Трибунал

Мне довелось прожить несколько недель (в купе поезда, каюте,
гостинице) с очень интересным человеком. Дважды Герой Советского
Союза, один из самых популярных и любимых в армии военачальников (я
никогда не слышал о нём никаких отзывов, кроме очень хороших),
Генерал-Полковник Иван Михайлович Чистяков выступал перед военными
и их семьями, а мы - артисты - затем давали концерт.
На сцене Иван Михайлович, в основном, повторял то, что было
написано о нём в книгах, а мне он часто рассказывал истории,
которые тогда напечатать было нельзя, да, наверное, и рассказывать
не рекомендовалось. И если я уже, признаюсь, забыл: с какого именно
плацдарма и в котором часу утра началось то или иное наступление
(можно посмотреть в книге), то вот все эти истории помню, как будто
бы опять слышу голос рассказчика:
«Приносит мне председатель трибунала бумагу: «Подпишите, Иван
Михайлович! Завтра в 09:00 хотим новобранца у Вас тут перед строем
расстрелять». – За что, спрашиваю, расстрелять? – «Бежал с поля
боя. Всем другим трусам в назидание».
А я эти расстрелы, скажу тебе, терпеть не мог. Я же понимаю, что
этот молокосос вчера за материну юбку держался, дальше соседней
деревни никогда не путешествовал. А тут его вдруг схватили,
привезли на фронт, не обучив как следует, и сразу под огонь.
Я ведь тоже (даже в книжке своей об этом пишу) с поля боя по
молодости бегал. И не раз, пока дядя (я под его началом был) своими
руками пристрелить не пообещал – и я был уверен, что пристрелит.
Это же стра-а–ашно! Взрывы, огонь, вокруг тебя людей убивают, они
кричат: с разорванными животами, с оторванными ногами-руками...
Вроде и мысли в голове о бегстве не было, а ноги тебя сами несут, и
всё дальше и дальше. Ох, как же трудно со своим страхом справиться!
Огромная воля нужна, самообладание, а они с опытом только приходят.
С ними люди не родятся.
И вот этого мальчишку завтра в 09:00 возле моего КП убьют перед
строем...
Спрашиваю председателя трибунала: «А вы разобрались во всех деталях
его воинского преступления?» Тот мне: «А чего тут разбираться?
Бежал – значит, расстрел, о чём тут ещё можно разговаривать? Всё
ясно.»
Говорю: «А вот мне не ясно из твоей бумаги: куда он бежал? Направо
бежал, налево бежал? А, может быть, он на врага бежал и хотел
других за собой увлечь! А ну, сажай свой трибунал в машину и следуй
за мной – поедем в эту часть разбираться».
А чтобы в эту часть проехать, нужно было обязательно пересечь
лощину, которая немцем простреливалась. Ну, мы уже приспособились и
знали, что если скорость резко менять, то немецкий артиллерист не
сможет правильно снаряд положить: один обычно разрывается позади
тебя, другой впереди, а третий он не успевает – ты уже
проскочил.
Ну вот, выскочили мы из-за бугра и вперёд. Бах-бах, - пронесло и на
этот раз. Остановились в перелеске, ждём – а трибунала-то нашего
нет, не едут и не едут. Спрашиваю шофёра: «Ты точно видел, что
немец мимо попал?» - «Точно,- говорит – оба разрыва даже не на
дороге были!»
Подождали мы их с полчаса и поехали дальше сами. Ну, всё я там
выяснил, насчёт новобранца: бежал в тыл, кричал «Мама», сеял панику
и т.д. Поехали обратно.
Приезжаем на КП. «Что случилось с трибуналом?»,- спрашиваю. –
«Ничего не случилось»,- мне говорят, - «Они сейчас в столовой чай
пьют».
Вызываю командира комендантского взвода, приказываю немедленно
доставить трибунал ко мне. Через пять минут приводят ко мне эту
троицу. Один ещё печенье дожёвывает. Спрашиваю: «Куда вы делись?
Почему не ехали за мной, как я приказал?»
- Так ведь обстрел начался, товарищ Генерал, поэтому мы назад и
повернули.
Говорю им: «Обстрел начался, значит, бой начался. А вы меня бросили
в этом бою, струсили. Кто из вас законы военного времени знает? Что
полагается за оставление командира в бою и бегство с поля боя?»
Побелели. Молчат. Приказываю командиру комендантского взвода:
«Отберите у этих дезертиров оружие! Под усиленную охрану, а завтра
в 09:00 расстреляйте всех этих троих перед строем!» Тот: «Есть!
Сдать оружие! На выход!»
В 3 часа ночи звонит Хрущёв (член Военного Совета нашего фронта).
«Иван Михайлович, ты что вправду собираешься завтра трибунал
расстреливать? Не делай этого! Они там уже Сталину собрались
докладывать. Я тебе прямо завтра других пришлю взамен этого
трибунала».
«Ну уж, нет,- я Хрущёву говорю. – Мне теперь никаких других не
нужно! Только этих же хочу.» Тот засмеялся, говорит: «Ладно, держи
их у себя, раз хочешь».
И вот аж до самого конца войны мне ни одного смертного приговора
больше на подпись не приносили.»
©