Тема поджогов в российской истории. Часть I

топ 100 блогов rubin6514.05.2023

За какое уголовное преступление в России приговаривали к сожжению заживо 

Начавшееся 160 лет назад, в 1863 году, восстание в Царстве Польском было сочтено наглядным подтверждением того, что происшедшие в предыдущем году по всей России катастрофические пожары стали следствием подготовки к мятежу польских подданных Российской Империи; приносившие колоссальные убытки поджоги объявлялись террористическими и до, и после того, но доказать наличие политической мотивации, как и подтвердить сам факт поджога оказывалось далеко не просто. 

«Зажигатели казнены жесточайшею смертью, а именно на том же месте, где тот пожар учинили, сожжены». Фото Hulton Archive
«Зажигатели казнены жесточайшею смертью, а именно на том же месте, где тот пожар учинили, сожжены». Фото Hulton Archive

«Ложились спать на тротуарах»

Можно ли представить себе, что все жители Москвы, вытащив на улицы постели, ночуют возле домов? Звучит, мягко говоря, неправдоподобно. Но именно так оно и было. В конце XIX века на склоне лет тайный советник князь А.В. Мещерский так описывал самое запоминающееся событие своего отрочества: 

Дикую и странную картину представляли улицы Москвы, когда всякий вечер все жильцы домов высыпали на улицу с подушками и матрацами и ложились спать на тротуарах под открытым небом. 

Однако, как следовало из разъяснений князя, ничего удивительного в происходившем тогда не было: 

В этот памятный для всех Москвичей год, после знойного лета начались с осени ежедневно, почти одновременно в разных частях города, страшные пожары, от которых превращались в пепел целые кварталы. Тревожное настроение Москвичей стало с каждым днём усиливаться, и все громко стали говорить о поджигателях… Страшная паника охватила всех, так что жители не доверялись уже полицейской охране, а сами стали по ночам сторожить свои дома против поджогов, и для этого все обыватели на ночь располагались на ночлег на улицах, на тротуарах вдоль своих домов целыми семействами. 

Князь А.В. Мещерский вполне обоснованно считал те события беспримерными. Но очень схоже относились к опустошавшим русские города пожарам как летописцы самых стародавних времён, так и мемуаристы эпохи правления дома Романовых. Ведь каждое из этих бедствий приводило к многочисленным жертвам и катастрофическому материальному урону. А потому и наказание за поджоги, введённое в России Уложением 1649 года, стало столь же беспримерно жестоким. Если в соседней Эстляндии признанного судом виновным поджигателя сажали в те времена на кол, то в российском государстве преступника, именуемого зажигальщиком, предписывалось «самого сжечь без всякого милосердия». Подобная кара предусматривалась ещё только в одном случае — за святотатство. Ничего не менялось и в последующие годы. К примеру, в июле 1699 года в Москве появились преступники, которые по ночам «на кровли, для своего воровства и грабежу, чтоб зажечь, стреляют пыжами» из ружей, мушкетов и пистолетов. А после начала пожара, изображая помощь в тушении огня, выносили всё ценное «из хоромов». Члены других банд забрасывали на крыши горящие предметы попросту, вручную. Но дальше действовали тем же способом, врываясь в дома под видом нижних чинов, вызванных на пожар. Чтобы пресечь эти преступления, царь Пётр Алексеевич велел рядовых грабителей «бить кнутом, водя по пожару безо всякия пощады, и ссылать их в ссылку на вечное житьё с жёнами и с детьми». А «зажигальщикам за их воровство быть в смертной казни». Идею с наказанием поджигателей на месте преступления оценила и доработала племянница царя-реформатора — императрица Анна Иоанновна. 

«Два месяца пожары истребляли город»
«Два месяца пожары истребляли город»

«И пивом не напоил» 

Пожары как в Первопрестольной, так и в северной столице, не говоря уже о малых городах и деревнях, продолжались с исключительным постоянством. Однако катастрофы 1737 года выделялись не только масштабом потерь, но и обилием явных признаков поджогов. 29 мая начался Троицкий, называвшийся современниками Великим, пожар, в ходе которого выгорел центр Москвы, и раскололся отлитый во славу императрицы Царь-колокол. А в указе Анны Иоанновны от 26 июля 1737 года перечислялись ещё восемь попыток поджогов в Первопрестольной, имевших место только за первую половину июня. Неизвестные подпаливали хозяйственные строения, подкладывали в щели домов мешочки с порохом и подкидывали во дворы горящие головни. Большинство поджигателей найти не удалось, но двое зажигальщиков были пойманы и сознались. Так, 4 июня 1737 года девка Марфа Герасимова подожгла избу Андрея Тумасова — служителя князя Долгорукова. За то, что Тумасов её «наперед того многократно бил безвинно». 

Местью был вызван и другой раскрытый поджог. 13 июня 1737 года крестьянин Спасо-Ярославского монастыря Яким Афанасьев подпалил дом купца Ивана Ветчинкина, который нанял его для плотницких работ. Причём подпалил со второго раза (при первой попытке огонь был замечен и потушен). А о причинах деяния плотник сказал, что «зажигание учинил он за то, что во время де праздника Троицина дня, оной Ветчинкин его Афонасьева не накормил и пивом не напоил». Оба зажигальщика, как говорилось в указе императрицы, были в Москве сожжены. Однако этим дело не ограничилось. Анна Иоанновна приказала впредь казнить огнём не только поджигателей, но и всех, кто был осведомлён об их планах. А тех, кто своевременно доносил о преступных замыслах зажигальщиков, императрица велела награждать. Указ, как и повелела самодержица, напечатали и обнародовали «во всенародное известие». Вот только случилось это уже после грандиозного пожара в северной столице. В именном указе Анны Иоанновны от 30 сентября 1737 года говорилось: 

По следствию и по розыску в Нашей Тайной Канцелярии, явились воры, Тамбовского уезда Дворцового села Городища, крестьянский сын Пётр Петров, называемый Водолаз, да Антониева монастыря, что при Новгороде, Городецкого уезда деревни Муравьёвой, крестьянин Володимир Перфильев. 

В Санкт-Петербурге два приятеля, крепко выпив, решили «за новым Морским рынком на лугу» испытать счастье в азартных играх и проигрались. А чтобы поправить своё материальное положение, договорились устроить поджог домов на Морской «и во время того пожара из чужих имений прибыль себе получить». Замысел обсудили с любовницей Перфильева — солдатской женой Стефанидой Козминой, которая уже имела криминальное прошлое — «преж сего за учинённое воровство розыскивана и наказана кнутом». Судя по всему, именно она дала проигравшимся приятелям деньги на осуществление плана. Зажигательные средства долго искать не пришлось — на том же Морском рынке Водолаз купил у какого-то пушкаря порох. 6 июля 1737 года два поджигателя пришли в трактир на Морской улице и запалили питейное заведение с помощью своего примитивного устройства. В результате, как говорилось в указе императрицы, «учинился от того великий пожар и сожалительное бедным обывателям разорение». В документе не рассказывалось о ходе розыска и следствия, но упоминалось, что Козмина была «во время того пожара поймана с чужими крадеными пожитками». О том, как скоро она сообщила чинам Тайной канцелярии имена сообщников, не упоминалось. Но в исполнение приговора было внесено новшество — казнь состоялась прямо на пожарище: 

Зажигатели казнены жесточайшею смертью, а именно на том же месте, где тот пожар учинили, сожжены, а жёнке отсечена голова. 

Смягчение участи поджигательниц и соучастниц иногда наблюдалось в последующие годы. 16 мая 1740 года в Санкт-Петербургскую губернскую канцелярию была доставлена из полиции для дальнейшего разбирательства прислуга лютеранского пастора Иоганна Шнайдера Анна Иванова, попытавшаяся 6 мая поджечь светлицу, занимаемую пастором с женой. Мотивом, как сначала показала служанка на допросах, была месть: «Пастор бил её по щекам за домашнее неисправление». К тому же дом, где снимал комнаты пастор, принадлежал учителю Андрею Броуну, который «как она в школу прихаживала» также её бил. Девушка путалась в показаниях, и, поскольку её вина была очевидной, вполне могла быть казнена сожжением. Но ей было всего 15 лет, она была турчанкой и попала ребёнком в плен, а потому считалась «иностранной, здешних прав не знающей». Кроме того, она приняла христианство, что считалось смягчающим обстоятельством. И императрица Анна Иоанновна в итоге решила: 

Оной девке, для объявленных резонов и её иностранства и малолетства смертной казни не чинить, а вместо наказания сослать в дальний монастырь и содержать в работе и никуда из монастыря не выпускать. 

Но это исключение лишь подтверждало всё более ужесточаемое главное правило. 

«Учинился от того великий пожар и сожалительное бедным обывателям разорение»
«Учинился от того великий пожар и сожалительное бедным обывателям разорение»

«На пикеты употребить около Наших дворцов» 

В том же 1740 году Анна Иоанновна решила из-за непрекращающихся поджогов ужесточить наказание и для тех, кто использует пожары для обогащения. 24 июля Правительствующий сенат по её повелению подготовил и утвердил указ, в котором перечислялись все прежние законоположения и требования, включая обязательное доносительство о планируемых поджогах. Говорилось в указе и об участи тех, кто решил поживиться на пожарах: 

Злодеям и их сообщникам и ворам, которые во время пожаров с краденным пойманы будут, чинить, по силе Государственных прав, жесточайшие смертные казни. 

И приводился конкретный пример применения новой законодательной нормы: 

Пойман на пожаре Полковника Ильи Чирикова крестьянин Савелий Нефедьев с крадеными пожитками. Того ради, по указу Ея Императорского Величества Правительствующий Сенат Приказал: оному крестьянину Нефедьеву… учинить смертную казнь. 

Указы императрицы о поджогах было велено напечатать вновь, чтобы «по все Воскресные и праздничные дни в церквах, а солдатам и матросам в командах читаны были неотменно». Особенно прочно указы следовало заучить полицейским чинам «для их незабытной памяти и всегдашнего страха». Казалось бы, прочная законодательная основа для полной и окончательной победы над поджигателями и их сообщниками была создана. Но императрица не учла два обстоятельства. Человеческую жизнь в России, включая свою собственную, ценили не слишком высоко. А вера в чудо, включая убеждённость в том, что «всех поймали, а мне повезёт», была широчайше распространена. К тому же при существовавших тогда методах расследования, главным из которых была пытка подозреваемого, казнили лишь тех поджигателей, кого заметили на месте пожара. Или же тех, кто болтал о своих планах либо хвастался успехами. Поэтому для того, чтобы не попасться, нужно было сделать чуть более мудрёное зажигательное устройство, срабатывающее с временной задержкой. И главное, держать язык за зубами. А соучастники, в случае поджога ради ограбления, научились маскироваться под добровольных огнеборцев, прибегая на пожар не с пустыми руками и мешками, а, как и полагалось, с топорами и вёдрами. Достаточно скоро распространённость поджогов дошла до того, что следующая императрица — Елизавета Петровна была вынуждена принимать меры, чтобы защитить от зажигателей царские дворцы. После очередных грандиозных московских пожаров в мае 1748 года 2 июня появился её указ, в котором отмечалось, что «от огнённого запаления, злодеями чинённого… многое разорение воспоследовало» и предписывалось: 

От всей Лейб-Гвардии Нашей трёх полков оставшихся за караулами людей… на пикеты употребить около Наших дворцов. 

Гвардейские пикеты следовало по мере возможности усиливать, а всех подозрительных задерживать и отправлять в Главную полицмейстерскую канцелярию. Насколько помогли разбирательства в полиции, включавшие, как правило, мордобой, осталось неизвестным. Но воцарившаяся в 1762 году Екатерина II придерживалась иной стратегии борьбы с поджогами. Как и её предшественники на российском престоле, но ещё более последовательно и настоятельно она требовала от подданных возводить в городах каменные, а не быстро горящие деревянные строения. Кроме того, императрица заботилась об усилении пожарных служб. И, что было не менее важным, самодержица изменила подход к наказаниям поджигателей. Казнь для них не отменялась, но могла заменяться и заменялась вечной ссылкой в места столь и не столь отдалённые на тяжёлые работы. Что для многих зажигателей оказывалось куда худшей участью, чем смерть. А понимая психологию подданных людей едва ли не лучше, чем природные русские монархи, царица-немка уделяла немало внимания справедливости и неотвратимости наказания. В итоге поджоги вошли в своего рода привычное и не слишком широкое русло. В провинциальных городах мелкие соседские ссоры разрешались с помощью огня, и виновные достаточно быстро вычислялись властями. А в деревнях жгли главным образом усадьбы помещиков, исчерпавших терпение крепостных самодурством и истязаниями. Поджигатели признавались сами или выявлялись после «повальных» допросов всех жителей и по справедливости (виноват — отвечай) отправлялись в Сибирь. В некоторых губерниях случался десяток таких поджогов в год. Однако, поскольку они служили сдерживающим худшие наклонности землевладельцев фактором, верховная власть никаких дополнительных или усиленных карательных мер к крестьянам, как правило, не применяла. 

А в городах мало-помалу стали преобладать поджоги экономического характера, приводившие к выгоранию складов, лавок и магазинов. Так, в Санкт-Петербурге в мае 1780 года загорелся Гостиный двор на Невском проспекте. Каменные его строения уцелели, деревянные пристройки и амбары выгорели полностью. Два года спустя возник огромный пожар у Большого рынка на Сенной площади, уничтоживший массу лавок и складов, а также городскую бойню. При этом, правда, страдали и те купцы, которые не участвовали в торговых спорах и иных вызывающих пожары деловых трениях. И это вызывало необходимость завести в Российской Империи страхование от пожаров. Однако императрица, хорошо изучившая нравы своих подданных, полагала, что это может вызвать новую волну поджогов. А потому в подписанном ею 23 декабря 1786 года манифесте «Об учреждении при Государственном Заёмном Банке Страховой Экспедиции» говорилось: 

Противно матерьнему Нашему сердцу помыслить, чтобы кто-либо сей новый опыт Нашего о благосостоянии граждан промысла восхотел бы употребить во зло. 

Однако, во избежание этого манифест предусматривал, что в случае умышленного поджога застрахованного здания «по точном исследовании и изобличении» никакие деньги из страховой казны не выплачиваются, а хозяин и поджигатель предаются уголовному суду. Впрочем, все эти перемены отнюдь не означали, что в стране перевелись поджигатели-энтузиасты. 

«Два месяца пожары истребляли город»
«Два месяца пожары истребляли город»

Часть II 

Евгений Жирнов. Коммерсантъ История. 8 апреля 2023 г. 

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
У меня вопрос ко всем. В некотором смысле узкоспециальный. Вот как филологи иногда спрашивают в своих журналах «читали ли вы в детстве эту книжку и оказала ли она на вас влияние?» - и проч. Мне для дела. Как известно (мне это известно из выдержек, ...
Всем привет! Есть несколько вопросов связанных с обучением ребека и не только) 1. К родителям детей-дошкольников около 5 лет - как у вас с обучением чтению? Как я поняла из недавнего поста про подготовку к школе - чтение это прям маст и вокруг полно детей которые уже вовсю читают в этом ...
МОСКВА, 15 апреля. /ТАСС/. Российская сторона не получает надлежащей информации от украинских властей о судьбе российских граждан, которые приезжают на Украину навестить своих родственников, а затем пропадают без вести. Об этом заявил в четверг в Вене постоянный представитель России при О ...
Практически недавно написал в целом позитивный пост о дворовых пёселях ( https://cand-orel.livejournal.com/2478766.html ), но жизнь круто повернулась... Я в том посте вскользь ...
МЕНЯ ГЛЮЧИТ ЧТОЛИ? Или кое-кто меня просто специально хочет выбесить? Ну-ка быстренько подтвердите мою правоту, а то правда взбешусь. Единственно - приношу свои извинения за ненормативную лексику, но в данном случае она не несёт нерриличного подтекста. Сейчас у меня возник спор с ...