
ТОТ ПОПОВ И всеже пошел


ТОТ ПОПОВ
И всеже пошел. С единствеенной целью, увидеть Попова. Вечер должен был состояться в Фонтанном доме. Листал рассылку Дарьи Суховей с литературной афишей и увидел, что журнал Звезда проводит вечер, на котором будет обсуждаться место романа в современной литературе. Но мне было по сути все равно. Там должен был быть Попов. Взял его новую книгу. Она должна была стать только поводом, чтобы я мог к нему подойти, а дальше, я был в этом уверен, у меня получиться завязать разговор и быть может Попов мне что-нибудь такое скажет, что очень для меня окажеться важным, а главное я увижу что он по прежнему верит в меня и не просто верит, а уверен что я на правильном пути.
Попов. Я часто набираю в поиске его имя и смотрю, что бродит в прессе и интернете про него. Я и сам недоумеваю, что мне нужно. Часто гуляя по Невскому я думаю о том, что было бы хорошим знаком его сейчас встретить, поздороваться и почувствовать, как он жмет мою руку. А иногда я звоню ему домой и слушаю длинные гудки, что-то переключается и гудки меняют длительность и звучание. Он поднимает трубку и я сбивчиво представившись, о чем-то его спрашиваю. Он отвечает. Я теряюсь и поспешно прощаюсь после неловкого молчания, которое еще не воцарилось, но мне кажется, что вот вот. Но чаще гудки так и длятся, никто не берет трубку... его или нет, или он знает что это звоню я.
Живой писатель. Я когда это понимаю, что вот так могу просто взять и пообщаться с настоящим живым писателем с замиранием и счастьем говорю себе, что уже это можно отнести к достижениям в жизни и литературе, этим можно гордиться, об этом можно будет рассказывать внукам. Думал ли я, когда приехал в Питер, когда ходил в Дом Книги и покупал там на втором этаже журнал «Нева», что смогу так близко подобраться к писателю, который был на тех страницах - проводишь пальцами по шершоватой поверхности по черным строчкам, как по коже. Сколько я тогда километров прошел по дождливым улицам, заглядывая в чужие окна и мечтая, о чем, самому тогда было непонятно, тем более и сейчас. Но все мои тогдашние мечты вращались вокруг книг, писателей, прошлых, настоящих и тех которых и не было никогда на свете, и все мне хотелось встретить такого человека, который бы разглядел меня и сделал бы равным себе. Могучим. Умелым. Смелым.
Я писал какие-то невнятные рассказы про «он» и «она», про ангелов и людей-дельфинов. Вот одно из названий рассказа: «Джузеппе и его мертвец», или «Метеориты чертят судьбы». Переписывал раз за разом от руки. Менял одно слово на другое. Завел тетрадку с голубой обложкой. Читать это никто не брался, но мне все казалось, что это лишь потому, что время еще не пришло. Да и лучше набрать это на компьютере, распечатать, тогда дело и двинется. Я уговорил однокурсницу набрать эти рассказы и потом долго ходил за ней клянча страницу за страницей. Я помню как ехал в метро и читал эти тринадцать страниц, замирая от восторга. Отвез в «Неву», не сомневался, что это напечатают.
Покупал я «Неву», чтобы доказать себе и «им», что я принадлежу к определенному кругу, часто спорил с «ними» о том или ином тексте, часто недоумевая почему это вообще попало в настоящий литературный журнал, тогда я еще был уверен, что если текст напечатан, не важно даже где, то обязательно он должен относится к малому числу текстов высокого литературного уровня, и если и меня когда-нибудь напечатают это будет естественным признаком того, что я достиг этого уровня. Но чем больше я читал журналы и листал книги современных и популярных авторов, тем все чаще меня охватывало тяжелое чувство что, что-то странное происходит вокруг, я начинал мрачнеть и меня начинали одолевать сомнения, что может быть мои представления о литературе неправильны и обманчивы, и быть может просто я совсем ничего не понимаю и то, что мне кажется плохим и нестоящим внимания, на самом деле таковым вовсе не является и это я на самом деле просто ограничен и глуп. Но потом приходили тексты, которые захватывали меня и от них мне становилось легко и появлялась уверенность, что и моей «литературе» еще есть место. Таким текстом как раз и оказался роман Попова, который публиковался в двух осенних номерах журнала в промежутке между которыми я себе места не мог найти. С тех пор и запало.
Однажды я вместе с другом зашел в издательство, один бы я никогда не набрался бы столько наглости. Лихо обратился к одной из женщин сидеящей за столом и читающей чей-то жж, мол к кому можно обратиться по поводу рассказов. Она с удивленным видом повела нас коридорами и поставила перед большим столом за которым сидел низенький и крепкий мужчина, в котором я узнал писателя.
А потом я в восторге говорил другу: «Это же был настоящий писатель! Нет, ты подумай, в каком-то метре от нас сидел настоящий писатель!»
Писатель так же недоуменно как и женщина смотрел на меня, на мое восторженное лицо и пытался понять, что все-таки мне надо. А мне ничего не надо было. Только вот так стоять и смотреть на живого писателя. Греться в его свете. Не было для меня лучше людей, чем писатели.
А потом начались походы по различным лито, на которых я видел людей, так трепетно относящимися к тому, что они пишут если даже это и было полной ерундой. В основном это были поэты и не одного прозаика, и я все думал, что может быть прозаики совершенно другие. Да, и по другому и быть не могло. Я видел очень странных людей, и совсем не людей, которые должны были по моему разумению святиться в темноте по причене того, что они обладатели тайных знаний и надмирные человеки, а жалкие, мнительные, тщедушные, сумасшедшие и бездарные, страдающими литературой, как болезнью в уродливой тяжелой форме. Но и тут меня порою чем-то захватывало и все вокруг наполнялось странным смыслом и грани смещались. И я все надеялся и ждал. Был должен появиться кто-то кто откроет мне дверь в другой мир. И я обрету новую сущьность. А ангелы и дельфины все также продолжали бродить по моим рассказам и я все также замирал от восторга перечитывая своё, сточку за строчкой, и даже иногда плакал.
Мозги мне вправил как раз первый прозаик с которым я познакомился. Артур. Который назначив время и место нашей первой встречи, еще пригласил своего друга, тоже прозаика, Марата. Они только и говорили об алкоголе, женщинах, кино и книгах, называя имена, которых я и не слышал никогда. А еще пили. Много много вина. Меня вытошнило в метро. И я нашел себя утром на полу рядом с красным тазиком в комнате своей девушки, которая бросила меня после этой моей выходки.
Никаких там ангелов.
Жизнь сплетает свои нити. В доме Современной Литературы и Книги организовали литературный семинар, руководителем которого должен был стать Попов. Я отнес туда свои рукописи и стал ждать осени, когда должно было состояться первое заседание.
Моя проза тем временем начинала стремительно меняться. Мало этого, я сидел до утра и писал свои рассказы. Я начал повесть. Я написал ее, а потом полностью переписал, слепив из нескольких своих текстов один. Я чувствовал как в моей жизни бьется настоящее.
Попов прочитал мои рассказы. И тогда, на первом заседании, выделил из всех работ, которые ему принесли на ознакомление. Я сидел счастливый. Это было впервые когда меня похвалили. И именно тогда я понял, что это как раз тот человек которого я так долго искал, бродя в мечтах и по улицам.
Я скупил все его книги, я садился ближе к нему на семинарах и все ждал когда он обратит на меня внимание. Я трепетал от каждого его слова. И все это было похоже на влюбленность. Будь Попов женщиной, я бы не задумываясь переспал бы с ним сотню раз. Я бредил Поповым. А он был ко мне благосклонен. Слушал меня, когда я высказывался по тому или иному тексту, ставил меня в пример, и чего- то от меня ждал. И с каждым моим новым текстом я чувствовал, что эти ожидания они слабеют. Я в панике осознавал,что разочаровываю его.
Я был не одним, нас было несколько, тех кого он выделял.
Прошел год. Начался второй нашего ученичества. Он стал отказываться ходить с нами в чебуречную, куда мы часто заглядывали после семинаров и продолжали разглагольствования о литературе уже под шансон и водку. Он стал говорить нам, что нужен прорыв, новое качество текстов, что нужно не переставать писать, называл это работой. А мы были довольны нашими беседами, встречами и друг другом. Мы чувствовали что у нас получается. Пошли первые публикации. И часто мы начинали семинар с того, что отсчитывались у кого что напечатано и уже написано. А потом когда публикации прекратились и новых текстов тоже не было, начали говорить, что пишем роман, или же просто в поиске. «Просеиваем воздух» На семинар стали являться странные люди, каких я много повидал в своих ранних лито. Они постепенно стали вытеснять нас. Захватывая пространство, внимание, и время. Попов начал терять интерес и к нам и к ним. Он сидел со злым лицом и в конце каждого семинара устраивал обидные разносы, не жалея ни их, ни нас, ни меня.
Болезненно. Гордыня. Уязвленное самолюбие. Обида. Я стал появляться на семинарах все реже и реже. Вскоре перестал вообще видеть знакомые лица. На смену им пришли какие-то женщины в шляпках, жизнерадостные с удовольствием ругающих собственные тексты и на любую критику согласно и счастливо кивающих. И Попов. Равнодушный уставший и отстраненный.
Я опаздывал и долго не мог найти вход в Фонтанный дом. Через стеклянные двери была видна какая-то студия с рядом легких стульев. Я заволновался, неужели что-то перепутал? Мимо проходила женщина, она спросила не на вечер ли я и показала куда надо пройти. Было тихо только где-то наверху слышались голоса. Я устремился вверх, но меня перехватила тетя из гардероба и сказала, что мне лучше снять куртку, но так, чтобы я понял, что других вариантов и не существует. Поднявшись по лестнице я встретил еще одну преграду – старушка продавала входные билеты, «пять рублей», сказала она, когда я отыскал пятачок, она недоуменно посмотрела на меня, я тоже, ничего не понимая, ждал. «Двадцать рублей» раздраженно повторила она, и было видно что про себя добавила: «дебил». С этим сложно было не согласиться.
Ничего еще не началось. Мне можно было и не торопиться. Люди бродили по залу заставленными рядами стульев, рассматривали невнятные пятна картин, рассматривали книги, которые были разложены на двух лотках. Я ловил лица, но никого из знакомых не увидел, только и узнал, что Арьева, так видел его накануне по телевизору. Попова не было.
Народу было не много, в основном все за шестьдесят, никого моего возраста не было. Я сел подальше от сцены в последних рядах. Скрестил руки и ноги и стал ждать.
Арьев призвал всех садиться по местам и сказал, что пора начинать. Сказал вступительную речь. Про классические романы, про их трансформацию и дальше дальше. Одно время я вслушивался, но потом просто сидел и ждал.
Каждый говорил о чем то своем, даже зачастую и не пытаясь связать свои высказывания с темой, заявленной в анонсе. Большей частью говорили о романе какого-то Крыщука «Круги рая». Получалось, что это что-то презентации этого романа. Название мне не понравилось. Я слушал скептически. Я со своей паматью на имена, я так никого и не запомнил. Только в самом начале обратил внимание на академического вида дедю в очках с тольстыми линзами, делающими его глаза глазками, и жутким заправленным в джинсы свитером, подпоясанным еще к тому же ремнем, когда он бродил расматривая картины.
Между рядами стульев появились две рыжих кошки, прошли с одной стороны зала и под другой, кот и кошка, кошка запрыгнула на стул. Сидяшая вблизи женщина сразу же потеряла всякое внимание к происходящему, стала её подзывать, тянуться к ней, прикосаться к её морде, пытаться погладить. Кошка смотрела равнодушно, даже с каким-то недоумением, а тем временем все говорили и говорили, о том что роман был признан какими то студентами и этому роману дали СтудБукера, а это признак того что, роман о том что близко, о том о сем, и так далее. Человек с заправленным в штаны свитером, сказал, что меняется основной носитель культуры, что раньше это была усная речь, потом письменность, затем печатное слово, потом... сейчас слово стало виртуальным, что во время такого перехода неминуемо культура обедняеся...
Наконец я увидел Попова. При его появлении по редким рядам прошло что-то вроде оживления, его сразу заметили, спинами, словно только его и ждали. Он покивал всем и уселся прямо передо мной, тем самым не только загородив мне весь обзор, но и спутав мое внимание, я перестал совсем пытаться понять о чем всеже идет речь.
Попов, сидя передо мною вдруг обернулся, и показывая на человека в свитере, спросил у меня:
- кто это?
Я весь затрепетал. Мне очень хотелось быть полезным. Но я только пожал плечами. Попов тут же отвернулся.
В этот момент рыжая кошка с шипением, шумом начала драться с котом. Кошкам было все равно, у них свои кошачьи разборки.
Когда Арьев подвел итог вечера и все стали подниматься со своих мест я побродил некоторое время среди картин, поглядывая в ожидании на Попова. Он стоял рядом с каким то маленьким человечком, и кивал, а тот что-то ему страстно доказывал. Я ждал, что Попов поищет меня взглядом и кивнет приглашая. Но он не помнил меня. Даже не делал вид. Я был вне его внимания.
И я просто ушел.
Напился кофе на углу с Владимирским. До тошноты.
|
</> |