Тихий Дон

green-fr — 01.06.2017 Анечка написала недавно про «Тихий Дон», с тех пор роман дочитал и я.

Рискну повториться — очень хорошая книга. Длинная только очень :-) И да, больше всего поражает неспособность людей разговаривать друг с другом. То есть, в реальной жизни всё именно так и есть, но в литературе я как-то вот не припомню настолько явного примера, едва не подчёркивания. Когда люди начинают ругаться не потому, что у них разные точки зрения — нет, они думают одинаково, просто не проговорили свою точку зрения друг другу, а сами при этом что-то придумали. Вот и повод поругаться.

По поводу идеологии же... Мы с Анютой много разговаривали о том, зачем написан этот роман, и почему его не запрещали в СССР. Главный герой — белый офицер (пусть и регулярно колеблющийся). И вообще, все главные герои — казаки, большинство которых откровенно против большевиков. Сложно ведь представить советскую книгу про Вторую мировую войну, все главные герои которой были бы фашистами.
Положительные персонажи среди красных есть, но они достаточно эпизодические (Штокман и Иван Алексеевич). И при этом отрицательных персонажей среди красных полно (один Митька Кошевой чего стоит! а Бунчук?)
А потом я вдруг понял. Вместо популярного в наши времена (я в школе учился в 1980-х) деления на белых и красных в этом романе деление на простых / бедных и знать / богатых. Тут я могу только гадать, но мне представляется, что в те времена было невозможно просто так объявить всех белых врагами народа — только что закончилась гражданская война, красные победили еле-еле, повальные обвинения подняли бы новые, никому не нужные восстания. Поэтому официальная точка зрения могла быть — среди белых есть откровенные враги и просто «одураченные» откровенными врагами люди. Первых действительно нужно расстрелять, а вторых — взять на перевоспитание.
Когда понимаешь, где проходит раздел между своими и чужими, роман читается совершенно по-другому. Без малейшего исключения, как только на его страницах появляется офицер — все относящиеся к нему эпитеты будут отрицательными. Смотрят офицеры только прищурившись, говорят сжав губы, врут, бьют, орут — одним словом, это не наши люди. Единственный Григорий, став офицером, сохраняет человеческий облик, за что его, собственно, никто из офицеров не любит, и именно поэтому он вскоре теряет свой чин.

Плюс, даже если конкретные красные могут быть мерзавцами, их идеи очень внятно разжёваны читателю. Прочитав про мерзавцев землевладельцев, нарочно разжигающих ненависть между казаками, мужиками (в книге это синоним русского) и хохлами, читатель автоматически соглашается с идеей свержения старой власти и передачи её «народу». А тонкие моменты наоборот обходятся — все казацкие восстания были под девизом сохранения Советов, но без большевиков; а через несколько глав эти же восстания аккуратно называются антисоветскими. Более того, они без обсуждения автоматически записываются в грехи участников — так Григорий «осознаёт» свою неправоту, не объясняя читателю, в чём она состояла. По-хорошему, он просто защищал свою землю, на которую шли большевики — мотивация их была неясна (в книге она так и не объясняется, зачем тамбовский мужик пришёл отбивать Дон у донских казаков. и уж тем более, почему он не готов идти воевать с немцами — а с казаками, например, очень даже готов. откуда взялась такая мотивация?), а по опыту Григорий знал, что от большевиков ничего хорошего ждать нельзя (в первой волне пришли совсем уж отморозки). Но это не мешает автору устами героя назвать это грехом — получается очень тонкая и искусная пропаганда.

Соответственно, становится понятным, почему роман и публиковался, и получил Сталинскую премию — потому что это одновременно и примиряющий, и пропагандистский роман. Можно предположить, почему дали Нобелевскую премию — роман действительно великий, плюс это были уже 1960-е, теоретически можно воспринимать как очередную попытку примирения. Зато чётко понятно, почему уже мы этот роман в школе не проходили (или это я «болел»?) — потому что при Брежневе нюансы уже не были нужны. В Гражданской войне остались только две стороны: наши и враги. И уж тем более никому не нужны рассуждения казака «Живи так, чтобы лишнего ни в закромах, ни на базу не было. По нонешним временам все это ни к чему. Вон возьми тестя: всю жизню хрип гнул, наживал, жилы из себя и из других выматывал, а что осталось? Одни горелые пеньки на базу!» — только что сожгли хату богатого соседа. Только за то, что он был богатым. Даже не угнетателем — он просто хорошо работал, и у него было много добра. А пришла новая власть и сказала всем — не высовывайся. Как можно было бы в 1980-х давать детям читать такое?

А вот надо было, наверное. Читали бы мы в школе «Тихий Дон» со всеми этими трупами, кровью и невозможностью остановить гражданскую войну — не было бы, возможно, и наклеек про «можем повторить». А мы вместо этого смотрели фильмы про «Неуловимых мстителей», где герои если и погибают, то только красиво, и только за правое дело.

---

Очень интересно видеть в романе какие-то базы «нашего» менталитета, остающиеся до сих пор.

Пантелей Прокофьевич занимает деньги у богача Мохова. Подходит срок — платить объективно нечем. Но богач не соглашается простить долг. Конечно же, он враг трудового народа и вообще мерзавец. Почитать сегодняшние истории о взаимоотношениях людей в России с банками — то же самое. Грабят!

Люди в России голодают, Корнилов пишет письмо банкирам с призывом помочь. И те действительно дают денег — «опасаясь невыгодных для себя разоблачений», прибавляет Шолохов. Ну конечно же, до сих пор так и понимает российский читатель, стали бы банкиры просто так деньги давать? Они что, дурные?

Или тот же эпизод убийства пленных. Основной аргумент в оправдание — они на нашем месте поступили бы так же. Сложно не увидеть аналогию с «если бы мы не захватили Крым, там были бы американцы» — мы сами придумываем ужасы за нашего противника, чтобы потом поступить ещё хуже, чем противник в наших фантазиях. И люди продолжают вестись на эту логику.

А ещё, когда Степан Астахов возвращается из Германии. Его встречает Мишка Кошевой:
— Видать, хорошо вам жилось, Степан Андреич. Одежа у вас справная, как у благородного.
— Там все чисто одеваются. — Степан поморщился, тронул плечо возницы: — Ну, поторапливайся.
Вот этот фрагмент, он о чём? Просто констатация? Почему нет никакого развития, ни даже вопроса — отчего в Германии все «чисто одеваются», а на Дону все в отрепьях ходили и до войны? Очень важный вопрос, как мне кажется — а его до сих пор предпочитают не задавать. Констатируем, что в Европе жить хорошо, а потом снова про наш особый путь, про русскую душу и т.д.

Или спор про иностранное вмешательство:
— Но при чем тут этот англичанин? [...]
— [...] Две собаки грызутся — третья не мешайся, знаешь?
— Ага! Ты, оказывается, против иностранного вмешательства? Но, по-моему, когда за горло берут — рад будешь любой помощи.
— Ну ты и радуйся, а я бы им на нашу землю и ногой ступить не дозволил!
— Ты у красных китайцев видел?
— Ну?
— Это не все равно? Тоже ведь чужеземная помощь.
— Это ты зря! Китайцы к красным добровольцами шли.
— А этих, по-твоему, силою сюда тянули?
Григорий не нашелся, что ответить, долго ехал молча, мучительно раздумывая, потом сказал, и в голосе его зазвучала нескрываемая досада:
— Вот вы, ученые люди, всегда так... Скидок наделаете, как зайцы на снегу! Я, брат, чую, что тут ты неправильно гутаришь, а вот припереть тебя не умею... Давай бросим об этом. Не путляй меня, я и без тебя запутанный!
Вот это ощущение собственной правоты, даже после того как тебе показали, что твои аргументы не работают. А ты продолжаешь верить в них — ведь ничего же не доказали, это тебе просто голову одурачили! В романе этот пассаж проходит на обаянии главного героя — читатель всё равно верит ему, а не аргументам. И в жизни у него потом не получается выслушать оппонента, пересмотреть свои взгляды. Остаётся навеки с «чёртовой неопределённостью».

---

Ещё интересно было читать роман одновременно с дневниками Гиппиус — она, очевидно, тоже писала необъективно, но передёргивала в другую сторону. Но в обеих книгах чётко видна сила большевистского призыва к миру. И совершенный его популизм, демагогия. Люди поддерживают «мир», не понимая, что обозначает это слово. Мы перестаём стрелять в немцев? А немцы перестанут стрелять в нас? Мы возвращаемся домой? А что происходит с властью, со столицей, с уже захваченными территориями? Не важно! Мы за мир!
Ну и видно как обещанная свобода (всё можно!) очень быстро оборачивается закручиванием гаек. Через формирование красной гвардии, которой действительно можно всё, и которая готова за это всё оторвать голову кому угодно.

---

Очень красочно описан дореволюционный романтизм. Вот эти все чахоточные студенты, барышни-социалистки и т.п. В момент ареста царскими жандармами они красиво запевают грустные песни и отправляются на каторгу. А я вдруг подумал — интересно было бы увидеть какую-то песню современного протеста. Чтобы её пели на митингах. Чтобы её затягивала толпа, когда кого-то тянут в автозак. Пели из самого автозака. Пели, мыча, не раскрывая рта, школьники, когда перед ними выступает преданный Путину завуч. Это действительно могла бы быть сила. Но общество, наверное, далеко ушло от того состояния — сегодня любую песню разберут по косточкам, найдут в ней все возможные смыслы, и сами же оппозиционеры первыми её раскритикуют.

---

А ещё — как же приятно ощущать «Родину». Всё действие происходит не в родном Донецке (его толком ещё не было), но в этих местах. Поэтому в речи постоянно пробегают какие-то забытые с детства обороты, фразочки. Да и реалии тоже — когда в романе упомянули солёные арбузы, я тут же вспомнил папин погреб :-)

---

В книге внезапно понял, зачем нужны были бронепоезда. Всё детство мучился этим вопросом — что за бред, делать пушку, которая может ездить только по рельсам? Даже станции с её помощью неудобно брать — нападение только с одного направления, и стреляет только первый вагон.
А почитав роман, начинаешь понимать, что для «слоняющейся армии» самое сложное — это переправа через речку. Потому что мест для переправы не так много, и враги могут их легко контролировать. Так вот, железная дорога — это примерно такие же «речки», которые нужно время от времени переходить. И если армия действительно большая (не просто 3 человека перебежали через пути), то переход занимает какое-то время, его легко засечь, и туда может достаточно быстро приехать бронепоезд. Получается очень сильный инструмент для контролирования территории. Не говоря уже об общем состоянии дорог.

---

Ещё одна любимая тема — отношение человека и общества. С одной стороны, интересы общества в романе однозначно превалируют над интересами человека. Семья важнее, хутор важнее, всё казачество тем более, о себе человеку подумать некогда. Нормальной (в современном понимании) личной жизни нет ни у кого, все живут с оглядкой на «что люди скажут». В голове возникает очевидное облегчение, что эти времена ушли, что сейчас можно жить, не сильно подстраиваясь под окружающее тебя общество.
А потом приходят условные большевики (не только они — просто новая власть) и начинают творить правосудие без оглядки на остальных. Так, как лично им кажется правильным прямо сейчас. И ты вдруг понимаешь, откуда растут ноги у так раздражающего меня отсутствия гражданской ответственности (не в страховом смысле) у людей. Когда человеку, например, не страшно, если его словят за воровством — да ладно, а чё, все воруют! Или даже — да ты чё, у тебя что ли украли? Когда практически атрофировалось уважение к мнению общества, к его оценке. Когда не стыдно быть гопником.

---

Тема авторства романа лично мне совершенно неинтересна — вот уж воистину «написал не Гомер, а другой слепой грек, которого звали так же». Но однозначно видно, как автор учится. Вторая книга лучше первой, третья — существенно лучше второй. Четвёртую оценивать мне сложно — такое ощущение, что автор долго искал, как закончить роман (а заканчивается он, на мой взгляд, гениально — вроде бы открытым концом, но читатель конечно же пытается найти хотя бы одну оптимистическую концовку и не находит, и от этого сердце сжимается куда сильнее, чем если бы героя просто расстреляли на последней странице), и не особенно уже оттачивал формулировки.

Роман настолько меня зацепил, что я в какой-то момент словил себя на мысли — хочу на земле работать. Кто меня знает лично, вылезает уже из-под стола — я с отвращением цветочки сею у себя на газоне. Но тут так вкусно всё описано. Такая красивая разруха, такая бессмысленность войны, постоянное желание, чтобы люди поскорее вернулись на хутор, поправили забор, подковали лошадь, посеяли пшеницу... И у них так хорошо всё это получается на тех редких страницах, когда они занимаются делом — что прямо руки чешутся бежать им помогать :-)
Последний раз у меня такое было при просмотре сериала «Государственная граница», когда я внезапно захотел служить в пограничных войсках. Я очень легко поддаюсь пропаганде.

---

В какой-то момент Григорий кричит «Кто это там гавкает?». Полез проверять — фраза из фильма у Вайнеров в романе звучит как «И кто это гавкает?». Не думаю, что её изменили ради цитаты из «Тихого Дона», но совпадение красивое.
А ещё слово «конопатить» — оно, оказывается, от «конопли».
А «сельпо» — это «сельское потребительское общество».

---

Анюта слушала роман в аудио-версии, я тоже попробовал. Первую книгу даже осилил, но потом понял, что начинаю путаться в персонажах. Взял «бумажную» (kindle) версию и понял, что я читаю нелинейно. Я регулярно возвращаюсь на пару страниц назад, чтобы вспомнить, кто это такой «он», кто с кем разговаривает, и вообще, какой у нас нынче контекст. Аудиокнига, конечно же, эту функцию не предоставляет.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив