Убить Билла

dunduk_culinar — 26.01.2017 Почитал тут дискуссию вокруг короткоствольного боевого оружия (разрешить его россиянам, не разрешить?) - и задумался.

Какого-то своего мнения "за", "против",  "воздержался" не сформировал. Да и не сформирую, наверное. Где-то вот у меня валяется травмат, приобретенный ещё в лохматые времена. Ну, пострелял я из него пару раз в лесу, чтобы приспособиться. Поносил немного в кармане, пока этой дурищей карман не изорвал. В машину положил - мало ли что, с учетом расплодившихся хамов и дегенератов? Но потом, когда пару раз с такими дегенератами столкнулся, вообще решил убрать оружие от греха подальше. Соблазн, ведь, выстрелить по горячке рано или поздно возникнет. А что дальше? Срок мотать? И что из двух зол лучше - сломанная из-за покалеченного или убитого придурка собственная жизнь или деревянный макинтош, который обычно прочат тем, кто мог бы с помощью оружия защититься, но такового не оказалось под рукой?

Короче, даже и не знаю, где теперь валяется мой травмат. У меня, в конце концов, есть кулаки. И оружие, тем более боевое, вряд ли захочется иметь. Почему? Когда-то давно, очень давно мне довелось столкнуться с необходимостью на вполне законных основаниях, с вероятным последующим почетом и уважением выстрелить в человека, и я до сих пор помню эти 40 секунд и чем они обернулись. Впрочем, жуткими оказались именно эти 40 секунд.

...Тогда я только начинал срочную службу в Советской Армии. Не в той, которая почти выродилась к развалу СССР и окончательно деградировала в ельцинские времена. А во вполне ещё полноценной Советской Армии - с жесткой дисциплиной, организацией и пока что не запредельными неуставнями отношениями. Наша часть стояла в небольшом восточно-германском городке, отгородившись от него двухметровым бетонным забором. Я нес первый в своей жизни караул в парке боевых машин. По уставу это было так. Два часа вышагиваешь с автоматом на плече вдоль забора. Два часа бодрствуешь в караульном помещении. Два часа отсыпаешься там же. И вновь по кругу.

Какой-то парнишка в солдатской форме перемахнул через забор в аккурат под утро, причем чуть ли не на мою голову. Я сдернул с плеча автомат: "Стой, стрелять буду!". Нам на политзанятиях чуть ли не ежедневно вдалбливали, в какой сложной международной обстановке мы живем. Что восточные немцы хоть нам и друзья, однако до Западного, то есть вражеского, Берлина рукой подать. Что бдительным нужно быть во всём, когда шпионы и диверсанты вокруг. Было, словом, отчего поднапрячься.

Парнишка замешкался у забора, стряхивая с хэбэ пыль, и со словами: "Дурак, что ли? Я - Билл!", пошел прямо на меня.

Я выстрелил в воздух, как нас учили на инструктаже. Следующий выстрел положено было произвести в "Билла". Но я этого не сделал. Ни тогда, когда "Билл", проигнорировав мои предупреждения и окрики, поравнялся со мной. Ни тогда, когда его можно было уложить очередью в спину.

Примчавшийся на выстрел начальник караула в сопровождении наряда, в общем, всё понял. "Тебя бы, воин, следовало отправить под арест, - проорал он в ответ на мои бормотания, - но я устрою тебе, что похуже".

И "устроил".

Знаете, что такое посудомоечный цех в солдатской столовке, где за раз принимают пищу пять сотен служивых? Где скользкие от жира и мыла полы соседствуют с горами алюминиевых бачков, тарелок, мисок и ложек, которые надобно мыть вручную. Где эти бачки, тарелки, миски ложки  почти не прекращают движение от раздачи и обратно к  дымящимся, как градирни, раковинам с помоями и кипятком. Где вечный грохот и лязг посуды, усугубленный удушающе вонючей духотой, по которой бегаешь в юфтевых сапогах на стоптанных портянках. И где периодически появлятеся прапорщик Червонос, нещадно обрушивающий стеллажи посуды на пол, чтобы её перемыли заново.

Мне отвели место в этом аду на трое суток, чтобы впредь в карауле не возникало сомнений по части стрельбы на поражение. Благо, среди кашеваров оказался тот самый "Билл", служивший уже в статусе "фазана" (то есть год). Повара готовили себе на ночь жареную картошку и котлеты - неведомую для остальной солдатни еду. И шебутной Саблуков, прозванный почему-то Биллом, иногда подсовывал мне поварскую тарелку. "Не все же тебе мослы есть, воин", - посмеивался он, хотя  "мослы" -  плавающие в комбижире кусища свиного сала с неопаленной щетиной, которые подавали в качестве "подливы" к каше, - я так ни разу не рискнул попробовать.

Кстати, с Биллом, которого к концу его службы всё же подстрелили, мне пришлось иметь дело несколько раз. В части он промышлял обменом денег - советских рублей на марки ГДР. Иногда каким-то чудом в письмах, которые мне присылали из дома, оставались не изъятые почтовой цензурой трех- или пятирублевые купюры - младший брат присылал. И я шел к Биллу. Очевидно, какой-то тайный "обменник" был у Билла в городе, куда солдат никогда не выпускали. Вот он и шастал по ночам через забор, пока не нарвался на выстрел такого же сопляка, как я.

Тогда я впервые (и, надеюсь, в последний раз) увидел, на что способна пуля штатного патрона "Калашникова".Оставив на груди Билла едва заметное пятнышко, она разворотила его спину так, что наружу вылетели ребра с ошметками легких и сердца.

С такими ранениями люди не живут.    

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив