То, о чем вы так сожалеете
bar_chk — 10.08.2019Шарик пел беззаветно. Вся его собачья сущность , всё его маленькое, тщедущное собачье тельце и подрагивающие лапки , подчинялись в тот момент тем звукам голоса Малинина, доносящихся из старого, раздолбанного проигрывателя, стоящего в бане не трехногом стуле и подпертым поэтому каким то ящиком, вся его хитрованская мордочка становилась в этот момент не по собачьему одуховоренной и какой то возвышенно-духовной, шерстка на загривке поднималась дыбом и Шарик поднимал мордочку к небу и...пел...
Он именно пел, выводя рулады своим собачьим горлом и в этом пении было какое то одухотворенное воззвание всех собачьих, волчачьих предков, все это понимание многовековой тяжести миросоздания, жестокости и несправедливости природы ко всему собачьему племени, на протяжении многих веков, своей преданностью и безответной любовью служащих людям...
Шарик пел о великой тоске низшего существа, веками стемящегося понять и услужить существам высшим, тоске безответной, о великой безнадежной любви и стремлении понять этих немыслимых двуногих богов, этих существ, которые могли приказать ему в этот момент что угодно, даже умереть, чтобы принести хоть какую то пользу и придать смысл своему существованию на этом свете.
Шарик пел настолько осмысленно, настолько ярко и красиво о той жизни, которая переливалась и сверкала перед его глазами еще со щенячьего возраста и была в этой песне вся его суть, весь смысл его нелегкой собственно собачьей преданной планиды...
А его двуноги боги...эти пьяные молодые, сильные, здоровые боги в этот момент цинично ржали, один упав в парник с огурцами, отмахиваясь от тяжелых яблоневых веток и убирая голову от падающих плодов, чтоб не настучало по дурной голове, а второй ржал заливисто и звонко, на кровати с цветастым лоскутковым одеялом, топорща пшеничные усы , которые так нравились молодым деревенским девкам...
А поднимаясь, и глядя на несчастного Шарика , который не мог остановиться, лишь понижал голос, когда песня становилась спокойней и каждый раз, не глядя на нас с Вовкой, как только Малинин поднимал ноту вверх, задирал голос и старался вывести свою собачью ноту вверх...
"Напрааасныыыеееее слооовааааа..." пел Малинин. Шарик пел исключительно под него и именно под эту песню!
А мы опять падали и начинали не ржать уже, а начинали выть в голос как два дурака, потому что тоже не могли остановиться и пока всю эту какофонию всхлипывающих звуков, собачьего воя и хрипящего из разорваных динамиков Малинина, сверчков , неутомимо играющих на своих скрипочках, видимо привыкших, что рядом с их окрестром завелась парочка сумасшедших музыкантов с собакой, не прекращала тетя Маруся, Вовкина мать, покрывая нас ебуками и забирая бутылку с самогонкой, или что там было у нас на данный момент...
Это было лето последнее перед моим выпуском , я ничего не хотел, в городе мне делать было тоже нечего, меня неудержио тянуло туда, где я родился и провел первые годы жизни, где было так просто и уютно, где запах сена перемешивался с запахом коровьих лепешк, мокрой травы, распустившихся цветов, запах деревенской пыли на обочинах и самый удивительный из всех моих запахов в жизни-запах белых изхвестковых камней, омытых и сглаженных великой рекой, разлившейся у нас больше чем на десять километров...Это не река, а море, котрое видишь из окна, когда просыпаешься утром под крики, свары и утренние драки грачей, поселившихся на наших тополях с незапамятных времен, еще до моего рождения....
Я выходил из душного пазика и вдыхал полной грудью этот щемяще-пьяный деревенский воздух, запах реки, запах дома и запах бабушкиных пирожков, выпеченных вбольшой русской печи...
Причем не оценив заботы-хлопоты, едва успев наскоро перекусить и переодеться,я мчался к единственному другу на тот момент, кто меня понимал и знал...
Что мы только не вытворяли тем летом... Естетсвенно под брагу-цамогонку с музхами находилось множество приключений и удрать от рыбнадзора на вовкиной лодке и орать им в темноте "дапошливынахуй" -было не самым острым и волнующим...
А потом мы мокрые, замерзшие, голодные приходили в вовкину баню, потому как барагозить в доме ему не разрешалось- в деревне рано спят, мы заходили в тот самый передбанних с трехногим стулом и охрипшим "Аккордом", спиздив на веранде огурцов и какой нибудь еще закуски, а так же распатронив алкогольные запасы вовкиного отца...
"Ты там отлей чуть чуть"
"Да у меня припасено,чего переживаешь"
А когда мы набуздыкавшись не хотели идти по девками, или еще куда нибудь, когда становилось скучно рассуждать о наших ,есще совсем наивных каких то делах, когда нам в эти июньские вечера становилсь слишком тихо, я просил "Вовка!Вовка! ...Пусть Шарик споет!"
И Шарик пел!
Вот за все это, которое конечно же никогда не вернуть и безвозвратно в каком то далеком-далеком прошлом, я не поставлю отдых на любых Маврикии, Барбуде и Бали, ни один мишленовский кабак не стоит этого старого веселого нашего с Вовкой передбанника, вся эта ебаная аппаратура, которая стоит дома в итоге и по возможностям своим вполне сеюбе разбудит полрайона, все эти элитные блять коньяки, котрые стоят сейчас в баре- пей-не-хочу не стоят этой цамогонки,или бражки, весь этот опыт и знания, не поставить рядом с теми вечерами и тем волнующим душу ожиданием чего то светлого, радостного и прекрасного в те дни.
Потому что этого уже не будет никогда.
Об этом-да, мождно вспоминать и грустить тихими старческим вечерами под водочку, или "курвуазье"
Но когда вы начинаете всхлиывать о "всеобщемравенстве и брацстве" , о том как "все были равны", о том, как жили "долго и богато"...
Я вас правда перестаю понимать...
Это же совершенно разные вещи!
Вы-идиоты блять ?!
|
</> |