из воды, говорю вам! Нет, ну шо такое, а? Юра, я скажу вашей жене, куда вы смотрите вместо ребёнка, и вы больше никада не будете видеть!»

На моей Шестнадцатой все друг друга знают. Я принесла домой корнерота в огромном пакете с морской водой и выпустила его в аквариум с маленькими пресноводными рыбками.

«Вот точно также к Заруцким когда-то приехал Николай Иванович немного погостить, а они умерли все в том году. Тоже был неудачный опыт, а вы ребёнка ругаете!» - резюмирует сосед. Я долго плачу, потому что мне жалко корнерота и рыбок, а Заруцких не жалко, потому что не мой неудачный опыт.

Шестнадцатая, и розовый куст, и виноград «Лидия», невкусный, сопливый, но дед из него делает вино. Огромные десятилитровые бутыли, сверху по пробке обмазанные пластилином. На нём хорошо остаются отпечатки пальцев, если надавить. Я подрастаю, и в моём бездумном акациевом солёном языке появляется акцент цветущих свечек.

Мой одесский язык - это язык каштанов за окнами. Проспект Мира 34, угол Чкалова. Центр Шестнадцатой Вселенной сменяется центром города.

«Таня, какие кактусы? Они здесь не выживут. Кактус любит пустыню. Но не потому что нет воды, а потому что солнце. И хотя у нас в очередной раз нет воды не только после двенадцати ночи, а в очередной раз всегда, но у нас никогда нет солнца из-за этих каштанов. Скажи спасибо папе. Он – гуманист. Он не может поливать живое соляркой. Он даже права не смог получить, хотя дедушка купил нам машину. Теперь дедушка ездит на нашей машине, потому что твой папа пугливый гуманист! Так что можешь посадить бегонию, она может жить в темноте, как твой папа».

Налево из подъезда я хожу в сто восемнадцатую «привозную» школу. Из нашего адреса – Проспект Мира угол Чкалова можно сразу выйти на Воровского. У нас тройной проходной двор.

«Детка, как жаль, шо ты не еврейка! Такая чудесная девочка и не еврейка! Отличница, красавица и не еврейка! Ты бы могла выйти замуж за нашего внука, када вырастешь, но даже када ты вырастешь - ты не будешь еврейка! Это так нехорошо… Еврей может спать с русской, но он не может жениться на русской. Сёма, шо ты меня одёргиваешь, ради бога?! Она уже взрослая, у неё уже пионэрский галстук! Такая хорошая девочка, умница, жаль, шо не еврейка, вы с Эдиком такая прекрасная пара, как жаль!»

Мой одесский язык - это язык широкого мраморного подоконника, прохладного в самую липкую жару. Ранним утром быстро-быстро по Долгой, но уже не по улице, а просто по долгой улице Чкалова. Карла Маркса, Ленина, Пушкинская, туберкулёзная улица Белинского, венерический переулок Веры Инбер, бесконечная лестница и ты уже на Ланжероне. Тут белые шары, вернее, они – там, а ты купаешься тут, потому что тут в море есть заветный камень. Летним днём о нём знают все. Ранним осенним утром – только ты.

Вверх бесконечнее, чем вниз. Но ты же не будешь ныть, как Эдик? Эдик с бабушкой, а ты один на один с лестницей, извилисто ведущей на бесконечный верх. Низ наступает быстро, верху нет предела, только пот, потому что быстрее и быстрее, остановишься – всё! - будешь ныть в бетонную лестницу.

Награда – холодный мраморный подоконник. Мрамор не так равнодушен, как бетон. С ним можно говорить. Кулёк «Театральных», «Тридцатилетняя женщина» Бальзака в синем.

«Не грызи, испортишь зубы. Не порть глаза, иди на улицу дышать воздухом!»

Покорно плетёшься на улицу дышать городской пылью. Твой лучший друг – театральная тумба, обклеенная афишами. Когда-то там обязательно будет твоя фамилия. Та, которая будет твоей.

Но пока у тебя нет той фамилии, что будет на афишах. Зато у тебя есть твой крест. Огромный крест в кроссовках, шерстяной юбке, кружевном жабо и с вечной авоськой. В авоське у твоего креста творог и ноты. За творогом твой крест ходит на Привоз, а ноты твой крест из авоськи никогда не вынимает. Ты живёшь на пути пешего хода твоего креста с Привоза к себе домой. Но твой крест никогда не идёт к себе домой, пока не зайдёт к тебе домой. Имя твоему кресту – Каверзнева Надежда Викторовна. Ей мало истязать тебя три раза в неделю в ДМШ № 2, она ходит к тебе ещё и все остальные четыре. У твоего креста нет мужа, нет детей, нет внуков. Есть сестра в Москве и ты, маленький мученик с поцарапанным «Театральными» языком.

«Девочка совершенно бездарна. Совершенно. У неё не гнутся небеглые пальцы и она не имеет никаких музыкальных способностей. Но я сделаю из неё музыканта. Девочка поразительно бездарна. Девочка гениально читает с листа. Вы знаете, как ваша дочь читает с листа? Я никогда не поставлю ей больше тройки, я пошла к учителю сольфеджио и приказала её пятёрку исправить на тройку. То, что она в третьем классе пишет диктанты для второго курса композиции, ничего не значит, потому что у неё совершенно нет слуха, она просто всё запоминает. Она помнит звук... Как ты сидишь? Пока я говорю, или твоя мама говорит, или пока не закончится похоронная процессия Папы Римского, ты сидишь так, как я тебя учила или сразу вставай и ложись, потому что если ты не сидишь так, как я тебя учила, нечего и начинать! Всем наплевать на твои желания, никому не наплевать на твою породу. Девочка, ты абсолютно бездарна, но у тебя есть порода. Ты будешь тем, кем захочешь, если будешь сидеть так, как я учила и столько, сколько я скажу! Музыка тут совершенно не при чём. Но я сделаю из тебя музыканта! И если ты думаешь, что музыкант – это тот, чья фамилия на афише – ты ещё глупее, чем кажешься. Но твоя фамилия будет на афише. Так или иначе!»

Мой одесский язык – это мерный язык чёрного гробика, поставленного на попа. Если вам плохо – запустите в тишину метроном. Когда у него кончится завод – кончится ваше плохо. Что начнётся после – ваш крест.

Прямо из подъезда я хожу к подруге. Проспект Мира 37. Я не должна дружить с этой девочкой. Так говорит моей маме завуч моей школы по воспитательной работе. Ещё завуч по воспитательной работе говорит: «Не будем говорить кто, но это была Суханова!» Моя мама сама завуч. Школы-интерната номер семь на Девятой Станции Фонтана. Я дружу даже с умственно-отсталыми детьми, с детьми с поражениями центральной нервной системы и с детьми с ДЦП. Моей маме всё равно, что говорит завуч по воспитательной работе моей школы, поэтому я дружу с этой девочкой с Проспекта Мира 37. У неё тронутая бабушка. Она прошла всю войну и она ходит на Привоз, узнать почём мидия, помидора, абрикоса и синие. Девочка учится на тройки, в их доме говорят «споймать» и «извиняюсь», зато её мама – парикмахер и она накручивает нам волосы на тонкие деревянные бигуди, предварительно намочив нам головы «Жигулёвским». И мы целый день ходим с кукольными локонами, пахнущие скисшим хлебом. Как я могу не дружить с такой девочкой, даже если завуч по воспитательной работе говорит моей маме: «Оно вам надо?!»

Потом направо из подъезда я хожу в институт. Из нашего адреса – Проспект Мира угол Чкалова можно сразу выйти на Чкалова. У нас тройной проходной двор. Я сажусь на третий трамвай и еду до улицы академика Павлова. Иногда эту остановку называют Художественным музеем и никогда – медицинским институтом. Главный корпус, анатомка, военная кафедра, кафедра микробиологии.

«Когда вы закончите институт, вы не только не будете помнить имена большинства преподавателей, но даже их лица не вызовут у большинства из вас никаких воспоминаний. Моё имя вы запомните!»

Штефан Эдгар Эдуардович. Я забыла микробиологию, но в моём языке есть имя, отчество и фамилия этого невысокого, кучерявого, язвительного, вредного, энциклопедически образованного польского еврея.

Мой одесский язык хорош настолько, что позволяет мне свободно общаться в среде носителей. Никогда на одесском Привозе во мне не вычислят москвичку, потому что я не спрошу, сколько стоят помидоры и никогда не оскорблю синий ругательным для него неблагозвучным словом «баклажан». Я легко меняю «чё» на «шо» и не вздрагиваю, заслышав слова «споймать» и «извиняюсь». И уже давно еврейский мальчик Эдик не Эдик, а Эд, профессор Массачусетского Технологического, и моё имя иногда бывает на афишах, спасибо Надежде Викторовне за её настоящую породу, и я знаю, каково оно, не останавливаясь подниматься наверх, низкий поклон моим одесским склонам и лестницам. Словосочетание «монастырский пляж» в силу ряда причин для меня куда сакральнее всех ведических знаний, а на Таировском кладбище есть могилы любимых мною людей. Я могу рассказать о том, как останки семьи Воронцовых спасли евреи и почему они это сделали, или Одесскую главу "Евгения Онегина" наизусть. Но не этим хорош мой одесский язык.

Мой одесский язык хорош тем, что благодаря всем этим пляжам, афишам, крестам, взлётам и падениям, бассейну «Динамо», медицинскому институту имени академика Павлова, консерватории имени Неждановой и вечно разрушенной кирхе наискосок от неё, улицам и улочкам, дворикам, переходикам, мальчикам и девочкам еврейским, украинским и русским, из хороших и плохих семей, здоровым и больным, я научилась понимать. И благодаря ему же – редко когда соглашаться с очевидным.

- Девочка, ты понимаешь, шо не надо два часа сидеть в холодной воде?
- Понимаю.
- Так чего ты туда лезешь и там сидишь? Ты же заболеешь!
- А я так закаляюсь, шоб вы все уже были здоровы!



***


Когда я начала читать, все внезапно умолкли, хотя тишина в торговом зале магазина "Москва", что на Тверской, это теоретически достижимо, но практически невозможно. Когда я закончила читать все зааплодировали, а одна женщина заплакала.

И поэтому я снова стала рассказывать о Бабеле, о "Большой собаке" и о Жванецком. И о том, что у одесского языка всего три прародителя - русский, украинский и идиш, а польский и греческий только сверху побрызгали. И о том, что когда-то Екатерина Вторая издала указ на предмет того, что Одесса должна стать центром изящной русской словесности и ничего из этого не получилось, потому из Одессы все писатели исходят, как евреи из Египта. И ещё что-то несла... Потому что никто не задавал вопросов, а только большинство смотрело с любовью и нежностью, меньшинство - со скепсисом и только пару человек мимо.

Кстати, скептикам (у меня же в зале агент в виде дочери) сообщаю: я действительно закончила ту же школу, что и Жванецкий. Ту, что на Советской Армии наискосок от Привоза. Ну, или если вам так удобнее - улица не Советской Армии, а Преображенская. Дом 75.



Полную "домографию" и некоторую историю адресов улицы Преображенской см. ТУТ

Да-да, именно рядом с моей школой находится тот самый Книжный переулок, в котором находится та самая бибилиотека имени Ивана Франко, известная вам то как банк, то как пекарня - см. фильмы "Зелёный фургон" и "Дежавю" (и многие другие). И просто как здание (см. "Искусство жить в Одессе"). И об этом здании тоже есть на том сайте - см. ссылку выше.

Всё? Я никого не ввожу в заблуждение? Вряд ли та публика, что была сегодня в магазине, бороздит Интернет, но если шо - то скан аттестата в моей жэжэшечке уже был. Я могу послать нахер русских, сомневающихся в моих ВАКовских дипломах, и пусть докапываются до реестров, где моя фамилия совсем другая, но старым евреям я выложу скан аттестата ещё раз, уж такая у меня слабость к старым евреям. :)

А потом была автограф-сессия, хотя в программе её не было. Мне было очень-очень-очень приятно. Какая-то необычная вышла автограф-сессия. Очень необычная. Породистая. Кто-то жил рядом, буквально через квартал - Проспект Мира - Ремесленная. - В смысле Александровский Проспект - Куйбышева?... смеёмся Кто-то тестировал меня на предмет того, как назывались и называются улицы Чкалова, Воровского и Проспект Мира и я честно признавалась, что знаю, что они Большая и Малая Арнаутская и Александровский Проспект, но просто когда я и где я, так они были Чкалова и Воровского. И вспоминали мы ещё Бабеля и смеялись с того, чтобы сделали современные редакторы с его "Он собрал участок и сказал участку речь" или "- Так что сказать тёте Хане? - Скажи тёте Хане, Беня знает за облаву". И что они хотели сделать с моей "Большой Собакой" И говорили ещё раз и ещё раз о том, что Бабель для одесского языка суть то же, что Пушкин для русского. И были военные врачи и гражданские были. И евреи и русские и мамы с дочками и было мне хорошо.







А Маня думала: "Мама дорогая!"



И подписала контрабандой заранее книгу "Одесситки" у Ольги Приходченко. Маняшич у нас девушка скромная и потому на вопрос:

- А ты имеешь отношение к Одессе?

Ответила Ольге:

- Да. Немного. У меня мама из Одессы.

Я, кстати, начала уже читать эту книгу и... И можно сколько угодно спорить о литературных достоинствах и недостатках этой книги, но меня книга, простите за банальность, задела за живое. Потому что это история моего Вечного Жида Нели Аверченко из "Коммуны", моей тётки Вальки Чекалиной и это, пожалуй, то, чего не хватало мне, одесситке лишь по факту рождения и проживания с 1971 года, потому как родители мои не потомственные одесситы, а понаехавшие туда из России.

А потом уже программа "Москва - литературная столица" должна была двигаться дальше и любимая моя Маша (из магазина "Москва") спросила меня для проформы:

- Не против ли вы, Татьяна, что мы тут продолжим, а то у вас ещё всё подписывают?

И что я могла ответить магазину "Москва"?.. Мы продолжили. :) (Вещающая дама из Всемирного клуба одесситов)





А это такое ми-ми-ми- и бу-бу-бу для своих, издательских. С ведущим мы просто любим друг друга, а когда сотрудники издательства начинают у тебя подписывать книги не для себя...






В общем, душевно посидели. Душевнейше.

И я знала про Воронцовский Маяк, но мне же стыдно и неловко участвовать в викторине, тем более, что мои книги у меня есть, книгу "Одесситки" Маняшич уже купила, фильм "Ликвидация" я не люблю, а рыбы и проч. недавно напёрлась в Крыму по самое это самое.

А вот когда я (чуть раньше) задала вопрос, решив устроить мини-викторину в рамках своего урока одесского языка, таки никто не ответил. А когда ответила я сама, так Ольга Приходченко (а вы думали для чего у меня дитина в зале? Ха!) сказала рядом стоящему мужчине:

- А ты знаешь, как переводится "штерн"?..

Он не знал.

- Звезда, - сказал ему она.

Тому, кто первый угадает, какой я задала публике вопрос, получит от меня лично любую мою книгу (по желанию). Чистоты ради желательно, чтобы этот человек не был на встрече. Из ЖЖ, насколько я помню, были только Света и Ксюша, так что вам - молчок! :)



А ещё я купила себе книгу. В антикварно-букинистическом отделе. 1917 года выпуска. С иллюстрациями Врубеля:














В общем, немного перефразировав Нику Белоцерковскую, говорю вам:

- Вот такое я трюфельное кю. Чего и вам желаю.

И спасибо всем, кто. У меня в Москве именно в ТД "Москва" какие-то особенно живые встречи удаются.

P.S. Чуть не забыла. У меня тут ещё одна акция дайте мне написать следующий роман спокойно!!! с интернет-магазином Болеро. Перечитала я намедни стопку книжечек:



И кое-что написала СО ВСТУПЛЕНИЕМ (под вступлением видите обложечки и дурацкое слово "рецензии"? Кликайте и откроется вам. Мой поток сознания и мысли по-поводу и без. А вовсе не рецензии).


P.P.S. А я на чердак и работать, работать, работать...

UPD: Результат вчерашней встречи хорош! "Большой собаки" осталось два экземпляра

"Психоз" же уже несколько дней, как в в топ-20, аллилуйя!

UPD: А вот кто угадал мой вопрос: achkasova_gurza *фанфары* Жду почтового адреса в личку и книжных из меня пожеланий. :)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив