up in the air

Пока френд-лента захлебывается "Одиноким
мужчиной" [дорогие, спасибо что без спойлеров в первой строке,
остальное я успеваю пролистывать, ибо до сих пор не успел
посмотреть], я вот уже второй месяц [а если считать по календарю:
январь-февраль-март - то уже третий] все собираюсь написать про
другого одинокого мужчину из замечательного фильма "Мне бы в небо".
Ибо градус эмпатии по выходе из кинозала все накаляется и
накаляется.
Завтра опять самолет. Я летаю почти безостановочно последнее время
и даже перестал прятать подальше чемодан в перерывах между
регистрациями. Более того, осторожно [как волк в лес]
присматриваюсь к вакансиям, связанным с частыми разъездами. Я
часами торчу на сайтах авиакомпаний в поисках распродаж куда
подальше и уже начал консультировать коллег по вопросу. И я знаю,
почему. Выглядывая заспанными глазами в окно иллюминатора, пока
самолет заходит на посадку в самый опасный в России аэропорт, я уже
в который раз ловлю себя на мысли, что, во-первых, с последней
авиакатастрофы на этой бетонке прошло уже как раз 3,5 года и каждый
рейс может стать очередным несчастливым, и что, во-вторых, это было
бы в конце концов не таким уж и глупым способом разрубить как
гордиев узел эту петлю усталости, которая потихоньку стягивается
вокруг моей шеи.
Я правда устал. Вот сейчас у меня болит спина. А еще мне издергала
нервы моя контора, так не вовремя вошедшая в терминальную стадию
болезни роста, когда уже никто не понимает, что происходит, и
прекращает всякие попытки в этом разобраться, прячась по больничным
и командировкам, что по углам твои тараканы. Мне надоела своими
капризами моя машина с ее 11 сантиметрами клиренса [размер имеет
значение!], и нет никаких сил парковать ее в эти сугробы, которые,
кажется, никто уже не собирается разгребать. Меня доконала эта
зима, которая, наверное, изволит кончиться ровно в ту минуту, когда
меня будут увозить в психушку крепко сбитые санитары, и ни
спасительной секундой раньше. Меня выводит из себя концлагерь под
кодовым названием РФ, в котором каждый приписан к своему бараку, и
за потерянным паспортом приходится лететь туда, где я ни разу не
пригодился. Я замучился неумело врать, прятаться в инвизибле, быть
со всеми милым и приветливым и отвечать впопад. Мне остопиздели
клубы, мамбы, мясные лавки, социальные гипермаркеты,
девятнадцатилетние мальчики, поверившие в мои бездарные сказки о
собаках, которых мы заведем однажды и будем совместно и
торжественно выводить просраться утром и вечером. Мне осточертели
отношения, которые не могут перешагнуть через порог, за которым
секс теряет свою новизну и увлекательность. Мне тошно от очередных
ребенкиных мужей, из-за которых мне снова не с кем ходить в кино.
Меня заебало ложиться в 3-30, засыпать в 4 и вставать в 11. Каждый
вечер, сбежав под неумным предлогом с работы, я иду в спортзал и
слушаю, как скрежещут мои спинные позвонки, когда я зло и отчаянно
перевожу свой торс с десятьюкилограммовым блином за головой в
вертикальную плоскость, чтобы [ибо надо] быть сильным, а ночью,
после 4-5 дежурных куба-либре и пачки выкуренных сигарет
бессмысленно пытаюсь учить испанский, чтобы прикоснуться хоть к
чему-нибудь новому и неизведанному.
У человека, хочет он того или нет, в этой жизни есть некие
константы, вокруг которых закручена большая часть вихрей, которые
его носят, создавая иллюзию движения вперед. Моими константами,
доказавшими не раз свою гравитационную силу, очень долго были
Семья, Ребенок, Друзья, дом, работа, набережная Яузы и кинотеатр
"35мм". Семья сходит с ума и распадается на маленькие атомы горя, о
котором тяжело говорить вслух, Ребенок окончательно перевел наши
отношения в разряд родственных отчетно-спл?тенных, Друзья
повыходили замуж, дом стоит в строительных лесах, работа сидит в
печенках, набережная Яузы в сугробах, кинотеатр не заметил моего
отсутствия и тихо стоит памятником моему экзистенциальному
одиночеству. Мы все наивно верим, что есть константы, которые нужно
пронести до самого конца, чтобы там, на краю, не было мучительно
больно и беспросветно одиноко. Мои родители в это верили. Их сын
уже 10 лет живет на расстоянии пяти часовых поясов, их дочь лежит в
земле, промерзающей за зиму на 4 метра вглубь, слепая бабушка поит
из ведра табуны лошадей, которые топают днем и ночью в ее комнате,
и гоняет таких же несуществующих мужиков с бабами, которые прячутся
за огромным платяным шкафом. Папа, полирнув пиво водкой, втихаря
звонит мне с мобильного в 7 утра, потому что, когда я звоню на
домашний телефон, во вторую трубку стационарного телефона он давно
ничего не слышит и отвечает невпопад. Мама каждое утро берет с
собой на работу завтрак и скармливает по дороге бездомным голодным
собакам. Если это то, ради чего стоит перетерпеть, встать и пойти,
то я бы предпочел забыться где-нибудь в дороге и на бешеной
скорости пролететь последний поворот назад. Up! Up in the air!