Тиль

Ага, подумал я....
Пункт первый, мне нравится что для демонстрации силы провидения Товарищ Сверху выбрал такого циника и безбожника, как Тиль. Это внушает надежду, что у Него тоже имеется чувство юмора и несколько примиряет с Его Божественным Занудством в других областях жизни.
Во-вторых, планы на отпуск прояснились окончательно: хоть чучелом, хоть тушкой...

..но ехать надо было в Брюгге...


Кстати , только сейчас, когда начал писать пост, я понял насколько мне повезло с этой уличной находкой. Как человек ленивый, для копирования цитат из книги я начал искать её текст в сети. Нашёл. Начал искать нужные мне места, и понял, что что-то здесь не так. Смысл тот же, но,как те новогодние игрушки из анекдота - не радует... Разгадка оказалась очень простой: найденная книга была 72-го года и в переводе Горнфельда - по первому изданию на русском языке, вышедшему в 1915-м, а все книги, выложенные в сети - в переводе Любимова. понятно, что на вкус и цвет - далее по тексту, но... сравнив несколько цитат, я вздохнул и начал набирать текст вручную из горнфельдовского варианта книги.

Странная вещь - я помню, что Тиль произвёл очень сильное впечатление, когда я прочёл его в детстве, но абсолютно не помню что именно тогда зацепило больше всего. Но то что дёрнуло, и дёрнуло очень крепко - это точно. Понятно, что скорее всего тогда читался адаптированный вариант, но эту книгу доадаптировать до безобидного состояния нереально - тогда надо выкинуть вообще всё и оставить пустую обложку.



"Когда горделиво и напыщенно подходил учёный законник, Уленшпигель высовывал свою голову из рамки, строил обезьянью рожу и говорил:
- Старое хайло, не цвести тебе, а догнивать. Ну что, не вылитый я ваш портрет, господин доктор?
Если подходил к рамке покупатель - здоровенный солдат-наёмник, Уленшпигель, пряча своё лицо, выставлял в рамку полное блюдо рубленого мяса с хлебом, говоря:
- К этому блюду подливу из тебя в сражении выгонят. Что ты мне дашь за предсказание, милый солдатик?А ну-ка во всю глотку и ко всем чертям...
Подходил старикашка со своей бесславной плешью и молодой женой; Уленшпигель, опять прячась, показывал в рамке рогульку, на ветках которой висели роговые гребешки и восклицал:
- Из чего сделаны эти штучки, сударь мной? Из рога, который так хорошо цветёт в садах старых мужей. Кто смеет теперь сказать, что от рогоносцев нет никакой пользы государству?
И рядом с роговыми изделиями показывалось юное лицо Уленшпигеля. От ярости у старика делался припадок кашля, но его хорошенькая жена успокаивала его своей ручкой и, улыбаясь, спрашивала Уленшпигеля:
- А мой портрет покажешь?
- Подойди поближе - отвечал Уленшпигель
Только она подходила, он притягивал её к себе и покрывал поцелуями.
- Пусть будет твоё зеркало - говорил он - в напряжённой юности, пребывающей за мужскими застёжками.
Красотка уходила, дав ему на прощанье флорин, а то и два."




...мда...
Здравствуй детская литература...
Тем интереснее было перечитывать сейчас...


Собственно, если говорить о Тиле, особенно его детстве, то ехать надо было в Дамме. Городок, до которого при желании можно дойти из Брюгге пешком, тем более, что дорога красивая и идёт вдоль того самого канала, в котором Клаас, при помощью маленького, но - "с заметным уже брюшком" - Ламме, ловил рыбу, чтоб заработать на крещение Тиля.





Детство проходило насыщенно:
"Когда Уленшпигель приходил домой и жаловался на синяки, полученные в потасовке, Клаас давал ему подзатыльник, за то, что он сам не вздул других, и при таком воспитании Уленшпигель стал смел как львёнок."
"В это время Клаас хватил здоровый глоток пива из своей кружки.
- Отчего у тебя такая большая кружка, а у тебя такой маленькой стаканчик? - спросил Уленшпигель.
- Оттого, что я твой отец и хозяин в доме - ответил Клаас.
Но Уленшпигеля этот ответ не удовлетворил.
- Ты пьёшь уже сорок лет, а я только девять. Твоё время пить уже проходит, а моё только начинается. Стало быть мне полагается кружка, а тебе стаканчик.
- Сын мой - поучал его Клаас - кто хочет влить бочку в бутыль, тот прольёт своё пиво в канаву.
- А ты будь умён и лей свою бутылку в мою бочку: я ведь больше твоей кружки - отвечал Уленшпигель.
И Клаас, довольный, давал ему выпить свою кружку. Так Уленшпигель научился балагурить ради выпивки."
"Полуденная жара была невыносима, кругом было безлюдно. Уленшпигель молча снял свою праздничную куртку и расстелил её в тени, чтобы дама могла сесть, не боясь сырой травы. И он стоял подле неё, вздыхая. Она взглянула на неё и почувствовала жалость к робкому мальчику. Поэтому она спросила его не устал ли он стоять на своих молодых ногах. Тиль не сказал ни слова и, когда он стал падать подле неё, она поддержала его, привлекла к своей груди, и там он и остался с такой радостью, что ей показалось бесчеловечным приказать ему искать себе другое изголовье."





Что мы имеем?
Агрессивный ребёнок, спаиваемый своим отцом и совращённый взрослой женщиной. Будь всё это сегодня - сидеть бы Тилю на риталине, а Клаасу и даме с пушной грудью просто гм... сидеть...
К счастью для Тиля, он жил до психологов и социальных работников.
Нет... Я понимаю, что они делают важное и большое дело. И что многие страшные и мерзкие вещи, которые происходили с детьми за закрытыми дверьми во времена Тиля, теперь ловятся и наказываются, благодаря ним. Возможно наш нынешний мир стал более правильным.
Но...
Уленшпигелей в нём стало явно меньше...
И это жаль.



Удивительно романтичная книга.
Говорю это без всякого цинизма, несмотря на то, что в багаже собственного опыта имеется очень разное отношение к романтике: от розовых соплей в восемнадцать лет (с пробежками в 11 км, чтобы позвонить любимой девушке за границу: от кибуца, до ближайшего телефона-автомата, который работал на карточках, а не жетонах. Мда... До сих пор не понимаю как у меня получилось блюсти верность в условиях повального блядства кибуц-ульпана... Но получилось...), до мыслей в двадцать пять лет, когда читал новость о погибших посреди свадебного торжества, из-за провалившегося в ресторане пола, и думал, что это далеко не самый худший вариант окончания свадьбы - ведь она мог закончится первым днём совместной жизни...
Так вот, может быть именно потому, что маятник отношения к романтике уже успел побывать в очень разных положениях, и можно без всякого цинизма говорить об очень добром романтизме книги об Уленшпигеле. И это несмотря на то, что любовь к Неле совсем не мешает Тилю на протяжении всего романа трахать всё, что движется. Может быть потому и веришь.
Это как с кино.
Фильм про любовь снимает старый циник Вуди Аллен, то этому веришь. И остаётся замечательное послевкусие. А если фильм снимается с целью выжать романтическую слезу, то получается засахаренное дерьмо...



"А Уленшпигель и Неле нежно любили друг друга.
Они часто бродили вдвоём по безлюдным тропам. Неле льнула к Уленшпигелю, и он, упиваясь радостью, нежно обнимал её. И она была счастлива, но не говорила ничего."
"Она вздрогнула от неожиданности, разом рассмеялась и расплакалась, и сквозь слёзы крикнула:
- Вижу тебя, негодный!
- Неле - сказал Уленшпигель - если тебе угодно меня побить, то у меня есть здесь палка, достаточно увесистая, чтобы почувствовать её удары, и суковатая, чтобы память о ней осталась надолго.
- Тиль - спросила Неле - ты ушёл искать Семерых?
- Да - ответил он
Неле несла туго набитую сумку. Протянув её Уленшпигелю, она сказала:
- Тиль, я подумала, что нехорошо человеку пускаться в странствие, не имея в запасе жирного гуся, окорока и гентских колбас. Закуси и вспомни обо мне."
"Неле и Уленшпигель плакали.
И Уленшпигель должен был идти дальше в путь."
"Прибыв в Рим и сойдя с повозки, Тиль увидел на пороге корчмы прехорошую бабёнку, которая ответила на его взгляд улыбкой. Обнадёженный этим приветом он обратился к ней:
- Хозяйка, не дашь ли приют богомольцу?"
"- Весёлый ты человек, хоть и женат - сказал Уленшпигель"
"Между тем, друг против друга стояли Уленшпигель и высокая красивая девушка с волнистыми чёрными волосами. Девушка молча и кокетливо посматривала на Уленшпигеля, делая вид, что он ей безразличен.
- Люби меня - сказал он.
- Тебя любить, друг любезный. Ты ведь любишь по своей прихоти.
- Птица, летящая над твоей головой, споёт свою песенку и улетит. Так и я, милая. Хочешь, споём вместе.
- Песня смеха и слёз? Хорошо!
И она бросилась ему на шею."
"Видишь ли - сказал Уленшпигель - так как я грешил на сотни ладов, то, как ты знаешь, поклялся покаяться. Покаяние длилось ровно один час. Когда во время этого часа я подумал о моей дальнейшей жизни, то увидел, что питаться я должен скудно, пить только воду - а это освежает очень плохо, любви же должен избегать; значит, не смей ни шевельнуться, ни чихнуть из страха совершить что-нибудь дурное; все будут избегать меня, буду я жить как собака, потерявшая своего хозяина, и после пятидесяти лет этого непрестанного мученичества я издохну в нищете и, таким образом, закончу в тоске свою жизнь. Поэтому я решил, что срок смирения и покаяния уже прошёл; значит, поцелуй меня, моя милая, и бежим вдвоём из чистилища.
- Ах, сказала она - охотно подчиняясь ему - что за чудная вывеска о добродетели."
"Сын мой - сказал Ламме - вот уже четыре ночи как ты бесстыдно мотаешься повсюду, сидишь у весёлых девиц и ночуешь в доме "Сладкого грехопадения". Друг мой, я предвещаю тебе, что такой распутный образ жизни к добру не приведёт. Почему ты не воз.ьмёшь себе жену?
- Ламме - сказал Уленшпигель - тот, для кого в этой приятной схватке, которую зовут любовью, одна - это все, и все - это одна, не должен легкомысленно торопиться при выборе."




Кстати, если кто в романе и имеет право носить звание классического романтического героя, то это Ламме, со своими бесконечными слезами по поводу пропавшей жены и не менее бесконечными её поисками.
"Уленшпигель и Ламме пришли к озеру, которое носит название "любовная вода". Усевшись на берегу, Тиль и Ламме смотрели на толпу, проходившую мимо них; мужчины и женщины, парни и девушки, гуляли рука об руку, бедро к бедру, глядя друг другу в глаза с такой нежностью, точно ничего, кроме них, нет на этом свете. Глядя на них, Уленшпигель вспомнил о Неле и с грустью сказал:
- Пойдём выпьем
Но Ламме, не слушая Тиля, тоже смотрел на влюбленные парочки и говорил:
- Так когда-то и мы, я и жена моя, упоённые любовью, гуляли перед носом тех, кто, подобно нам с тобой, сидел одиноко без жены на бережку.
- Пойдём выпьем - повторил Уленшпигель"





Впрочем, Ламме, успешно компенсирует отсутствие женской ласки гастрономическим способом. И, да простят меня меня поборники здорового питания...
...я, конечно, понимаю, что вы правы, но подход Ламме с Тилем к еде, выпивке и жизни мне ближе... гораздо ближе...






"Выйдя из церкви, они пошли по Долгой улице, ведущей к трактиру "Бутылочные чётки", где пивная кружка изображала "Верую". Здесь они выпили семнадцать с лишним пинт пива двойной крепости. Ибо во Фландрии есть общепринятый способ сушить промокших: зажечь в брюхе пивной костёр."
"Трактирщик спокойно ответил им:
- Вы получите яичницу из шести десятков яиц, путеводными вехами для ваших ложек будут полсотни чёрных колбас, которые, дымясь, увенчают эту гору еды. На выпивку будет целая река доброго пива."
"- Да - сказал Уленшпигель - колбаса - приятное общество для одинокой души."







В Генте есть замечательно сохранившийся средневековый замок, превращённый в музей. Очень живой музей. Из бойниц, чётко видны секторы обстрела, в залах - собрание оружия и доспехов, а в нишах городских стен остались средневековые сортиры, чтобы стражникам было где посидеть и подумать о смысле жизни. Как же это они с доспехами... бедняги...









И музей пыток.
Подробный такой...
Народ ходит, с умным видом рассказывает друг другу, как вся эта хрень должна работать. Судя по подробным объяснениям, среди нас живёт много заплечных дел мастеров.
"На себе не показывай - примета плохая..."


Девочка внимательно рассматривала набор ножей для всяческого усекновения и время от времени бросала на старшего брата взгляды, которым позавидовала бы и Кристина Ритчи из "Семейки Адамс"

Хороший музей...
Семейная атракция...
Что всегда дёргает в европейских городах, сохранивших свою средневековую часть - так это чёткое знание места, где происходили пытки и казни. Этого, добра хватало везде - и в Минске, где я вырос, и в Израиле, где живу сейчас. Но десятки раз разрушенные и отстроенные по новой города чаще всего стоят на костях ровным слоем, на одно конкретное место указать тяжело.
А тут стоишь напротив городской ратуши Дамме и понимаешь, что костёр Клааса горел именно здесь, там где сейчас автобусная остановка. Доброе старое средневековье... Мда...




"И куда бы не приходил бедный Уленшпигель, везде, исполненный ужаса, он видел только головы, торчащие на шестах; он видел как девушек бросали в мешках в реку, голых мужчин, распятых на колесе, избивали железными палками, женщин бросали в ямы, засыпали землёй, и палачи плясали сверху, растаптывая им груди."
"И Клаас был признан виновным в ереси и укрывательстве еретиков и приговорён к сожжению на костре на медленном огне до тех пор, пока не последует смерть. Казнь совершена будет перед входом в ратушу.
Тело его будет в течение двух дней выставлено у позорного столба, служа устрашающим примером."
"Уленшпигеля привязали к верёвкам, перекинутым через блок, привешенный к потолку. Палач начал вздёргивать, встряхивать, подбрасывать вверх и кидать вниз обвиняемого. Девять раз проделал он это, между тем, как к ногам Уленшпигеля было привязано по гире.
При девятой встряске лопнула кожа на лодыжках и кистях и берцовые кости начали выходить из суставов
- Сознайся - сказал судья
- Нет - ответил Тиль
Сооткин смотрела на сына, но сил кричать или говорить у неё не было. Она только вытянула вперёд руки и шевелила окровавленными пальцами, точно желая сказать, что от этой пытки её должны избавить."






Музей Уленшпигеля в Дамме находится в бывшем доме испанского наместника. Уже смешно. Музей небольшой, и сильно там смотреть нечего.
Куча изданий книги на разных языках. Очень много на русском - очень чувствуется, что в Союзе это была больше, чем просто книга и Тиль там был явно более популярен, чем где бы то ни было, включая саму Бельгию.
Много картин и рисунков Тиля. На мой взгляд почти нет удачных. Впрочем, чтобы в этом убедиться, не нужно ехать в Дамме, достаточно сделать поиск по картинкам в Гугле. Это не Уленшпигель. А было бы интересно представить его лицо. особенно в моменты, когда вечный шут оставался сам с собой.
"Ты деревянный человек! - закричал Ламме - Ты каменное сердце, неужто ко всему на свете ты бесчувственен, неужто не трогают тебя ни близость мест, где ты провёл юность, ни ни дорогие тени бедного Клааса и несчастной Сооткин. Как? Ты не радуешься и не печалишься? Кто же так иссушил твоё сердце?
Тут Ламме посмотрел на Уленшпигеля и увидел, что лицо его бледно, голова опустилась на грудь, губы дрожат и что он плачет."


Самое смешное - или грустное - что не смотря на все эти ужасы, несмотря на смерть отца, Уленшпигель должен быть очень благодарен испанцам - они дали ему возможность прожить жизнь, оставаясь самим собой. Если бы не было костров и войны, сквозь которые надо идти, ничего хорошего бы не получилось. Сложно сказать что случилось бы раньше: Неле прибила бы Тиля сковородкой после очередного похода налево или соседям надоели бы его шутки, и оно тихо придушили бы его в трактире, но, оставшись в Дамме, Тиль либо не выжил бы, либо перестал быть Уленшпигелем. Таких как он хорошо иметь соседом по окопу, но ужасно - соседом по дому...
И это хорошо понимают все: и он сам, и Неле, и его родители.
"Что такое три флорина в кормане молодого человека? Снежинка в пламени, полная бутылка перед глотком пьяницы."
"Я маркиз де Разгильдяй, граф проходимский, барон Безгроша"
"Хорошего мужа получишь ты - сказал Неле Клаас - с широкой пастью, пустым брюхом и длинным языком; мастер из флорина делать гроши; в жизни ни одного лиара не заработал честным трудом. Вечно шляется по дорогам точно бродяга."
"- Нечего жаловаться - сказал Тиль Ламме - мы страдаем от холода, дождь льёт на нас, но почему мы не остались при одном ремесле?. Те, кто были терпеливы, стали цеховыми мастерами, теперь они богаты, и погреба их полны пивных бочек."
"По пути увязалась за ним собачка, и ни за что не хотела отстать от него. Уленшпигель прогонял её, но, видя, что она не отстаёт, обратился к ней:
- Собачка, милая моя, нехорошо ты это выдумала - покинуть свой дом, где ждут тебя добрые яства, отличные объедки и мозговые косточки, чтобы искать приключения с неведомым странником, у которого подчас и корки не будет, чтобы накормить тебя.Послушайся меня, моя собачка, и вернись к своему хозяину. Беги от дождя, снега, града, пыльного ветра и прочих сомнительных закусок, выпадающих на долю беспризорного бродяги.Сиди спокойно у домашнего очага, грейся, свернувшись клубочком у весёлого огонька. А я пойду один моим путём, по грязи и пыли, в холод и жару, в пятницу сытый, в воскресенье голодный. Вернись туда, откуда пришла - это будет самым разумным путём с твоей стороны.
...и собачка отстала..."








Но...
С другой стороны...
На стене колокольни ратуши в Брюгге висит список звонарей. С четырнадцатого века и до сегодняшнего дня. И годы их работы. По двадцать лет, по тридцать, по сорок. У последнего стоит "1984-..." И как начинаешь думать, что, пока Уленшпигель болтался по Европе, искал и находил приключения на свою задницу, кто-то просто поднимался каждый день на одну и ту же башню,








Может быть поэтому Шарль де Костер и понимал, что никакой концовки в стиле "и жили они долго и счастливо" тут быть не может: он должен или убить героя или оставить концовку открытой.
Он сделал и то, и другое.
Сначала убил, потом воскресил.
И тут же отправил в путь.
Неважно куда - лишь бы подальше и понеопределённей.
"И он ушёл с ней, распевая свою новую песню. И никто не знает, когда спел он последнюю."




