That is a tragedy

Юра был для меня воплощением старой России. Как последний русский. Гулянья, масленица, цыгане, острова — я так себе и представляла Россию. Он происходил из старинного рода Дурново. В нашем доме всегда висели гравированные портреты его знатных предков.
В Юре была какая-то русская широта. Он чудесно пел, играл на гитаре. И пил, как пьют только русские. Красиво одевался, и всё на нем сидело как с иголочки.
Когда-то в молодости он учился физике в Германии, у великого Эйнштейна. Знал князя Юсупова, который участвовал в убийстве Распутина…
Я уже не помню, откуда у меня перепечатанное на машинке стихотворение и кто его написал, но оно нравилось Юре, и я его храню.
Русская культура — это наша детская С трепетной лампадой, с мамой дорогой, Русская культура — это молодецкая Тройка с колокольчиком, с расписной дугой. Русская культура — это сказки пьяные, Песни колыбельные, грустные до слез, Русская культура — это разрумяненный В рукавицах, в валенках дедушка Мороз. Русская культура — это дали Невского В светло-бледном сумраке северных ночей; Это — радость Пушкина, горечь Достоевского И стихов Жуковского благостный елей… Русская культура — это кисть Маковского, Гений Менделеева, Лермонтов и Даль; Терема и маковки, звон Кремля Московского, Музыка Чайковского — сладкая печаль. Русская культура — это вязь Кириллицы На заздравной чарочке Яровских цыган; Жемчуг на кокошнике у простой кормилицы, С поясом чеканным кучерской кафтан… Русская культура — это то, чем славился Со времен Владимира наш народ большой, Это — наша женщина, русская красавица, Это — наша девушка, чистая душой. Русская культура — это жизнь убогая С вечными надеждами, с замками… во сне, Русская культура — это что-то многое, Что не обретается ни в одной стране. 21. VI. 1953
* * *
Что такое трагедия эмиграции? Вот того самого отрыва от почвы корнями, или корней отовсюду? Настоящая трагедия без скидок и затей.
А вот чего.
Ты пятнадцать лет живешь - женою, не кем-то - с Хармсом, в его кругу. Видимо, что-то слышишь вокруг; не запирались же они от тебя в ванную, чтобы стишков побубнить. И уже в силу этого отличаешь незабудку от. Не можешь не.
Потом у тебя убивают Хармса, чуть позже тебя угоняют фашисты, после фашистов ты убегаешь на другой край света, в Латинскую Америку -
и тебе начинает нравиться вот это. Написанное, к слову говоря, другим таким же обделенным страной, только раньше: Евгений Вадимов. Дата в бумаге Дурново, видимо, относится к составлению списка: само произведение вышло в Варшаве в 1937 году.
Это как если бы изгнанный из России ценитель Хоакина Миро и читатель Алена Гинзберга вдруг проникся любовью к поэзии изгнанного же из России Расторгуева. Я в курсе, что тексты "Любэ" пишет не он; но и Вадимов - кадровый офицер, не поэт. А представьте, чем одарит утраченную родину изгнанник Расторгуев. Представили? То-то.
That is a tragedy. А не "слова, слова".
|
</> |