Уильям Энгдаль: Билл Гейтс о "вакцине для сокращения населения

evmeny — 13.03.2010

http://www.rg-rb.de/2008/29/gud.shtml

http://www.rg-rb.de/2008/30/gud.shtml

Виктор Суворов:
«Разведка – это война»

   Виктор, ты из типично военной семьи. И вся жизнь твоя – некий аспект войны. Что романтичного в стволах и дислокациях войск? Откуда эта настоящая любовь к военному делу?

   – Представь себе Хасанский район Приморского края. Поселок Славянка. Это тот самый пограничный Хасан, где решили самураи перейти границу у реки... Места дикой красоты. Сопки, болота, океан и... никого вокруг. Огромное количество войск в гарнизонах, но если отойти на километр-другой, то там – только дикие звери. Изумительное сочетание севера и субтропиков. Сосны и кедры, как в тайге, а по ним – дикий виноград. В болотах – невиданной красоты цветы. А звери – от полярных до тропических. Где на Руси удава встретишь? Правильно – на Дальнем Востоке. Вокруг поселка – настоящий УР – укрепленный район. Я и сейчас помню его номер – 110-й. Бродишь по сопкам, а там – мощные доты монолитного бетона. Замаскированы так, что не сразу сообразишь, что перед тобой – целый фортификационный ансамбль, скрытый от вражьего взгляда. Прямо за нашим домом, чуть выше, на пригорочке, жил командир дивизии, генерал-майор Миляев. Чуть ниже жил командир зенитно-артиллерийского полка полковник Растворов. И тут же – артиллерийские парки. А в них – стройными рядами 85-миллиметровые зенитные пушки КС-18. На дульных тормозах чехлы, стволы задраны на максимум, почти в зенит. Я этот максимум помню через полвека – 82 градуса. Господа офицеры по торжественным дням тост провозглашали – за максимальный подъем стволов, за 82 градуса.

   – Просто религия какая-то! «Артиллерия – бог войны»?!..

   – В полку пять дивизионов, по три батареи в каждом. В батареях по шесть орудий. Если подняться к Дому офицеров, а это был центр всей культуры, то сверху парки зенитного полка – на ладошке. Вся его структура: три батареи первого дивизиона, за ним – второго и далее... Красотища. И нескончаемыми рядами артиллерийские тягачи. Все тихо-мирно, только вдруг ночью два дивизиона снимаются и уходят. Может, на стрельбы, может – на Хасан, прикрывать пограничный мост. На Хасан из разных зенитных полков по очереди выходили дивизионы на боевое дежурство. Бывали стрельбы и прямо у нас, в Славянке. В залив заводили мишени на поплавках, которые должны были означать десантные корабли проклятых супостатов, и зенитки с берега по ним садили. Силищи у КС-18 через край. Она снаряд весом почти 10 кг (точнее – 9750 г) бросает вверх на 12 км с начальной скоростью 880 метров в секунду. На горизонтали у нее радиус 16 километров. По надводным целям из нее садить – удовольствие. Клочья от тех мишеней летят. Какая там школа! Стекла дрожат. У всех пацанов радость неисчерпаемая. Учителя знают, что в такой день мы все равно ничего не усваиваем, кроме безбрежной любви к родной несокрушимой и легендарной Советской армии.

   Зенитный полк там не в гордом одиночестве пребывал. Был там еще и артполк со 122-миллиметровыми гаубицами М-30, и стрелковый с самоходками СУ-100 и прочими чудесами. По прибытии молодого пополнения, на стадионе, а это прямо против нашего дома, – показ боевой техники. С вечера выгоняют танки, самоходки, пушки, гаубицы, ЗПУ (зенитно-пулеметные установки – четыре крупнокалиберных пулемета ДШК на одной тумбе), и у каждого образца – плакат со всеми тактико-техническими данными. Нас, пацанов, оттуда гоняли, только когда начальство появлялось. А так – любуйся. Если повезет, можно в танк залезть.

   Потом был поселок Барабаш. Он и до того был. Я там родился, только тот первый Барабаш никак не помню. Так вот в Барабаше тоже дивизия стояла, и тоже там был УР – 107-й.

   И вот река Мангугай. В ней мыли боевую технику. Каждый день. Техники было видимо-невидимо. Выше по течению было место для разведчиков. У них тогда появился ПТ-76. Там же было место для БТР-40 и БТР-152 мотострелковых полков. А ниже по течению, у самого моста, то есть возле офицерских домов, было место для самоходок. Были там и СУ-100, и СУ-76. Вот было раздолье...

   Казармы и дома офицерские там были несокрушимые. Строились они еще Николаем. Стены кирпичные по метру толщиной.

   – С фундаментом твоей любви к военному делу все понятно...

   – Да, еще «художественная артиллерия»! Жилище наше было заполнено военными книгами. Фильмы в Доме офицеров были того же порядка: «Смелые люди», грузинский красавец Сергей Гурзо в главной роли. «Застава в горах» – тот же Сергей Гурзо, только уже не партизан, а пограничник. Там враги, дабы человечьих следов не оставить, через границу на кабаньих копытцах пробирались. А он их из автомата разил. И еще фильм – «Честь товарища», про суворовцев. И «Дети партизана» – тоже про суворовца, который приехал на каникулы и в свободное время поймал врага народа. На Дальнем Востоке обитали уссурийские тигры. Правда, я ни одного никогда не видел. И обитали там люди в погонах. А без погон лиц мужского пола там не было. Первый раз мужчину без погон я увидел, когда мне было 7 лет. Отцу дали отпуск, и мы поехали в «цивилизацию» – в город Ворошилов, а оттуда в Москву, далее – в Днепропетровск. Ворошилов – граница другого мира. Там некоторые мужики без погон ходили. Таких я раньше видел только в кино, да и то редко. От Славянки, Краскино, Барабаша, Янчихи, Рязановки до Ворошилова – бесконечная даль. Это путь в другой мир. В иное измерение. А из Ворошилова (он же Уссурийск) до Москвы рукой подать – десять суток стремительного движения. И столько же – на возвращение: курьерский поезд № 3 Москва – Владивосток». До Владика мы немного не доезжали. В Ворошилове пересадка на поезд № 41 – Хабаровск – Хасан...

   – Виктор, после Дальнего Востока была Украина...

   – Когда мне было 10 лет, отца перевели (после 12 лет Дальнего Востока) в Украину. В Конотоп. Там тогда корпус стоял. Корпусом командовал генерал-лейтенант Белогорский. Жили мы на улице Гарматной, то есть Артиллерийской, точнее – Пушечной. Через дорогу – артиллерийский полк. Командовал полком полковник Хювенен. А в 11 лет я поступил в Воронежское суворовское военное училище... Пять лет в Воронеже, два в Калинине.

   – Разведка, или шпионаж, – это особая ипостась воинского призвания. Почему ты стал разведчиком (шпионом)? Какой романтикой или реалиями окутан этот выбор? Чем занимался конкретно, будучи штирлицем?

   – Армия создана для войны. Тот, кто идет в армию добровольно, идет туда не ради того, чтобы фанерных врагов разить. Он идет воевать. Но мне выпало мирное время: муштра и показуха. А разведка – это война. Там мирного времени нет. Поэтому меня влекло в разведку. В разведке есть возможность не только чьи-то приказы выполнять, но и воевать самостоятельно, принимать решения на свой страх и риск. После 7 лет суворовского училища у нас был выбор – в любое высшее военное училище на второй курс без экзаменов. Я для себя давно выбрал Харьковское гвардейское танковое. Перед выпуском из СВУ приезжали к нам в училище полковники и генералы из Управления военно-учебных заведений. Нас собирали в большом зале, и большие начальники рассказывали о разных высших военных училищах, советовали, подробно отвечали на вопросы, помогали каждому правильно определиться в соответствии с его стремлениями и наклонностями. И задал кто-то вопрос про Киевское высшее общевойсковое командное Краснознаменное училище имени Фрунзе. И тут товарищ генерал как-то слишком уж лихо вопрос замял: мол, готовим специалистов высокого класса... Армии нужны офицеры разных воинских специальностей... Да и вообще защита родины – священный долг каждого советского человека.

   Эге, думаю, это как раз для меня. И записался в Киев. Так я попал в тактическую разведку. В своих книгах, дабы никого не подставлять, писал про то, что окончил Харьковское гвардейское танковое. В этом училище я иногда бывал, многие мои друзья пошли туда. Но сам я окончил с отличием Киевское высшее общевойсковое командное училище.

   Став офицером, я два года служил в войсках, в тактической разведке. Оттуда меня подняли в разведку оперативную – в разведывательный отдел штаба военного округа. Там я встретил свою Татьяну. Там мы поженились. Вместе мы уже 37 лет. У нас двое детей и уже (вернее, пока) двое внуков.

   А потом нас обоих забрали в академию, которая готовила офицеров для стратегической разведки. Мы оба окончили эту академию, нас отправили в Женеву. Это самый главный центр мирового шпионажа. Командировка – три года. Занимался я, как и было сказано, добыванием и обработкой сведений о противнике. И делал это с успехом.

   – Сейчас это уже не секрет. Расскажи обстоятельства твоего бегства на Запад. Это результат провала или сознательного выбора свободы?

   – С момента нашего бегства прошло всего только 30 лет. Поэтому об обстоятельствах побега рассказать пока не могу. Пусть пройдет еще лет 30, тогда к этому разговору мы вернемся еще раз.

   Про меня сейчас рассказывают всякое. Но тот, кто не дает результатов в добывании или обработке сведений, вылетает после первого года. Держать на дипломатическом посту разведчика, от которого нет толка, слишком накладно для государства. Тех, кто не справляется, выбраковывают решительно и беспощадно. Отбыть полную командировку, три года от звонка до звонка, – это уже достижение. Об этом в личном деле особую запись делают: выдержал весь срок! Я выдержал все три года. В качестве исключения меня оставили на четвертый год. И в качестве особого исключения – на пятый.

   Я стремился на войну против врагов отечества. Правда, поднявшись до Генерального штаба Вооруженных сил СССР, попав в номенклатуру Центрального комитета КПСС, сообразил, что главные враги моего народа окопались в Кремле. 

   – Виктор, ты, как говорится, плодовитый писатель. Одиннадцать опубликованных произведений я насчитал. Как сочетаются призвание разведчика и писателя? Первый должен все держать в себе, второй – наоборот, все наружу. Что побудило писать?

   – Жить в Советском Союзе с идей «Ледокола» в голове невозможно. Всем в то время все было ясно, ни у кого вопросов про войну не возникало, большие начальники с высоких трибун как заводные повторяли заученные наизусть цитаты... А я сообразил, что было все не так. И ни с кем нельзя было поделиться. Нет, жить с такой идеей в голове было решительно невозможно. Я мог поделиться только со своей Татьяной. А надо было рассказать всему миру. Решение было глубоко осознанным. Об этом каждый может судить по содержанию моих книг. Если бы я бежал и теперь бы жил в соответствии со шкурным интересом, то пописывал бы книжонки про шпионские приключения и горя не знал бы. Но я пишу книги, которые и московским вождям, и лидерам Запада весьма не по нутру.

   – Кто начал Вторую мировую войну? Таков стержневой вопрос «Ледокола». И ответ звучит крайне неожиданно для советско-российского уха: фактическим виновником войны был Сталин, то есть Советский Союз. Сталин всячески поощрял Гитлера, рассматривая его как инструмент для уничтожения ненавистного Запада. «Имею смелость заявить, что советские коммунисты обвиняют все страны мира в развязывании Второй мировой войны только для того, чтобы скрыть свою позорную роль поджигателей», – пишешь ты на своем сайте. Я понимаю, что лучше прочитать «Ледокол», чем сказать о нем в двух словах, но все-таки какова формула самой страшной войны в истории человечества? Можешь дать выжимку: что стряслось и нет ли опасности повторения трагедии?

   – Идея предельно проста. Сталин вырастил Ежова, который истребил всех врагов Сталина. Потом товарищ Сталин убрал Ежова, свалив на него все злодеяния. Так тот период и назвали – ежовщина. На международной арене – тот же сценарий. Сталин тайно способствовал возрождению германской военной мощи и приходу Гитлера к власти. Он рассчитывал на то, что Гитлер сокрушит в Европе все армии, все государства, загонит миллионы людей в концлагеря, распылит свои силы на этом, истощит ресурсы. Сталин планировал наблюдать схватку со стороны, а потом, когда все истощат друг друга, выступить освободителем Европы. Гитлер, по сталинским расчетам, – ледокол революции. Подзаголовок моей книги – «Кто начал Вторую мировую войну?». Ответ простой: Гитлер. Но возникает второй вопрос: а кто и зачем привел его к власти, кто дал ему зеленый свет для нападения на Польшу, а следовательно, и на начало Второй мировой войны?.. Ну а остальное каждый, кому интересно, должен читать сам.

   – Как был встречен «Ледокол» на Западе?

   – В штыки. «Ледокол» завершил в 1981 году и предложил американским, британским, французским, немецким издателям. Получил отказ в 68 издательствах девяти стран. Тут, на Западе, было много издателей, которые публиковали книги на русском языке. Понятно, ни один из них не решился публиковать «Ледокол». Сейчас, когда в России продано несколько миллионов «Ледокола», об этом вспоминаю с улыбкой, но тогда мне было не до улыбок. «Ледокол» я пробивал восемь лет. Шли годы. Появлялись другие материалы. Книгу я переписывал, дополнял, уточнял. Но храбрецов обнаружить не удалось. В 1985 году решил «Ледокола» разделить надвое, так получился «День-М». Потом из второй книги выделилась еще одна... «Ледокол» удалось издать в 1989 году на немецком, потом на французском, потом на английском и других языках. На русском, понятно, на Западе издать такую книгу было просто невозможно.

   – Как сейчас идет книга на Западе?

   – В Германии «Ледокол» вышел, но особенно не прогремел. Во Франции «Ледокол» задавлен. В Америке тоже. В Британии «Ледокол» проскочил по недосмотру. Продолжение «Ледокола» – «День «М» – опубликовать невозможно не только в США, но и в Британии. «Ледокол» прогремел в Польше, в Болгарии, во всех бывших наших республиках и в соцлаге, то есть там, где люди своими глазами видели и на своей шкуре испытали прелести коммунизма.

   – Почему же в США и Британии эта книга не находит соответствующего отклика?

   – Да потому, что старая совковая версия событий устраивала всех или почти всех. Версия эта сводилась к тому, что мы, жители бывшего Союза: русские, украинцы, грузины, казахи, евреи, татары, – все мы дураки: танки у нас были устаревшими, самолеты – «гробы», солдаты ленивые и глупые, генералы еще глупее, а дурнее всех – товарищ Сталин, который по наивности доверился Гитлеру. На этой идее, на этой навозной жиже произрастали обильные урожаи. Тут, на Западе, выросли уже три поколения историков, которые делали карьеру именно на этой идее, а наш агитпроп навозу подбрасывал, не скупился... Историкам очень приятно было находить «ошибки» у Сталина, у Молотова, у Тимошенко: вот Сталин того и этого не понимал, а я понимаю...

   – И тут появился «Ледокол»...

   – Да, тут он и появился. В «Ледоколе» не задевал ни американцев, ни британцев и не целил в них, но рикошетом попало и по ним. И сильно. У них давно на Вторую мировую войну наведен глянец, они давно всех разделили на хороших и плохих. Понятно, они сами хорошие, умные, добрые, воевали правильно, умело, с понятием. А русские – попавшие в беду дурачки, которых следовало вызволять из беды...

   – Но если принять хотя бы сотую долю того, что написано в «Ледоколе»...

   – То тогда официальную британскую и американскую историю надо будет переписывать, тогда тысячам профессоров надо будет признать, что слона они и не приметили, тогда тысячи фильмов и книг об умных, честных и добрых американцах и британцах придется считать пропагандистскими фальшивками... «Ледокол» по американской и британской официальной версии войны пропахал никак не меньше, чем по советской. Им даже больше досталось: выходит, Сталин у нас умный, а у них Черчилль с Рузвельтом, объявленные национальными героями, оказывается, плясали под сталинскую дудку. Выходит, что в США и Британии правительства, парламенты, политические партии, генеральные штабы, разведки, маршалы, генералы, дипломаты, разведчики, политики, журналисты ни черта не поняли. Они считали, что ведут свою мудрую политику, а выходит, были пешками в сталинской игре. Выходит, что все они тогда, а историки и через 60 лет, так ничего и не сообразили. И вдруг появляется некий умник Суворов и заявляет, что русские (я имею в виду всех, кто жил в Союзе) вовсе не дураки, что русские были умнее их, что все мы – от солдата до Верховного главнокомандующего, от хлебороба до академика, от сталевара до министра – вовсе не идиоты, какими нас 60 лет рисовали. И разведка наша работала правильно, и генералы были с понятием, и товарищ Сталин не так глуп, как некоторым бы хотелось. А вот с умственными способностями западных лидеров, министров и генералов, дипломатов и разведчиков следует еще разобраться...

   – И сильно тебя за такие откровения здесь любят?

   – В России иногда раздаются голоса, что мои книги пишет британская разведка. А тут считают, что за моей спиной ГРУ, КГБ (или как оно там сейчас) и группа самых лучших историков России. Что правительство России построило мне дворец на волжском берегу, присвоило воинские звания за весь период моего отсутствия и наградило высшими государственными наградами, премиями и учеными званиями и титулами.

   – И чему же верить?

   – Чему хотите. «Ледокол» появился потому, что я изначально не верил в нашу глупость. В ранней юности не верил. И если выразить все мои книги о войне одной фразой, то вот она: МЫ НЕ ДУРАКИ! Я это знал и потому искал ответы на загадки сорок первого года где угодно, только не на навозном поле глупости. И если кто-то считает, что за моей спиной стоят разведки и группы экспертов, то надо будет признать, что разведка – российская и эксперты наши, родные, ибо только нам, только нашему народу «Ледокол» может быть и выгоден, и полезен, никому больше.

   Проехаться «Ледоколом» по их истории, даже не помянув их ни единым словом, – это как мощным дробящим корпусом по тонкому девственному ледочку: у них все хрустит и трескается, вся их героическая история дробится в куски и рассыпается... Им это не очень понравилось.

   – А в Германии? Как там восприняли книгу?

   – Книжные магазины Германии завалены великолепными книгами о великих германских полководцах – читайте, любуйтесь: Роммель, Гудериан, Манштейн! Немец нашел для себя защитную скорлупу: да, нас разбили, но мы умные, и танки у нас были хорошие, и самолеты, и солдаты, и генералы, а русские дошли до Берлина и Вены, но они дураки. Так нас и изображают. Черпают из Некрича, а Некрич черпал из доклада Хрущева на ХХ съезде. То, что говорил наш дорогой Никита Сергеевич, немцев вполне устраивало. А говорил он, что в 1941 году у нас даже винтовок не было. Некрич это с большим удовольствием повторял... Вот его-то книгу расхватывали...

   – Так что «Ледокол» не ко двору... Кому же такое понравится? А что если твои книги о войне собрать в одну, сделать небольшую книгу, но не в духе журналистского расследования, а написать чисто научным языком, тем, которым говорят историки?

   – Мне часто предъявляют претензию за то, что «Ледокол», «День М», «Последняя республика», «Тень победы», «Святое дело» написаны простым, чисто разговорным языком. Я с этим согласен. Этот стиль выбран совершенно сознательно. Я писал так, как разговаривал бы со своими солдатами. Представлял их перед собою и писал для них, так, чтобы любому из них было и понятно, и интересно. Был выбор: писать «под профессора» или писать просто и понятно. Писать языком научным легко. Обратим внимание на официальную шеститомную или двенадцатитомную историю войны. Писать такие труды можно не напрягаясь – все равно их никто читать не будет. А вот писать так, чтобы любому было и понятно, и интересно, – так писать чудовищно трудно. Простота и легкость, с которой читатель постигает «Ледокол», «День М», «Республику», куплены моим каторжным трудом.

   Нет ничего более трудного, чем писать понятно и просто. И у бога я прошу только одного – чтобы он мне дал ясности в изложении. Самому понять одно, а понятно изложить – другое. Я себя продолжаю считать разведчиком, а для разведчика главное – не добыть материал, и даже не обработать и осмыслить его, а – донести. Разведчик обязан донести до потребителя информацию, которую он добыл с риском для жизни. Если разведчик добыл информацию, но не сумел ее донести, если не сумел убедить своих начальников, если ему не поверили, значит, тому разведчику цена... Разница только в том, что для разведчика потребитель – это командование, правительство, государственные лидеры, а для меня потребитель – мой дорогой и любимый читатель в миллионном числе. На него я работаю.

   Моя задача заключалась не только и не столько в том, чтобы понять происходящее, это просто, а в том, чтобы донести свое понимание до миллионов людей, причем до каждого донести индивидуально, как до самого важного начальника. Путь, который я выбрал, – писать просто и доходчиво, писать разговорным языком – оказался правильным. Подтвердил это мой давний противник Габриэль Городецкий, автор книги «Миф «Ледокола». По его сведениям, в России еще в конце прошлого века было продано четыре миллиона моих книг. По его мнению, «ни одна историческая работа не достигала таких тиражей». Это я и сам знаю, но приятно такое услышать от противника.

   Сам профессор Городецкий выбрал легкий путь: писать языком сугубо научным. Я желаю ему догнать меня и перегнать в гонке тиражей. Так вот. Я пишу не для профессоров и академиков, а для обычных людей, и если академики и профессора меня не примут в свой круг, я это постараюсь пережить. •

Тенгиз Гудава

Оставить комментарий

Популярные посты:

uksibsan

Мужские джинсы: особенности выбора по типу фигуры, ткани и стилю

rivka381

садистка-маньячка + многодетная мать!

obezzyann

Мы одних электронов. Фраза 39

foto_history

Смерть за коров

frocush

Речной флот Москвы: парад судов открывает новый сезон

townsman

И как только в СССР дали денег на это тоскливое, заурядное кино

hullam_del_ray

Московские школьники на экскурсии в цехе завода ЗиЛ. 1985 г.

dok_zlo

Тщательно отобранные

littlehirosima

"Берегите себя, пожалуйста!"

• Архив