Третий Путь. Евросибирь или Азиопа?

yury_krugovyh — 13.01.2012 Россия – это Европа или Азия? А может вообще отдельная цивилизация? Вопрос этот неизменно тревожит образованное российское общество уже больше двухсот лет. И мы не сможем создать образ Проекта, пока не ответим на него.


В книге «Кровь и почва русской истории» профессор Валерий Соловей, анализируя природу русскости приходит к убедительному выводу, что русским можно считать того человека, который сам ощущает себя русским и который, по умолчанию, воспринимается таковым другими представителями русского народа. На этот вывод я и буду опираться в анализе.
Прежде всего, нужно разделить рассмотрение вопроса две части: 1) считают ли русские себя европейцами, а Русь – частью Европы и 2) придерживаются ли обитатели Старого света такого же мнения.

Начнем с первого. Вплоть до монголо-татарского нашествия подобного вопроса не возникало ни у кого. Русь была частью европейской цивилизации, причем очень значимой и успешной. 1237 г. стал годом катастрофы, годом перелома. Русские княжества не только подверглись разгрому, но и были отброшены назад во всех смыслах. После нашествия Батыя на протяжении нескольких сотен лет все силы русского народа были брошены на борьбу с внешней угрозой, а сам он был насильно оторван от европейской цивилизации и вовлечен в орбиту влияния Орды: как культурного, так и политического. У нас не было никакой полноценной возможности следить за развитием Европы, а весь политический кругозор на западе ограничивался Балтикой и Великим княжество Литовским. Европа о нас забыла. Мы тоже не особо о ней волновались – были более насущные проблемы.

Контакты начинают налаживаться примерно во время Ивана III (1462-1505), но произошло уже слишком много событий, что бы русские могли с легких сердцем снова войти в европейскую семью народов, а европейцы – принять нас. Захват турками Балкан, завершившийся в 1453 году взятием Константинополя, поставил русских в положение последнего свободного православного народа на планете. И здесь, в лесных кущах северо-востока Европы, где он был зажат между католиками и магометанами, произошло наложение русского православия старого обряда на этническую самоидентификацию русских. Вне зависимости от государственной концепции «третьего Рима», в народные толщи проник дух мессианства. Русские стали считать себя богоизбранным народом, единственным защитником «истинной веры», а русскую землю – святой. Историк Сергей Зеньковский назвал это «русским религиозным шовинизмом».

Таким образом, русские сами когда-то провели разделение между собой и всеми остальными народами, в т. ч. и европейскими. Обаяние старого православия, бывшего, по сути, национальной религией, было колоссально в глазах народных масс. Несмотря на вековые репрессии, к началу XX в. в старообрядческих согласиях и толках состояло до четверти всего великорусского населения. Михаил Погодин вспоминал в середине XIX в., что если бы не боязнь отлучения от церкви, то половина крестьян ушла бы в раскол, а дворян – в католичество.

Несмотря на все усилия Петра I и его приемников, частью Европы Россия в царское время не стала. Конечно, русская аристократия следила за последними веяниями парижской моды и вообще старалась ни в чем не отличаться от аристократии западной, но стремление ее разбивалось о два противоположных мнения. Первое исходило от европейцев, но об этом позднее. Второе - от русских крестьян, составлявших подавляющую часть населения, не понимавших и не хотевших интеграции в Старый свет.

Естественно, это привело к когнитивному диссонансу в рядах русского образованного класса, разделив его на два ожесточенных лагеря: западников и славянофилов. В своих мнениях они доходили до того, что одни истово поносили собственную страну и готовы были целовать сапоги иноземцев, лишь бы те признали их равными, а другие пытались вернуться к отжившим свое и нелепым традициям. Ситуация эта воспроизводится порой и по сей день.

Советское время с его противостоянием капиталистическому миру только еще больше укоренило в головах населения разграничение Европы и России. Даже спустя 20 лет после краха СССР, не слишком большой процент населения называет Россию частью Европы, а среди значительной части людей господствует мнение о неком особом пути развития, отличном как от азиатского, так и европейского. В то же самое время, русские не отделяют себя от европейской цивилизации и европейских корней, но сама европейская цивилизация намного шире, чем страны ЕС. Это также и США, Канада, Австралия и Новая Зеландия, значительная часть Латинской Америки – все они часть цивилизации, созданной европейцами, белыми людьми, но никому и в голову не придет звать Аргентину или Новую Зеландию в ЕС.

Мы слишком большие для Европы. Главный идеолог славянофильства Данилевский писал: «Взгляните на карту,- говорил мне один иностранец,- разве мы можем не чувствовать, что Россия давит на нас своею массой, как нависшая туча, как какой-то грозный кошмар?» Уже к началу XIX в. Россия занимала едва ли не половину европейского континента и не собиралась на этом останавливаться, прорываясь с Босфору и Дарданеллам, а также поощряя панславистские идеи. Закономерно, что возможность дальнейших увеличений русских территорий в Европе не могли вызывать ничего, кроме негодования. Объединив колонизацией весь мир, европейские метрополии оставались чрезвычайно уязвимыми к ударам континента. Захват господства в Европе тогда означал, фактически, господство над большей частью мира. Слишком лакомый кусок, что бы к нему не стремиться и слишком большая Россия, что бы ее не опасаться.

В 1812 году на французском языке появилось подложное «Завещание Петра Великого», в котором первый русский император якобы изложил план Россией Европы. Автор подделки довольно тонко понимал геополитические нужды России и потому многие изложенные им в фальшивке будущие события подтверждались реалиями XVIII-XIX веков. Все получалось как в той пословице: «План Даллеса не существует, но действует». Было бы странно, если, прочитав этот документ, особо впечатлительные европейские патриоты не возопили бы о русской угрозе. Но французы были далеко, а на фронтире столкновения с «русскими ордами» оказались немцы, у которых неизменную ненависть вызывало молчаливая поддержка восточным соседом славянских сепаратистов в Австрии. Немецких бюргеров по-настоящему пугала перспектива распада отпадения славянских областей Австрии и присоединения к России Богемии, бывшей многие века частью Священной Римской империи. Естественно, это вело к антагонизму двух народов.

Ситуация не изменилась и после установления советской власти, даже наоборот – это сделало вопрос «угрозы с Востока» острым настолько, насколько это вообще возможно. Пика достигла и русофобская истерия, потому основная часть населения запада не отделяла русских от советских, а СССР признавала наследницей Российской империи. Но тут проявилась еще одна неприятная тенденция, связанная с распространением идей о расовых отличиях. Не признавая русских частью европейского мира, многие пытались подвести под это научную базу, голословно заявляя о присутствии в крови русских значительной части монгольской крови (в частности, Розенберг). Известный философ Освальд Шпенглер, например, в своем последнем крупном труде (1932 г.) причислял русских к числу цветных и называл рабской расой. Юлиус Эвола писал о славянах, как об антитрадиционном народе.

Все эти нездоровые теории, шедшие из глубины европейской традиции, напрямую повлияли на оккупационную политику стран фашистского блока и его дальнейший крах. В Германии все, кто шел против линии партии, поставившей во главу угла уродливый пангерманский шовинизм, подвергались репрессиям. В опалу попал даже известный расолог Ганс Гюнтер, который заявил, что немцам ничего не светит в войне против СССР, потому что у руководства НСДАП неправильное представление о русских.

Первоначально, до гибели во время пивного путча Макса Шейбнер-Рихтера – правой руки Гитлера и сторонника русско-немецкой дружбы, германские НС были настроены весьма положительно по отношению к исторической России. После этого русофобское крыло постепенно начинает превалировать. Однако даже во время войны официальным указом ОКВ войскам запрещалось использовать уничижительные слова в отношении русских. В немецких изданиях времен войны ни разу за всю войну русские не были названы унтерменьшами, что бы там не утверждали всевозможные горлопаны. В том числе и в одноименной брошюре. Это, однако, не останавливало их перед тем, что бы постоянно говорить и писать глупости о решающем влиянии германцев на становление Русского государства и значительном присутствии среди русских азиатского элемента. Такая же смесь прагматизма с идиотизмом присутствовала и в политике на оккупированных территориях: Локотская республика, где местные власти запросто могли повесить немецкого мародёра, соседствовала с такими явлениями как террор гауляйтера Коха, Хатынь и многие другие. Такая неясная оккупационная политика, несущая на себе груз европейской мифологии о России и русских, сыграла свою роль в поражении Германии.

После войны противостояние России и Запада снова продолжилось, но уже в качестве двух могучих военных блоков – ОВД и НАТО. В 1991 году Советский Союз распался, но холодная война не закончилась. Люди на Западе до сих пор оперируют понятиями прошлого столетия и с опаской смотрят на Восток. И если он некоторых жителях Старого света уже можно сказать, что они перестали воспринимать нас как «азиатские орды», то ничего подобного нельзя сказать про современную политическую элиту Европы. Эти люди слишком тонко чувствуют разницу между нашими мирами. Характерно, что в книге «Столкновение цивилизаций» современный американский исследователь Самюэль Хантингтон вновь продолжает эту традицию, разделяя белые народы на две части: православная цивилизация (Русь и Балканы) и западная (Остальная Европы, США, Канада, Австралия и Новая Зеландия).

Были и попытки преодолеть этот раскол.

В шестидесятые на сцену европейской политики выдвинулись национал-коммунитаристы во главе с Жаном Тириаром. Этот бельгийский мечтатель, в свое время избежавший длительного наказания за коллаборационизм, решил создать Евро-советскую империю «от Владивостока до Дублина», на основе федерализма входящих в нее наций. Мечтал сделать Средиземное море внутренним имперским озером, интегрировав в нее прибрежные исламские территории. Сейчас его мечта сбылась в некотором роде: Франция довольно неплохо интегрирована в Алжир Жан Тириар считал, что советский проект, особенно измененный в рамках его теории, будет намного лучшим будущим для Европы, нежели модель западного капитализма. К сожалению для него, сытые европейские бюргеры не смогли оценить идеи национал-коммунитаристов.

Спустя сорок лет к проекту объединения двух миров подошли снова. Но уже не левые, а правые. Французский националист Гийом Фай выдвинул идею объединения Европы и России в федерацию национальных государств – Евросибирь. Все им никак неймется. Зуд объединительства терзает наших европейских камерадов. Теперь, потеряв свои колонии, продолжать выкачивать ресурсы из которых продолжает позволяет только откровенное жульничество западных капиталистов, полностью промыв мозги своему населению, превратив его в сытых и толерантных биороботов, они заламывают руки и с тоской взирают на восток, где умирает русский зверь, которого они сами же и затравили.

Но в чем смысл сего объединения? Для нас – ни в чем, кроме того, что мы получим наконец-то звание «европейцев». Зато проблем хоть отбавляй. Во-первых, русские (великоросы, украинцы, белорусы, русины) снова попадут в ситуацию империи наоборот. В СССР на нашей шее сидели целые союзные республики. Союз был разрушен, но ярмо легче не стало. Мелкие же пакостники из ЕС уселись на германскую шею, которая хоть и такая же твердая, как немецкий характер, но все же не железная. Сия перспектива чрезвычайно пугает всевозможных дармоедов, поэтому перекладывание одной из ног на шею восточнославянскую было бы очень кстати. Под такую тему можно спокойно педалировать идею «белого братства», когда нужны деньги и вопить об ущемлении прав народов, когда русские и германцы, выступающие на правах тягловых лошадок, будут требовать у дармоедов взяться за ум. И вот здесь мы подошли ко второй серьезной проблеме. Что бы там не вопили самостийники, как бы не проклинали «москалей», а единой Руси – быть. Двухсотмиллионное славянское государство, имеющее колоссальные ресурсы к росту экономическому, культурному и демографическому будет получать все больше и больше влияния в новом федеративном образовании, потому что сильно увеличивать численность большинства европейских стран невозможно – тесно. Соответственно наш рост будет вызывать постоянные нападки, попытки ввода различных ограничений, страх и т.д. Мы слишком большие для Европы и слишком монолитные. Она не может поглотить нас даже теоретически – подавится, русские же поглотить ее – могут, если смогут добиться процесса русификации европейских славян. На самом деле это практически невозможно в современных условиях, но подобная опасность для европейцев будет чувствоваться подсознательно. Как это уже было полтора столетия назад.

Так что, мы обречены на антагонизм. Русь станет Европой только тогда, когда Европа станет частью Руси. Другого пути я не вижу. Хотя мне непонятно, почему вопрос интеграции поднимается в то время, когда у нас самих колоссальное количество проблем.

Подведем итоги:
Являемся мы европейским народом? Да.
Являемся ли мы частью западной цивилизации? Да.
Являемся ли мы Европой в геополитическом смысле? Нет, и никогда не будем, подобно США или Австралии.

Все, кто отвечают на последний вопрос иначе – это либо люди незнакомые с геополитикой, либо придурки и провокаторы.

При этом отсутствие такой искусственной федерации совершенно не означает, что мы понесем какой-то ущерб в отношениях с европейцами, даже наоборот: половых тряпок, без роду, племени и гордости, о которых можно вытирать ноги, никто не любит и в союзы с ними не вступают.

Интересы Руси всегда должны стоять превыше всего, а разговоры о братстве белых народов и прочей лабуде пора оставить доверивым дурачкам.

Архив со статьями цикла лежит тут http://yury-krugovyh.livejournal.com/

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив