Что такое инвестиционные монеты и для чего они нужны 
Ёжики 
Болотце 
Рекомендую к просмотру два сериала 
Концлагерь Бухенвальд в рисунках и фотографиях 
О смертной казни для террористов Иначе — нельзя и неправильно? 
Дров нет, но есть резина. 
...осень, весна... 
Horst Janssen (1929—1995гг.) Рисунки по мотивам работ других художников
11.03.2017 —
Возвращаемся в 1990-е? Или только Москва?)
"Умер от вскрытия". Мидицинв 18-го века.
oper_1974 — 11.03.2017
Из книги В.В. Деружинского."Интерес медиков (и всего общества) той эпохи к смерти и состояниям трупа был вызван объективной причиной, которой в середине XIX века уже не существовало: в Европе с XVII по начало XIX века бушевала эпидемия летаргии.
Люди при малейшем волнении постоянно падали в обморок (что мы с удивлением видим в художественной литературе того периода), а более существенные потрясения психики или организма приводили к глубокой коме - и ошибочному захоронению заживо.
Как пишут авторы той эпохи, напасть взялась неизвестно откуда: люди стали внезапно легко подверженными обморокам и коме, а число захороненных заживо было столь огромным, что в обществе началась самая настоящая ПАНИКА.
Некоторые медики Франции и Германии утверждали, что каждый пятый или шестой захороненный в этих странах мертвец является на самом деле живым человеком. Появились повсеместно и странные завещания, которых мир не знал ни раньше, ни позже.
В завещаниях XVIII века почти всегда содержится требование проверки тела на факт смерти. Часто это проведение вскрытия (очень многие оживали под скальпелем врача, проводившего вскрытие, как, например, аббат Прево, автор "Манон Леско").
В завещании 1771 года, составленном графиней де Совиньи, предусмотрен уже целый ряд мер предосторожности, продиктованных страхом погребения заживо: "Я хочу, чтобы меня вскрыли спустя 48 часов после моей кончины и чтобы в течение всего этого времени я оставалась в своей постели".
Химик Жан Шапталь, ставший при Наполеоне I министром, объясняя в своих мемуарах, почему он не стал врачом, вспоминает, как однажды в анатомическом театре в Монпелье ему предстояло вскрыть тело человека, умершего за 4 или 5 часов перед этим:
"Но при первом же ударе скальпеля по хрящам, соединяющим ребра с грудиной, труп поднес правую руку к сердцу и слабо пошевелил головой. Скальпель выпал у меня из рук, я в ужасе убежал".
Однако многие коматозники умирали на анатомическом столе, не приходя в сознание, поэтому идея проверки своего тела на факт смерти путем вскрытия нравилась отнюдь не всем. Люди боялись не только быть похороненными заживо, но и быть заживо разрезанными, очнуться от слишком глубокого сна под ножом в анатомическом театре.
В одном из завещаний 1669 года уточняется: "Я объявляю, что моим намерением является, чтобы тело мое сохранялось как можно дольше, прежде чем оно будет предано земле, без того, однако, чтобы производилось вскрытие для бальзамирования".
А вот завещание 1712 года: "Прежде всего я запрещаю, чтобы, по каким бы то ни было возможным соображениям, производилось какое-либо вскрытие моего тела, будучи убежден, что из этого нельзя извлечь никаких указаний к пользе и обережению моих дорогих детей, которых я достаточно люблю, чтобы пожертвовать ради них своими антипатиями, если бы я думал, что это принесет им хоть малейшее благо".
Завещание советника парижского парламента 1723 года: "Я желаю и хочу, чтобы не производилось вскрытие моего тела, какая бы ни была причина или повод, даже в целях предотвращения у других того или иного преходящего недуга".
Эти завещания, как и другие им подобные, приводит в своем исследовании "Человек перед лицом смерти" Филипп Арьес. Он, правда, не ищет объяснения этой панике, и даже не дает ни одного предположения, а только констатирует факты.
Арьес пишет: "И в искусстве, и в литературе, и в медицине XVII-XVIII вв. царили неуверенность и двусмысленность в отношении жизни, смерти и их пределов. Постоянно присутствующей стала сама тема живого трупа, мертвеца, который на самом деле жив...
Впоследствии эта тема захватила и повседневную жизнь, так что, как пишет в 1876 г. в "Энциклопедическом словаре медицинских наук" А. Дешамбр, умами овладела "всеобщая паника" страх быть похороненным заживо, очнуться от долгого сна на дне могилы.
Врач не преувеличивал. Беспокойство проявилось первоначально в середине XVII в. в завещаниях. В "Историях и разысканиях о древностях Парижа" (1724) А. Соваль приводит старую историю о некоем студенте из Фрисландии, похороненном в Париже на кладбище Сен-Сюльпис.
Через некоторое время у его надгробной статуи отвалилась рука, и близкие покойного стали думать, что что-то произошло и под землей. Могилу разрыли и с ужасом увидели, что мертвец съел свою руку! Для современников Соваля это, безусловно, была история о человеке, похороненном заживо".
Называемые Арьесом сроки начала летаргической паники - середина XVII века - точно совпадают со сроками начала эпидемии вампиризма в Восточной Европе.
Арьес пишет: "Подобные истории широко ходили тогда в городах и при дворах, и неудивительно, что все больше завещателей дополняли свои предсмертные распоряжения требованием не хоронить их раньше, чем через 48 часов после того, как их признают умершими, и не подвергать их никаким испытаниям огнем или железом с целью удостовериться в их смерти.
Старейшее известное мне завещание, в котором появилась эта озабоченность, относится к 1662 г.: "Да будет мое тело похоронено спустя 36 часов после моей кончины, но не раньше". И еще одно, 1669 г.: "Пусть трупы сохраняются до утра следующего после смерти дня".
Это первая и самая банальная мера предосторожности: обеспечить определенный промежуток времени между смертью и погребением. Обычно это 24, 36 или 48 часов. Но бывает и дольше: в 1768 г. одна знатная женщина распорядилась, чтобы ее тело сохраняли до похорон целых три дня. И это без всяких средств консервации.
Другая мера предосторожности: оставить тело в течение определенного времени так, как оно есть, ни трогать, ни раздевать, ни одевать, ни обмывать, ни, тем более, производить вскрытие.
Завещание 1690 г.: "Пусть меня оставят на два раза по двадцать четыре часа в той же постели, где я умру, и пусть меня похоронят в той же одежде, не трогая меня и не делая ничего другого".
1743 г.: "Как скончается, пусть оставят ее на 12 часов в ее кровати, в той одежде, какая на ней будет, а затем еще на 24 часа на соломе". 1771 г.: "Я хочу быть похороненной спустя 48 часов после кончины, и чтобы в течение всего этого времени я оставалась в своей постели".
Арьес указывает, что еще одна мера практиковалась во Франции поначалу крайне редко, но к концу XVIII века получила некоторое распространение: надрез на теле. Герцогиня Елизавета Орлеанская предписывает в 1696 году: "Пусть мне сделают два надреза бритвой на подошвах ног".
Через почти сто лет в завещании простой горожанки из Сен-Жермен-ан-Лэй (1790 г.) записано: "Я хочу, чтобы мое тело оставалось в моей постели в том же положении, в каком оно будет в момент моей смерти, в течение 48 часов и чтобы после этого мне дали два удара ланцетом по пяткам".
Насколько я понимаю, надрезы на подошвах были проверены практикой: надрезы скальпелем в этих местах куда более эффективно возвращали коматозника к жизни, чем надрезы в остальных частях тела. И практика эта, видимо, исходила от медиков, проводивших эксгумацию.
Арьес продолжает: "Но только в первой половине XVIII в. этим вопросом занялись врачи, оповестившие вскоре общество об одной из серьезных опасностей. Были заботливо собраны все старые данные о "чудесах мертвецов", о криках, раздававшихся из могил, о трупах, поедавших собственные части тела. Все сразу нашло объяснение в свете того, что было известно о мнимой, кажущейся смерти.
Объяснение получили и такие древние погребальные ритуалы, как conclamatio - троекратное окликание умершего по имени, обмывание и одевание покойника, выставление тела на всеобщее обозрение, громогласное оплакивание усопшего и молитвенное бдение над ним, выжидание в течение нескольких дней, прежде чем предать тело земле или кремировать. Все это было понято как меры предосторожности, призванные уберечь от погребения человека заживо".
Как указывает Арьес, conclamatio практиковалось даже в начале XX века: в 1910 году на железнодорожной станции, где умирал Лев Толстой, врач трижды окликнул его по имени, прежде чем констатировал смерть. И даже сегодня протокол Ватикана требует, чтобы у смертного одра папы было трижды громко произнесено его имя, полученное им при крещении.
В 1742 году датский анатом Якоб Бенигнус Винслов издает в Париже диссертацию о ненадежности признаков смерти и о слишком поспешных захоронениях и бальзамированиях (Winslow J.В. Dissertation sur Г incertitude des signes de la mort et de l'abus des enterre-ments et embaumement precipites. Paris, 1742).
В ней он обвиняет христианство в том, что под давлением христианской церкви были оставлены и забыты многие народные меры предосторожности, не позволяющие похоронить живого человека. Именно на христианство Винслов возлагает вину за эту беспечность в отношении тех, кого сочли умершими.
Датский анатом сам в детстве и юности дважды чудом уберегся от чрезмерно поспешных врачей и могильщиков и вполне справедливо полагал, что когда он в третий раз попадет в коматозное состояние, то смерти избежать уже вряд ли сумеет. Был ли Винслов и в самом деле похоронен потом живым - неизвестно, но, согласно мнению медиков, люди, пережившие хоть раз кому, имеют склонность снова в нее впадать.
Как пишет Винслов, случаев неосторожности и небрежности властей, руководивших погребением, и прежде всего духовенства, было множество - и часто весьма драматичных.
Самыми легкими были случаи "воскресения" во время переноса тела в церковь или на кладбище. Винслов сообщает о дочери одного ремесленника, которую сочли мертвой и понесли на кладбище - лежа на носилках, "она, к счастью, подала признаки жизни".
Другой мнимый мертвец, некий носильщик, очнулся уже в братской могиле, куда его сбросили вместе с умершими в местной больнице. Глубокой ночью ему удалось разорвать свой саван, выбраться на поверхность и постучать в будку кладбищенского сторожа. Сторож отпер ему ворота, и он возвратился к себе домой.
А вот забавный случай, рассказанный уже Арьесом: когда парижский хирург господин Шевалье заснул однажды таким глубоким сном, что не подавал никаких признаков жизни, его принялись трясти, окликать по имени, но все безуспешно. Тогда кто-то вспомнил, что доктор был азартным картежником, и, подойдя к его постели, громко произнес несколько карточных терминов. И тут же больной очнулся от летаргии и вскочил с постели.
Но в подавляющем большинстве случаев мнимых покойников все же успевали похоронить. Иногда счастливый случай помогал живым вовремя заметить свою ошибку и спасти несчастного, запертого в гробу.
Арьес приводит историю, когда в Тулузе одного паломника сочли умершим, уложили в гроб и поместили до похорон в часовне погребального братства. На следующий день одна женщина пришла молиться в ту же часовню, и ей показалось, что она слышит какое-то шевеление в гробу.
Ужаснувшись, она поспешила позвать священника. Поначалу ее приняли за юродивую, но, так как она упорно продолжала утверждать, что слышала нечто, доносившееся из гроба, гроб открыли и нашли умершего еще живым. Ему тут же оказали первую помощь, но было уже поздно: немного спустя он умер.
Госпожа Дю Нуайе, рассказавшая об этом, добавляет: "Вот что я видела меньше двух недель назад и что повергает меня в дрожь, когда я об этом думаю. Ибо я воображаю, как часто хоронят живых людей, и признаюсь вам, что не хотела бы подобной участи".
Доктор П. Ле Клер, директор коллежа Людовика Великого, любил описывать случай, произошедший с сестрой первой жены его отца. Ее похоронили на публичном кладбище в Орлеане с дорогим кольцом на пальце, и на следующую ночь алчный слуга вырыл гроб, открыл его и попытался снять кольцо с пальца умершей.
Когда это не удалось, он просто отрезал палец. Сильное потрясение так воздействовало на покойную, что вернуло ее к жизни. Она вскрикнула от боли, и вор в ужасе убежал. Затем несчастная, как смогла, выбралась из могилы и вернулась домой. Она пережила своего мужа, успев даже подарить ему наследника.
В дальнейшем, как и сегодня, случаи погребения живых хоть и уменьшились на порядок, но всеравно постоянно происходят. 28 февраля 1866 года кардинал Фердинанд Донне, архиепископ Бордо, произнес речь в сенате Франции:
"Я сам в деревне, где служил в начале своего пастырского поприща, воспрепятствовал двум погребениям живых людей. Один из них прожил еще 12 часов, а другой в полной мере вернулся к жизни... Позднее, в Бордо, одну молодую женщину сочли умершей: когда я приехал к ней, сиделка готовилась уже закрыть ей лицо... В дальнейшем эта женщина стала женой и матерью".
Как указывает Филипп Арьес, с конца XVIII века власти Франции и соседних стран Западной Европы стали принимать меры, чтобы усилить контроль за погребениями. Движущим мотивом был именно страх перед захоронением людей заживо.
Промежуток в 24 часа между кончиной человека и преданием тела земле, который прежде устанавливали сами для себя завещатели, был в XVIII веке ОФИЦИАЛЬНО утвержден во Франции. В 1792 году было введено правило, по которому смерть должны были удостоверить двое свидетелей. Постановление, принятое 21 вандемьера IX года республики по французскому революционному календарю (октябрь 1800 г.), гласило:
"Лица, находящиеся при больном в момент его предполагаемой кончины, будут избегать в будущем закрывать и закутывать его лицо, снимать его с кровати, чтобы положить на соломенную подстилку или матрас из конского волоса, и выставлять его на слишком холодный воздух".
Из-за частых случаев мнимой смерти врачи в Западной Европе стали вообще бояться констатировать смерть - что дико сегодня себе представить. В "Словаре медицинских наук в 60 томах", вышедшем в Париже в 1818 году, в статье "Погребение" сказано:
"Врачей редко зовут констатировать смерть, эта важная забота отдана наемным людям или тем, кто совершенно чужд знанию физического человека. Врач, который не может спасти больного, избегает находиться при нем после того, как тот издаст последний вздох, и все практикующие врачи, кажется, прониклись этой аксиомой одного великого философа: не подобает врачу навещать мертвеца".
На самом деле очень часто врачи констатировали у мнимого мертвеца смерть, что являлось при его "воскресении" для врача крахом карьеры. Потому врачи постепенно стали избегать всего, что касалось установления факта смерти. Отсюда и испуганный девиз медицины той эпохи: мы изучаем только живое тело, а мертвое медиков не касается.
В конце XVIII века, как пишет Арьес, во Франции рекомендовалось устраивать специальные хранилища, где трупы оставались бы под наблюдением вплоть до начала процесса разложения, чтобы можно было быть абсолютно уверенным в факте смерти.
Но проект этот был осуществлен не во Франции, а в Германии: такие ОБИТУРИИ, или морги, названные vitae dubiae azilia, "убежища жизни, находящейся под сомнением", появились в 1791 году в Веймаре, в 1797 - в Берлине, в 1803 - в Майнце, в 1818 - в Мюнхене. В каком-то из подобных моргов разворачивается действие одной из новелл Марка Твена: в его рассказе руки умерших привязаны к звонкам, откликавшимся на любое движение.
К сожалению, я пока не смог найти никаких дополнительных сведений об этих немецких моргах для сомнительных случаев смерти, но хотелось бы узнать их эффективность: сколько "нетленных покойников" там удалось выявить.
Филипп Арьес резюмирует, празднуя, по его мнению, торжество Здравого Смысла: "Юридические меры контроля были приняты как раз в тот момент, когда панический страх быть похороненным заживо стал понемногу ослабевать. Речь кардинала Донне в сенате звучала как голос из прошлого.
Современная ему медицина оспаривала реальность мнимой смерти и опасность погребения заживо столь же авторитетно и уверенно, как столетием раньше била в набат и сеяла панику. В обоих случаях позитивная наука выступала против устаревших предрассудков. Радикально изменилось и отношение науки к старым преданиям о "чудесах мертвецов".
Поколение доктора Винслова, в 40-х гг. XVIII в., воспринимало все эти истории серьезно, с той лишь оговоркой, что их следовало интерпретировать как случаи кажущейся смерти.
Другая волна страхов поднялась в 1770-1780 гг., совпав по времени с кампанией за перенос кладбищ за пределы городов; выразителями обеих общественных реакций были одни и те же лица. Напротив, в "Энциклопедическом словаре медицинских наук", изданном в Париже в 1876 г., истории об оживших мертвецах рассматриваются как пустые вымыслы, а все богатство медицинской литературы на этот счет как абсолютно "бесплодное". Теперь уже врачей XVIII в. обвиняют в болтливости и легковерии."
Сохранено
|
|
</> |
Оставить комментарий
Популярные посты:
Предыдущие записи блогера :
10.03.2017 —
Потомки Шиллера и Гёте.
10.03.2017 —
Вот зачем такому жить? ( видео )
09.03.2017 —
Война на море - 2. ( 35 фото )
09.03.2017 —
Танковые потери вермахта за первый месяц 1941 г.
09.03.2017 —
Вот как быстро отучают от курения.
08.03.2017 —
Солдатские беспорядки при Хрущеве.
08.03.2017 —
С 8 марта!) ( 7 фото )
Посты по теме:
This RSS feed URL is deprecated, please update. New URLs can be found in the footers at https://news.google.com/news
Коммерсантъ | Елисейский дворец отрицает, что Трамп назвал Париж убежищем террористов Коммерсантъ Елисейский дворец назвал ложными сообщения о том, что президент США Дональд Трамп на саммите G7 в Канаде назвал Париж убежищем террористов. Об этом сообщает агентство AFP. «Мы решительно это отрицаем. Все было не так»,— цитирует заявление Елисейского дворца ... WSJ: Трамп на саммите G7 назвал главу Еврокомиссии убийцей, а Париж - убежищем террористов СМИ: Трамп на саммите G7 назвал Юнкера «убийцей», а Париж — «убежищем террористов» На саммите G7 Трамп назвал Юнкера "жестоким убийцей", а Париж - убежищем террористов |
euronews | Париж и Рим - за пересмотр Дублинского договора euronews Джузеппе Конте посетил Париж с блиц-визитом, в программе которого значился рабочий обед и обсуждение основных вопросов европейской повестки дня, в первую очередь миграции. На пресс-конференции по итогам переговоров Эммануэль Макрон заявил: "Пришло время признать, и ... Париж анонсировал совместное с Берлином "амбициозное предложение" по нелегалам Франция сожалеет об отказе министра экономики Италии от визита в Париж Демарш по-итальянски: Мигранты встали на пути министра экономики в Париж |
Архив записей в блогах:
Я считаю, в молодости своё жильё не нужно. Лет до 30-35 лучше снимать. Пока не обзавелись семьёй, детьми, пока не поколесили по миру, смысла вкладываться в своё гнездо нет. Объясню, почему: вкусы и предпочтения меняются. Студентке нужна квартирка в центре -- поближе к ночному клубу. Но, ...
С четверга деточек несет со страшной самолетной силой. А как я слегла, так вообще. У Маруси очередной всплеск "уйду я от вас, злые вы". Только теперь не в детдом, а к тете, маме, дедушке. Ага. 6,5 лет прошло. Они даже никто в опеку не сходил взять разрешение на общение. Никто. В детдом я ...
Это лучшая новость недели, ящетаю. Даже не смотря на то, что новым Уполномоченным при Президенте РФ по правам ребенка назначена жена священника, "матушка" - Анна Кузнецова, а к РПЦ я отношусь мягко говоря ниочень. Женщина молодая, многодетная, из провинции, т.е. проблемы простых людей ей ...
В принципе, уже давно понятно, что Мамба - это дно. Причём, дно такого уровня, что оттуда ушли даже проститутки. Я имею ввиду нормальные проститутки, а не всякая шушера. Там нечего ловить. Нет, там всё так же есть студенточки, которым не хватает, и которые надеются, но... Но вот именно ф ...
Пока активистки FEMEN пытаются напугать старого лиса Берлускони голыми сиськами, кризис в Европе и не думает заканчиваться. В Италии он уже спровоцировал кризис политический: минувшие парламентские выборы не определили явного победителя, способного без поддержки противостоящих фракций ...
