УЖАС СМЕРТИ для русских

el_tolstyh — 15.03.2025 "Когда вступили немцы в г. Харьков, картина жизни сразу приняла настолько мрачный вид, что жить становилось противно.
Посыпались вначале приказы, столько приказов, что их невозможно всех помнить а за нарушение каждого приказа - расстрел эта излюбленная мера взыскания немцев.
Полиция СС это профессионалы палачи, они любят свою профессию убивать людей больше чем художник свое искусство, и радуются глядя на свои жертвы. Я видел много этих жертв в г. Харькове. Однажды недалеко от моей квартиры на Журавлевском базаре загорелся сарай занятый немцами под конюшню, причина пожара неизвестна. Это произошло поздно ночью когда население спало. Прибывшая на место происшествия полиция СС заходила в дома этого р-на брала спящих дома и ничего не знающих мужчин с постели и вели раздетых к месту пожара.
К великому моему счастью я с женой накануне засиделись поздно у матери жены и там заночевали. Утром вокруг горящего сарая лежали раздетые трупы молодых и старых мужчин охраняемых патрулем. Но за углами стояли жены, матери, отцы и дети и оплакивали пострадавших, раздирали на себе одежду и рвали волосы на голове, но были бессильны против вооруженного террора палачей. Я не могу назвать фамилии этих людей, потому что их не знаю, но об этом случае знает весь Харьков.
Все харьковчане знают Холодногорский мост. Однажды когда по нему двигалась колонна немцев, он неожиданно взорвался и взлетел в воздух. Озверелые СС и гестапо метались по улицам и домам, а населения в страхе притаило дыхание ожидая страшной мести. Во всех районах Харькова прокатилась волна арестов. На базаре, на улицах и в домах было взято несколько тысяч человек. На следующий день официально была объявлено выпущенной листовкой что 1000 человек из числа задержанных оставляются заложниками. Если в течение 24 часов виновник подрыва моста не будет найден, заложники будут расстреляны.

Через несколько дней было опять объявлено, что население не проявило никакой активности в розыске виновных и поэтому заложники из числа населения расстреляны (все или некоторая часть неизвестно). Расстрелы производились и врознь и оптом, от зла и от нечего делать. По Харькову был издан приказ ограничивающий время хождения. Однажды патрулирующие по улице немцы СС стали задерживать проходящих улицами позже объявленного времени, собрали порядочную группу молодых и старых людей (среди них были женщины), выстроили их на улице в шеренгу и каждого пятого расстреляли оставив трупы лежать на улице несколько дней. Над ними красовалось "За хождение в запрещенное время". Люди переживали страх которые трудно передать. Это был не страх а ужас смерти. Каждый раз когда я встречал носителя смерти (это СС со знаком смерти на пилотке), у меня стыла кровь и замирало сердце.

Я был безгранично рад и счастлив когда он проходил не задевая меня, ну пусть это я по природе своей труслив но и во многих других я видел то же самое; когда гроза надвигается - страх, а когда минует - ненависть и злоба. Жизнь вошла в такое русло что каждый человек старался изолировать себя, зарыться в землю чтобы ничего не видеть, ничего не знать, но кушать хочется а кушать нечего. Надо вылазить из норы и идти на добычу. Люди шли в деревню, несли туда свои штаны, белье, пальто, раздевали себя до последнего и выменивали хлеб.
Принести домой этот хлеб своим детям часто было невозможным т.к. никаким видом транспорта пользоваться населению было запрещено, голодный и раздетый далеко не пойдешь. К тому же ещё порядки в деревне. Никто не пустит переночевать без разрешения коменданта - за это расстрел, а коменданта часто либо нет дома, либо где-то в следующей деревне и люди остаются на улице под дождем, под снегом и морозом.
Многие погибали сами, остальные попадали в руки палачам-жандармам за хождение на улице в запрещенное время и каждый пятый из них был расстрелян.

Всем евреям было приказано снести свои вещи в бараке тракторного завода (9 км от города) на собств. спине без использования какого бы то ни было вида транспорта. Они бедные изнемогали под тяжестью своего багажа но чуть переселяться было надо, но никто не знал, что их там ожидало.
Я не мог больше выдерживать такого напряжения нервов и истощения своего тела что решился в 300 километровый путь пешком в г. Кременчуг к родным. Мы пришли едва живыми. Здесь мы немного окрепли и стали работать, но картина жизни не изменилась, ужас разгула смерти тот же. Мы живем недалеко от железной дороги. Мы видели как шли эшелоны с военнопленными. Зимой больные, раненые, голодные и раздетые в неотапливаемых вагонах. Слышны стоны умирающих от ран и голода но понести им пищу и даже воду не разрешалось. Когда собиралась толпа людей желающих что-нибудь передать пленным, патрули их разгоняли прикладами. В лагере военнопленных на Песчаной горе их согнали так много, что негде было разместиться и они ночевали под открытым небом, снег покрывал их и они умирали. Утром вывозили их в общие ямы. Мирное население так же подвергалось репрессиям и жили в страхе. Группа немцев ходила по квартирам искала оружие но больше интересовалась проверять гардеробы и сундуки. Все подходящие вещи забирались. Найти концов было невозможно т.к. сказать где-нибудь что немцы ограбили было рискованно для жизни. Приходилось молчать и терпеть.

Все это частью виденное мною, частью слышанное мною но все это правда которую знает народ. Но вот пережитое мною. Я работал фотографом на Ленинской 19 а брат тоже фотографом на Херсонской улице. Весной 1942 года брат стал хвалиться что к нему в фотографию часто ходит какой-то русский рыжий и каждый раз он что-нибудь просит, то просит черной бумаги то пластинок, то просит продать фотоаппарат. Кто был этот человек никому из нас не было известно. Вдруг 18 июля 1942 г. этот человек пришел с немецкой жандармерией сделали обыск с квартире и арестовали брата. Все это произошло когда никого больше не было дома кроме моей жены и ей не было объявлено, что брат арестован. Вечером все мы сошлись домой. Куда взяли брата никто не знал. Украинская полиция и немецкая жандармерия также ничего не знали о случившемся. О существование СД мы еще ничего не знали. На следующий день отца вызвали на допрос в СД. Моему отцу скоро 70 лет и он этот наглец заставил моего отца по военному вытянуть руки по швам перед ним и отвечать на вопросы. Потом вызвали меня на допрос. Картина та же самая с добавлением подзатыльника за неудовлетворительные ответы, когда я выходил из помещения. Люди были там мне совершенно не знакомые и я назвать их я не могу.
На третий день брата в тюрьме уже не было. Очевидец Курнышов из Новоивановки сидевшей вместе с братом в одной камере рассказал нам что 21 июля в 4 часа утра вошла полиция назвали фамилию брата, когда он поднялся - вышибайлы вытолкали его прикладами в коридор, потом из другой камеры ещё 2-х человек и погрузили их на машину. Этот Курнышов со слов брата передал нам что обвиняется в шпионаже, в каких действиях нам неизвестно. Пошла мать в СД узнать судьбу сына. Ей ничего не ответили, а вытолкали во двор а потом на улицу и захлопнули фортку. Мать стояла и плакала. Долго стояла. Вышла девушка блондинка невысокого роста и сказала уходите отсюда не стойте здесь не надоедайте а то и вас закроют. Ничего не сделаешь против власти, ушла домой.
Не стал показываться рыжий. Спустя полгода вдруг этот рыжий стал заместителем городского бургомистра Алея, это был Кокоровцев. Отец ходил к нему и он не отказался что сделал это по поручению Гестапо. Кто такой Кокоровцев, какие у него родственные связи и где проживал мне узнать не удалось. Видел часто его с переводчицей гебитскомиссара Норовой проживавшей в жел. дор. саду около спиртзавода. Позже нам объявили, что брата вывезли в Германию, но это ложь.
Находясь в Германии я разыскивал брата путем дачи объявлений в газету и через центральное справочное бюро, но его там нет.
Все это сделало настолько глубокий отпечаток что я боялся всего чего и не следовало бояться. В Германии картина жизни тоже не изменилась. Мы терпели нужду и унижения.
Нас обзывали русской свиньей. С нами как специалистами не считались. Я инженер по уровню квалификации не уступлю немцу инженеру, но меня поставили техником, а работу приходилось делать самую разную, например, пилить доски, сбивать ящики, упаковывать, грузить ящики, подметать мастерскую, подавать кофе мастеру и т.д.
Нам не разрешалось сделать 5-тиминутную паузу в рабочее время тогда как они часами пьют кофе в рабочее время. Не выйти на работу по болезни было нельзя т.к. заболевание было выгодно скрывать потому, что больных отправляли в изолятор для русских рабочих, отеуда редко кто возвращался.
Негодование нарастало, терпению приходил конец и когда нас освободили, многие нас почувствовали и получили по заслугам.
6/VI 45 г. А. Берловский.
----------
Берловский Александр Яковлевич (1911 - ?), после войны стал ученым-физиком, специалистом по радиологии. Автор нескольких десятков научных статей. На 1963 г. сотрудник Харьковского института медицинской радиологии.
В 1966 г. защищал кандидатскую диссертацию "Средства защиты при внутриполостном методе лечения закрытыми радиоактивными изотопами" в Московском научно-исследовательском рентгено-радиологическом институте.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив