Точка пересечения (продолжение)

jarus88 — 12.04.2022 Мы вышли из поселкового кинотеатра совершенно ошарашенные. Мы - это я и Сашка, мой друган-сосед по подъезду. Отец его - дядя Толя, статный русский мужичище метр восемьдесят роста и сто килограмм боевого веса с руками- лопатами потомственного советского пролетария, бульдозерист от Бога и десантник славной 98-й дивизии в бытность её, аж, в Белогорске, во времена оные. Отслужив в продуваемых всеми ветрами, войсках, дядя Толя приобрёл недюжинные и, самые разнообразные навыки, большую тягу к жизни,
умения встречать проблемы с характерным прищуром, мощнейший удар правой и неистощимый никогда, жизненный оптимизм.
Мой же, отец, при схожих с дядей Толей, габаритах, в десант не попал. Родился он в предвоенном сороковом, в Ростовской области, за которую дважды шли жестокие бои с евросбродом - немцами, испанцами, румынами, итальянцами, хорватами и прочими любителями сходить в Россию за проблемами. После чего в окрестностях деревни снарядов и бомб валялось столько, что вполне могло бы
хватить на ещё пару лихих, жестоких и долговременных сражений. Один такой снаряд и рванул в разведённом деревенскими ребятишками, костерке. По какой-то счастливой божественной случайности,
малой тогда, батя, отделался осколочным в левую руку, перебитым сухожилием и последующей пожизненной не разгибающейся рукой, что , конечно же, никак не помешало ему стать первоклассным механизатором самого широчайшего профиля, и добрейшим отцом троих советских пацанов, а так же, отпахать на советской целине положенные три года, бравым трактористом.
Видимо, его нереализованное желание служить стране и защищать её, какими-то неведомыми высшими путями передалось и перетекло в меня, сконцентрировавшись, развернувшись, и нанеся удар в самый нужный момент, как лихой и отважный парашютно-десантный полк в той самой зоне особого внимания.
Фильм произвел на нас с Сашкой, неизгладимое и сокрушительное впечатление. Сверкнула в голове молния, ослабели ноги в коленках, в ушах зазвенело, запела звонкая и торжественная, армейская труба,
и я получил тот самый "удар грома", который очень сочно и впечатляюще описан в романе Марио Пьюзо о похождениях сицилианской братвы. Там Майкла Корлеоне тоже ударило громом, правда - совсем по другому, несущественному поводу - он увидел, всего лишь, молодую итальянку, а мы же - советский десант, мощь, силу, напор и потрясающую удачу, вкупе с невероятной харизмой, напором, мужеством, завораживающей рукопашкой и умопомрачительной неуставной формой. Где уж тут было тягаться в сравнениях каким-то южным мафиози...
Я, вдруг, в одночасье, увидел свой жизненный Путь, предназначение, смысл дальнейшей жизни. Я осознал свою грядущую судьбу и решение бесшумной атомной субмариной плавно и мощно вплыло мне в мозг: - "Отныне, ты будешь десантником, защитником, военным. Лейтенантом Тарасовым - в идеале, прапорщиком Волентиром - как запасной вариант". Я молча посмотрел на своего товарища, он так же, понимающе, поглядел в ответ, на меня.
Звёзды сошлись.

Оглянувшись вокруг, мы не увидели в посёлке ничего, что, хотя бы, отдалённо напоминало бы Воздушно-десантные войска или их отдельные компоненты.
Был у нас, правда, самый настоящий аэродром с заасфальтированной полосой, построенной, в аккурат, к приезду высокого коммунистического вождя на инспектирование строящейся неподалёку, гидростанции, но аэродром был наимирнейший, с одиноким старичком МИ-4 лесопожароохраны, регулярно возившим в сезон лесных пожарных, лихих и безбашенных мужиков на тушение сибирской бескрайней тайги. "Мишка" была древней даже тогда, но летала она исправно и пару раз я наблюдал одуванчики куполов над зелёными таёжными волнами.
На вопрос о возможной подготовке к службе в ВДВ пожарники с гоготом похлопали нас с Сашкой по плечам, пропахшими дымом и смолой, руками и сообщили, что к ним - только после службы в армии и никак иначе. Круг первый замкнулся.
К слову, посёлок наш, не так давно, преобразованный в городок, никак не побуждал или способствовал стремлению стать армейцем - десантником, скорее - наоборот, тянул в глушь, в таёжные дебри, на какой-нибудь, лесоповал или поиск золотых самородков. В крайнем случае - строительство чего-нибудь, комсомольско-молодёжного.
Сибирская казачья застава екатерининских времён по границе с Урянхайским краем, ныне - родиной Сергея Кужугетовича, издавна имел славу медвежьего угла, и Агафья Лыкова с семьёй жила от нас всего в сотне километров, что по нашим меркам, было, практически - на соседней улице. Зажиточные староверы, непроницаемолицые хакасы, потомки декабристов и каторжников всех наций, сословий и степени кровожадности, ссыльные - прошлые и настоящие, отсидевшие и комсомольцы-романтики - коктейль был знатный, густой и суровый. Трилогия "Хмель", "Чёрный тополь" и "Конь рыжий" - про те места.
В 19 веке сюда сослали самого главного и опасного государственного преступника - Ульянова-младшего, после чего, край превратился в место, куда не гонял тех самых телят пресловутый Макар. В истории посёлка было пять зон, включая пленных немцев в 45-м, власовских недобитков, которые отсидев свой четвертак, должны были доживать век в сибирской тайге, хмурых и неразговорчивых ссыльных - "западенцев" - украинцев из Ровенской области, ссыльных же, саратовских немцев, белорусов, прибалтов, кабардинцев и, наконец, как советский новодел, появились "химики", или - спецкомендатуры контингента - несколько тысяч условно-досрочно освобожденных строителей светлого коммунистического будущего, которое по легенде одного из лидеров страны, уже должно было вот-вот, наступить.
Кроме того, в посёлке присутствовал отряд военных строителей, или, так называемый, стройбат, который ни жители, ни сами дети гор, кишлаков и аулов, проходящие там службу, за армию не считали.
Мы тоже не стали вникать в проблемы военного строительства, так как , иллюстрации из повседневного быта этого образования не вызывали ни малейшего желания служить в принципе.
Поэтому, стоило определить направление движения сразу, не отвлекаясь на ненужные мелочи и детали, которые мешали бы нам двигаться к намеченной цели.
Как и положено разведчикам - десантникам, мы пошли, что называется - "по улитке". Первым пунктом в ней, как и в любом другом мероприятии, числился план дальнейших действий.
Для его разработки мы отправились к Сашке домой, в новую, только что сданную хрущёвку-пятиэтажку, в которой советский пролетариат реализовывал нынешние интернет-байки и легенды о халявных и бесплатных квартирах от государства. Громогласный дядя Толя с порога моментально одобрил и всячески поприветствовал наше вновь приобретённое желание и жизненную цель, ибо, всё, что было связано с ВДВ имело для дяди Толи высшую и непререкаемую ценность. Мой батя, после ознакомления с идеей молча кивнул - "Давай, мол, действуй".
На военном совете, мы, как и положено, детализировали и улучшили тот самый план-диспозицию своих последующих ударов по жизненным обстоятельствам.
Он (план) был тактически и оперативно, совершенно неплох, и, даже, по прошествии многих лет я до сих пор удивляюсь - как это мы могли тогда так здраво и глубоко размышлять и планировать такие сложные жизненные конструкции, не имея тому ни малейшего опыта или навыка.
Реализуя пункты плана, мы с Сашкой отправились в начальную, нулевую точку движения к цели - поселковый военкомат.
Как известно, любое движение гражданских лиц в сторону армии начинается с подобного учреждения. Не миновали этой непростой и тернистой тропинки и мы.
На входе в городской военкомат нас встретил толстый и полностью цивильно одетый мужичок с красным носом, красной же, повязкой на рукаве и лёгким позавчерашним перегаром.
Ухмыльнувшись, он поинтересовался - уж, не в десантники ли пришли записываться столь, молодые люди? Поражённые такой армейской мегаосведомлённостью, мы молча кивнули и проследовали в отделение призыва, где нас встретил не менее колоритный и запоминающийся персонаж - Лёлик.
Лёлик служил в отделении прапорщиком, был роста очень невысокого, худой, как жизнь бездомной дворняги, с редкими волосами и бесцветными, невыразительными глазами с характерными мешками под ними же. Но при всём при этом он обладал одним важнейшим и глобальнейшим достоинством, перечёркивающим все
его реальные и мнимые недостатки: на его потрёпанном жизнью и временем, зелёном армейском кителе красовались самые настоящие голубые петлицы с золотистыми десантными эмблемами.
Где и как он добыл этот атрибут красивой и мужественной советской жизни - история умалчивает, ибо, ни фактурой, ни какими другими достоинствами, необходимыми десантникам, данный прапорщик не обладал.
На момент встречи нас с армией, Лёлик стоял в беседке - курилке, дымя брутальным "Беломором", кося под великого Василия Филипповича и с равнодушием античного философа, разглядывал нас - двух очередных жертв советского кинематографа.
- Что, пацаны, в Рязань хотите-то?
- В какую ещё, Рязань? - отвечали мы, не владея информацией о базовых понятиях советского десанта.
-Э-эх, валенки сибирские, не в какую-то Рязань, а в Рязанское военное воздушно-десантное училище. Оно, кстати, единственное в мире. Имени ленинского комсомола, опять же - Лёлик многозначительно поднял жёлтый от никотина, палец.
- Там из людей десантников делают, понимать надо обстановочку-то - Лёлик мечтательно затянулся синим дымом.
Мы молча кивнули. Вариант был, вполне себе, неплох, поехать в десантное училище. Там, наверно, всех желающих берут учиться, да и это - самый короткий и правильный путь в войска.
- С учёбой - спортом - здоровьем - как?
Мы синхронно пожали плечами. Здоровье у нас было самое обыкновенное, сибирское пацанячье, болеть мы ничем и никогда не болели, курить - не курили, других подробностей о своих внутренностях нам было на тот момент, ничего не известно.
Со спортом было ещё проще - тогда, в светлое советское прошлое, это было, практически, единственное доступное массово для всех, занятие, развлечение и времяпровождение в нашем сибирском углу. Поэтому заниматься спортом для пацанов и девчонок было так же естественно, как ходить в школу, а значок перворазрядника, или даже - кэмээса по спорту не был чем-то удивительным или необычным. Сашка родился в частном дом, копать огород, рубить дрова и возить воду с колодца в большой алюминиевой фляге
он начал с раннего детства, поэтому, подтянуться на перекладине раз, двадцать, для него было сущим пустяком. Нынче же он ходил в спортивную секцию бокса, к суровому и брутальному тренеру-кумиру окрестных мальчишек, Шорину.
Шорин в секцию брал всех - и худых, и тупых, и бесперспективных, и очкариков и трусов и даже - учеников музыкальной школы. Он всех их учил боксу. Он был им не только тренером-наставником, но и многим - заменял отсутствующее в семье, мужское начало, которое в те времена частенько, либо - отсутствовало вовсе, либо - с пятницы по понедельник заливало в себя в количествах изрядных различные виды советской бормотухи, а с понедельника по пятницу выполняло очередной производственный план.
В конце лихих восьмидесятых, перестройка сделала-таки, своё чёрное дело и Шорин организовал одну из первых в наших краях, криминальную бригаду, состоящую из своих бывших питомцев.

Бригада, которая могла укомплектоваться, практически - неограниченным штатом боксёров и их коллег по видам единоборств, вначале, обложила данью мелких, только нарождающихся, коммерсантов,
потом стала засматриваться на дымящие вдалеке, активы посерьёзнее, но тут Шорин, совсем некстати, пожелал стать владычицей морской и объявил себя то ли, смотрящим, то ли - ещё каким должностным лицом в иерархии Тёмного мира, да только, слегка переусердствовал с желаниями и возможностями.
За что и был расстрелян из засады в два автомата, белым днём на городском шоссе, доселе, неизвестными субъектами новой, встающей в кровавом тумане, России.
Я занимался самбо в том же зале, что и Сашка - боксом, на лесных лыжах ходил так же, как и летом без них, стрелял и попадал туда, куда хотел, четвёрок по физкультуре, как и все мои друзья, никогда не имел и числился по спортивному разряду самым средним и обыкновенным пацаном, не без способностей, конечно же, но до кандидата в мастера спорта, так и не доросшего.
Был у меня существенный плюс, о котором я тогда не думал и не догадывался о его наличии и важности и который, впоследствии, сыграл важнейшую роль в моей, да и не только в моей, жизни - я ходил по горам. Восточный Саян, хребты которого начинались прямо у меня за домом, и продолжались на добрые две с половиной тысячи километров, был, конечно же, не Памиром или Гималаями, но полезнейшие навыки альпинизма и скалолазания я, худо-бедно, приобрёл.

В секцию альпинизма ходили, уж, совсем безбашенные и оторванные пацаны, которые в основной массе забили на школу, учёбу и окружающий мир, фанатея от очередной вертикальной и гладкой скалы, или от зимнего траверса по диким саянским вершинам. Больших успехов я на этом поприще не снискал, поскольку для занятий таким видом спорта надо было учёбу в школе забросить совсем, как например, мой друган - Гришка Семиколенов, который пропадал днями и неделями на базе альпинистов, в таёжной избушке - общине, выполняя роль сына полка и одновременно, постигая горновосходительные премудрости.
При всём том, что Гришка курил по пачке "Примы" в день, пил советскую бодягу-бормотуху, как снедаемый жаждой, верблюд, на две с половиной , тысячи метров высоты (такова была высшая точка наших окрестностей), он затанцовывал, как балерина Уланова по сцене - легко, воздушно и непринуждённо, пока основная группа, вполне себе, тренированных и здоровых коней-мужиков, пыхтела и потела, торя маршрут и, тяжко дыша кузнечными мехами -лёгкими.
Будущее Гришки было крайне, туманным, ибо, в те времена игнорить школу было очень чревато для любого и Гришкой уже пару раз интересовался участковый.
Но в 95-м голодном и беспредельном году, Гришка-таки, зашёл на Эверест в составе Красноярской экспедиции, причём - один, без шерпа и кислорода, оставив на Горе пальцы на ногах и половину - на руках.
Не удивлюсь, если на вершину Гришка ступил, дымя всё той же "Примой" и выпил там в гордом и талантливом одиночестве за победу над Крышей мира, пару стаканов плодово-ягодной бурды.
Навыки альпинизма и горной ходьбы мою и моих подчинённых, жизни, спасли, а вот, командир группы, старший лейтенант Дергунов во время эпопеи по уничтожению гелаевских отморозков, друга Гришки в детстве не имел, навыками передвижения в горной местности не обладал, за что и погиб, приняв на себя и сержанта-связиста, короткую, мученическую смерть.
Мои же, подчинённые, остались живы, но об этом - позже.
К грядущей войне советское государство готовилось, готовило нас и всех остальных, империалистические хищники и соседи - ревизионисты были обозначены чётко и однозначно, ежедневная газета - "Правда" - забыть о целях для советских ракети направлениях главных ударов, не давала ни на день.
Наша школьная пионерская дружина носила имя Ивана Стрельникова, Героя - пограничника, который вместе со своими подчинёнными в мирном социалистическом 1969 году, на Даманском своими жизнями продолжили славные традиции русских стражей границ - погибнуть, но врага в страну не пропустить.
Ежегодный краевой турнир по самбо, в котором участвовали все мальчишки - борцы всей Южной Сибири, носил, опять же, имя Владимира Рабовича, призванного из нашего посёлка, сержанта - пограничника той же самой заставы на Даманском, погибшего в бою с теми самыми ревизионистами. Так что, противник был прост, ясен и понятен, и следовало быть к встрече с ним, готовым как следует.
За своё спортивное прошлое, настоящее и будущее мы были абсолютно спокойны, но, вот, с другим вопросом получился затык.
- А с учёбой у вас - что? - Лёлик вальяжно откинул полу потёртого кителя и подбоченясь, глянул на нас снизу вверх.
- Дураков-то , в десант не берут, ага.
Сашка скривил нос. Его амплуа в школе - быть между уверенным двояком и слабой тройкой, надежды на принципиальное изменение ситуации не давало. Но в войска брали всех, даже -самых тупых, это
мы знали чётко и однозначно, по тем дембелям - старшакам, которые, отслужив, периодически появлялись в городке, сверкая блестящими лычками на погонах и значками воинской доблести.
Опять же, из описания биографии Александра Матросова, Героя Великой Отечественной, Сашка твёрдо знал, что закрыть вражью амбразуру можно с любыми оценками в аттестате, после чего твоя учёба не интересовала никого, в принципе.
У меня ситуация была немногим, получше - я учился , довольно-таки, хорошо и Лёлик с ходу предложил мне попробовать применить свои силы и знания в суворовском училище, откуда прямая торная дорога была светла и открыта, не сворачивая, в вожделенную Рязань.
Что же, я попытался и доехал ажно, до самого Красноярска, до той самой пересылки, которая так колоритно и памятно описана в бондарчуковском поделии про девятую роту.
Вместе с ещё одним моим друганом детства - Серёгой, мы приехали туда в надежде на скорое получение алых лампасов на чёрные форменные брюки. Но вышло всё, как обычно в армии, через другой канал убытия.
Сердитый усатый подполковник долго мял и перелистывал наши бумаги, о чём-то громко и матерно ругался по телефону с неким непонимающим всей серьёзности ситуации, собеседником, и, наконец,
отправил нас домой восвояси. Меня - якобы, по причине наличия тройки в аттестате за восьмой класс и плохого здоровья, Серёгу - за ещё какую-то неведомую никому, бюрократическую провинность.
С горя мы в поезде выпили по паре бутылок пива и наутро прибыли в наш родной военкомат, как и положено, военным людям - умытые, в начищенных туфлях, с лёгким запахом перегара, который в наших краях никогда грехом не считался.
Военком презрительно взглянул в наши предписания и равнодушно пояснил, что для профессиональной армии мы теперь, люди - потерянные, ибо, четырнадцатилетние подростки, прибывающие в столь, ответственное место в непотребном виде, к военной службе непригодны, абсолютно.
В военкоматовском коридоре Лёлик сочувственно вздохнул, тем же самым перегаром, развёл руками и потерял к нам какой-либо, дальнейший интерес.

Как выяснилось впоследствии - вполне себе - зря. Серёга после десятого класса, отчаянной зубрёжки и ежедневных занятий спортом, сумел-таки, пробиться в лётное училище, отлетал своё положенное на фронтовом бомбере, и сейчас бодро пенсионерствует всё в том же родимом городке.
Я же, понял, что лёгких путей в армию, отныне, у меня не будет.
После неудавшейся моей попытки покорить армейские вершины с разбегу, мы с Сашкой обсудили ситуацию под новым углом, с учётом всех обозначенных обстоятельств и перспектив.
Ждать призыва было ещё долго и что делать сию минуту - было решительно, непонятно.
- А пошли-ка, мы с тобой, в библиотеку, дружище, за знаниями - молвил, вдруг, Сашка.
Эта идея ошарашила меня своей необычностью и оригинальностью, а так же, точностью формулировки. Что библиотека в принципе, существует, Сашка знал, вот, только идти туда ему было некогда и незачем, а, уж, в связи с нашей идеей - и подавно.
- Чего это тебя торкнуло так, с библиотеками? - я никак не мог понять всю красоту его замысла.
- Нам в классе училка всегда говорит, что если чего-то не знаешь или не понимаешь, то надо туда идти, там, мол, всему научат и книги расскажут, как и что.
Я сильно усомнился в таком выборе, но делать было нечего, так как, других идей всё равно, на текущий момент, не существовало.
Добрейшая женщина-библиотекарь очень удивилась нашей просьбе - найти в хранилище вековой мудрости всё, что связано с советскими ВДВ, но, своё дело она знала твёрдо.
Побродив с полчаса и покопавшись на пыльных стеллажах, она принесла нам единственную книжку по теме - "Голубые молнии" и толстую, никем не листанную подшивку досаафовского журнала "Крылья Родины".
Книгу мы с Сашкой проглотили моментально, тут же, в читальном зале, а с подшивкой журналов пришлось повозиться. Оттуда мы вычерпали массу полезной и не очень, информации обо всём,
что связано с парашютами. Сашка даже начал, было, конспектировать прочитанное, но быстро выдохся и бросил эту затею, накорябав, всего один абзац. Единственная фраза, которую он успел
записать, вскоре нам очень сильно пригодилась, несмотря на всю бессмысленность и казённость формулировки. Звучала она так: "На ХХVI съезде КПСС ещё раз была подчеркнута важность военно-патриотического
воспитания советских людей. Комитетам ДОСААФ надо больше заботиться о боевитости первичных организаций, встречаться с активистами на месте и помогать им решать назревшие проблемы..." ("Крылья Родины", №10 1981). В том же номере мы прочитали о том, что парашютное многоборье впервые было включено в Единую спортивную классификацию и были опубликованы нормативы по этому виду спорта.
Я недоуменно пожал плечами - к чему нам было это социалистическое словоблудие, которого легко можно было найти в любой газете, в изобилии водившихся в те славные печатные времена? Сашка же, грамотно решил, что некий резерв знаний и теории нам не помешает.
Был у нас в наличии подраздел подпункта Плана - обратиться в тот самый ДОСААФ, в котором на тот момент, безраздельно и крепко хозяйствовал Лейман - хороший и крепкий руководитель, из сибирских беспородных евреев, но у этого подпункта был серьёзнейший изъян. Лейман был лодочником. Точнее - все силы и тощий бюджетец своей организации он тратил на водников - гонщиков,маломерков или - мотористов, как их ещё называли. Это была секция водно моторного спорта, гонки на скоростных судах, благо - Енисей был широк и практически, бесконечен, решающее значение для продолжительности езды имело, лишь, количество бензина да наступление ночи.
Там занимались уж, совсем, полные отморозки нашего сибирского общества. Многие из них имели проблемы с законом, бухали эти "спортсмены", как не в себя, однако же, любой лодочный мотор любого производства могли разобрать, собрать и починить одной левой с завязанными глазами, чувства страха или осторожности не присуще там было никому, в принципе.
Их держали , потому что они регулярно привозили дипломы, кубки и грамоты со всех соревнований, на которые им посчастливилось выбраться. Слава о наших лодочниках ходила недобрая - они готовы были идти по своим соперникам - в буквальном смысле, на виражах скорости никогда не сбрасывали, действуя по принципу - "да похер всё и на всех", и обгонять их мало кому удавалось.
Среди этой забубённой публики, тем не менее, было несколько мастеров спорта, а один из них сумел даже пробиться на международный уровень и попасть там в финал.
После чего его убрали из сборной за пьянство и совершенно, безбашенную манеру вождения и массовые протесты соперников.
И, вот, предводителем этой шайки-ватаги речных отморозков-гонщиков и был тот самый Лейман.
Просить его о помощи в открытии парашютной секции, мы, конечно же, попросили. Он посмотрел на нас, как на равных, пожал руку, сказал, что относится к нам с большим уважением, но ресурсов для занятия парашютным спортом у него нет и не предвидится - бюджет расписан и утверждён на пятилетку, а сверху ему никто ничего не даст, даже под голубое небо и белоснежные купола.
Мы, собственно, на него сильно и не рассчитывали, пункт в плане отработали - и ладно.
В очередной тёмный сибирский снежный вечер мы сидели с Сашкой у него в комнате, листая уже изрядно затёртую подшивку "Крыльев", как вдруг, Сашка поднял по - лёликовски, указательный палец и произнёс сакраментальное: "О!"
-Я знаю, что надо делать - с важным видом сообщил он.
- Надо написать письмо в ЦК ДОСААФ. Покрышкину, маршалу авиации, председателю. Помнишь статью в журнале, где писали про парня, которого в лётчики не брали из-за чего-то там?
- Ну.
- Так он Сталину письмо написал, ему тут же и разрешили летать. Маресьев, опять же.
- Ну?
- И мы напишем Покрышкину - так, мол, и так, хотим прыгать с парашютом, ДОСААФ есть, а прыжков нет, помогите.
- А чем он нам поможет-то? Самолёт и парашюты подарит?
- Ну, он маршал, герой и председатель, чего-нибудь, придумает. У него работа такая.
Поражённый легированной сашкиной логикой, я согласился. Как самый грамотный в нашем коллективе, я быстренько изваял нашу настойчивую просьбу, взяв титулы и звания Александра Ивановича из всё того же источника мудрости и знаний.
Получилось, по моему мнению , очень неплохо - дерзко, напористо, убедительно и очень аргументированно. Отказать в такой просьбе не было, решительно, никакой возможности.
Письмо было написано, запечатано и отправлено по адресу. Мы стали ждать скорого и положительного результата.
Вскоре, после Новогодних праздников, прямо во время очередного скучного урока, в наш классатакующей боевой машиной десанта ворвалась школьная завучиха, стремительная, взъерошенная, с вытаращенными глазами. Задыхаясь от быстрого бега, она прокричала громким начальственным голосом, мотнув копной волос в сторону двери:
- Та-ак, быстро, немедленно, в кабинет директора!!
И в довершении команды энергично, по-полководчески, чётко, отмахнула рукой.
Это была вторая степень опасности. Третья - это доставка тебя в учительскую для разборок и перемывания молодых костей. Первая - это прибытие в кабинет директора школы вместе с родителями,
поэтому, я особо, не запаниковал. Школьных грехов/косяков за мной в последнее время не числилось и я пребывал в лёгком, волнительном недоумении. Подталкиваемый завучевой рукой, я ввалился в директорский кабинет.
- Вот он, умник, видите ли - завучиха подтолкнула меня под начальственные очи.
- Собственной персоной. Еще и улыбается - хотя, мне было совсем не до смеха.
Директриса, спустив очки, уставилась на меня, как на заядлого и матёрого троцкиста, по ошибке и недосмотру пробравшегося в советскую школу, чтобы получить самое лучшее в мире, образование.
В этот момент в кабинет влетел Сашка, подталкиваемый крепким предплечьем школьного трудовика. Синий форменный пиджак у Сашки был в мелких опилках.
Следом за трудовиком, вкусно пахнущим распиленной сосной, в кабинет зашёл незнакомый мордатый мужик, одетый в кожаную куртку на меху.
- Они? - мордатый вопросительно спросил окружающих.
Директриса обречённо кивнула.
- Пошли, пацаны - мужик, не оборачиваясь, направился на выход, абсолютно уверенный в том, что мы последуем за ним и не сорвёмся в бега.
- М-м, товарищ..., э-э, их надо сопровождать, они же учащиеся, несовершеннолетние, мы обязаны... - завучиха, семеня каблуками, бежала рядом с мордатым.
Товарищ через плечо небрежно и равнодушно бросил:
- Сопровождайте. Пешком. Тут недалеко, дойдёте быстро.
Завучиха, разинув рот, постояла в театральной паузе, раскинув руки, и ринулась в раздевалку.
Мы же, как два расконвойника, вышли на школьное крыльцо и обалдели. Возле школы стояла самая настоящая чёрная "Волга", статусная вещь в наших углах.
Таких машин в городке было очень немного и назывались они простым словом - "горкомовские". Ездить на таких машинах мне не доводилось никогда. Моему окружению - тоже. Стало страшновато и кошки, предвестники больших и малых проблем, заскребли своими коготками мою неокрепшую юную душу.
Чёрный лимузин в момент домчал нас до самого важного здания в городе, которое, как вы уже наверно догадались, тоже называлось "горкомом". Там находилась вся городская советская власть, которая, на наш взгляд, занималась, богвесть, чем, судя по событиям, которые произойдут в стране совсем скоро, но на тот момент работа кипела, дела шли, народ сновал туда-сюда и нам с Сашкой стало страшно уже всерьёз.
Мордатый завёл нас в большой и просторный кабинет с классическим столом с полированными краями и квадратом зелёного сукна с сидящим по бокам, разнокалиберным народом.
Во главе важного стола заседал, опять же мордатый, с добрыми и внимательными глазами, в, хорошей ткани, костюме и замком из двух холёных пятерней. Я тут же, мысленно, обозвал его "Секретарём".
Мы с Сашкой встали напротив, как в известной картине про допрос коммунистов и экзекуция началась.
- Ну, молодые люди, рассказывайте - кто вас надоумил-то? - первым начал, сидящий сбоку, мужичок, с чуть, менее, холёными руками и менее широкими щеками, с ярко-алым комсомольским значком. По моей же, мысленной классификации - "Комсорг"
- - Чего надоумил-то? - приёмами диалога со школьным начальством я владел достаточно, неплохо.
- Они не понимают! Нет, вы поглядите на этих двух индивидуумов! - все присутствующие в кабинете дружно поглядели на нас, словно ожидая увидеть в наших личностях что-то необычное.
- А что нам скажет ГОРОНО? - председательствующий вяло повернул голову в сторону толстой тётки, восседавшей на краю стола и покачивающей плохо крашеной головой с , громадным, стратегического вида, шиньоном. Я тут же окрестил её "Гороно".
- Э-м, патриотическая работа в школе ведётся - бодро зарапортовала тётка.
- Так, например, мы сейчас выходим на декаду , посвящённую двадцать третьему февраля, планирование утверждено ....
И далее полился длинный и нудный монолог в советском социалистическом словоблудном стиле о планах, отдельных недостатках, бюро и заседаниях.
Мы ничего не понимали. Вызвать школяров во властный кабинет - это надо было иметь очень веское основание. Нечто среднее, между исключением из школы и изменой Родине.
Но таких проступков мы с Сашкой за собой не знали, поэтому и потряхивало нас, вполне себе, по взрослому, от ожидания чего-то необычного и тяжёлого.
Не каждый день можно было наблюдать первых лиц города вплотную, да ещё - занимающихся твоей персональной судьбой.
Расспросив нас о родителях, успеваемости, чем мы занимаемся в свободное время, коллектив обитателей кабинета с надеждой воззрился на начальство, которое с деланной ленивостью постукивало сложенной пятернёй по безукоризненно полированному краями, столу.
- Значит, так - начал монолог самый главный начальник.
- Вы, засранцы малолетние, прославили наш город на всю страну. В то время, когда ваши родители, учителя, все советские граждане работают, учатся, строят светлое будущее, на благо нашей страны, вы, решаете совершить провокацию.
Страшное слово ударило мне по мозгам. Я не очень понимал его значение, в нашем обиходе лексикон был попроще, но иногда я слышал его по телевизору, когда шёл рассказ об израильской, американской
или другой какой военщине, устраивающей провокации по всему миру. Звучало это из уст политических телевизионных говорунов очень зловеще.
У меня подкосились ноги.
- Они - начальственный розовый перст тыкнул в нашу сторону - начали строчить всякие непотребные пасквили, очерняя нашу городскую действительность и вводя в заблуждение вышестоящие инстанции. Вместо того, чтобы заниматься важными государственными делами, мы вынуждены обсуждать этих малолетних бездельников и их тёмные делишки.
Он так и произнёс - "делишки". На этом слове встрепенулся милицейский майор, сидящий в конце шеренги.
- Есть мнение - "Секретарь" поднял на нас с Сашкой, глаза, которые уже не казались ни мудрыми, ни добрыми - подумать о направлении данных персонажей в областное коррекционное учреждение.
Милицейский майор, доселе скучавший над открытым блокнотиком, тут же, судорожно застрочил ручкой, одновременно, покачивая лысой макушкой.
Я похолодел и ноги у меня подкосились ещё ниже. Областная спецшкола была особенным учреждением и имела дурную, чёрную славу среди окрестной шпаны. Её боялись вполне справедливо и обоснованно, контингент там был, даже по самым жестоким криминальным понятиям - отмороженный и полностью беспредельный, попасть туда означало с большой долей вероятности - поломанную жизнь. Причём, иногда - в прямом смысле. Если бы обитатели этой школы узнали о том, что мы загремели в неё за своё желание попасть в Воздушно-десантные войска, то нам бы попросту, ткнули бы в глаз черенком ложки и равнодушно отправили бы в низшую касту обитателей этого узилища. Государство и всё, что с ним связано, там очень не любили, перспектива была мрачной и вариантов не предполагала.
- Есть предложение, так же, рассмотреть на ближайшем пленуме состояние патриотической работы в городе, не только на уровне ГОРОНО, но и на уровне комитета комсомола.
В этом месте монолога вскинул брови и густо покраснел обладатель красивого значка с бронзовым профилем бывшего поселенца шушенской глубинки.Его, полный ненависти, взгляд, прожигал насквозь нашу синюю школьную форму, как принятый недавно на вооружение, "Пересвет".
- Есть мнение, что в данной работе имеется значительное число недостатков - начальственный бас достиг апофеоза, его голова вращалась, как противовоздушный радар эсминца, ведущего поиск жертвы
в безбрежном океане. Жертвы боялись поднять глаза на радар и искали на полировке несуществующие пылинки.
Крупные капли пота катились у меня по спине.
И в этот момент из дальнего угла кабинета раздался тихий, но очень уверенный баритон.
- Есть, так же и другое мнение, Иван Сергеевич.
Зазвенела тишина. Громовым раскатом скрипнул стул под "Секретарём". "ГОРОНО" равнодушно рассматривала свои ногти.
Иметь другое мнение, отличное от Первого лица города, в то время было невозможно. Заявить об этом в кабинете того самого лица, на совещании, в присутствии всех городских решал - было ещё более невозможно. Даже я, зелёный и глупый советский пацан, осознал и понял - в какую жуткую мясорубку попали мы с друганом.
- Есть и другое мнение, повторил неприметный, одетый в тёмно-серый костюм, пришелец из параллельного мира и соседней галактики. Все, сидящие за столом, пригнули головы и замерли в предчувствии землетрясения и последующего цунами. Милицейский майор застыл рукой над своим коварным блокнотом.
Рот Ивана Сергеевича оставался в виде буквы "О", брови, по-брежневски, густые, взлетели недостроенным домиком, да так и остались на широком, гладком лбу приклеенными лохматыми кустиками.
- Давайте рассмотрим ситуацию под другим углом - "Серый костюм" нисколько не опасаясь, предстоящих громов и молний, начал расхаживать по кабинету.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив