The day аfter

Многие не только относительно нейтрально, но и вполне дружески и сочувственно относящиеся к Израилю, даже самые искренние его друзья и сторонники предъявляют и к руководству этой страны, и ко всему обществу одну общую вроде бы достаточно объективную и справедливую претензию.
Мол, хорошо, мы целиком и полностью за вас, и признаем все ваши права, от существования до самообороны. Но проблема-то в любом случае существует Дайте нам хоть какой-то ваш план и вариант её решения. Что будет на следующий день после войны? Пусть этот план будет сколь угодно спорным и требующим обсуждений и согласований. Пусть даже он будет самым фантастическим и невыполнимым. Но хоть что-то, о чем можно разговаривать.
И тут внезапно всех клинит. Вроде бы достаточно креативные во множестве прочих вопросах эти самые и руководство и общество намертво замолкают, как Зоя на допросе. И формулировка уперто одна и та же: «Вот когда победим, тогда и будем и планы строить, и разговаривать, и обсуждать».
Если ещё учесть, что и сами критерии «победы» довольно расплывчаты, то получается совсем уж туповато. И даже как-то не солидно.
Но на самом деле это один из немногой вопросов, в которых я полностью солидарен и с этим руководством, и с этим обществом (хотя, объективности ради, следует признать, что и тут оно далеко не абсолютно однородно и единодушно), несмотря на кажущуюся бесперспективность такой позиции.
Но дело в том, что здесь не политическое, идеологическое, стратегическое или ещё какое-то подобное мышление. А самый элементарный бытовой житейский опыт. Который однозначно свидетельствует о том, что, если хочешь насмешить Господа, то расскажи ему о своих планах.
Давайте вспомним о трех не самых глупых людях прошлого века. Когда они впервые собрались прикинуть наброски послевоенного мироустройства? Только в ноябре сорок третьего. И сделали это тогда очень приблизительно, несмотря на то, что, казалось бы, практически всё уже было ясно. А относительно четко составили план только в феврале сорок пятого. Когда вроде бы вообще уже вопросов не оставалось. Но и тогда все точки ещё не расставили. А окончательно определились лишь в июле. Тут уже действительно можно было и строить планы, и их утверждать. Но, подчеркнем, мысли о серьезных послевоенных планах никому не приходили в голову не только, после битвы под Москвой, но даже после Сталинграда. Первые наметки только после Курска. А последние главные решения всё-таки лишь после Берлина.
Поэтому сейчас говорить что-то всерьез о «дне после» довольно смешно. Поскольку совершенно неизвестно, когда он наступит и, главное, абсолютно непонятно, каким будет. Что кто выдаст и примет за победу и кто в каком виде признает результаты.
Конечно, в этом отношении позиция условного Зеленского может выглядеть гораздо более четкой и последовательной. Но она строится на одном главном условии: «Когда мы победим Россию». И даже параметры этой самой победы вроде бы достаточно точно и конкретно определены. Но это же абсолютно нереально. Украина в нынешних условиях категорически не может победить Россию. Поэтому Богу только и остается смеяться.
И ещё одно замечание, которое кому-то может показаться и не очень связанным с вышесказанным. Хотя я считаю, что это не совсем так. Утверждая, что это одна общая и единая война, уверен ли я, что поражение Украины и по большому счету всей Европы, а то и вместе с Америкой, является ли и предопределением поражения и Израиля? Ну, если говорить, исчезнет ли в этом случае и в тот же момент Израиль с карты мира, то, возможно, и нет. Тут всё-таки процессы несколько иные и по динамике, и по срокам, и по многим техническим и тактическим нюансам. Но по большому счету, конечно же, да.
Израиль – это часть того же мира, который проигрывает. И проиграет, если не опомнится. На что шансов немного.
|
</> |