Тельняшка. Полоска №34.

michman_acdc — 06.12.2015 Как обычно, во время манёвров все дни у меня сливаются в один длинный суматошный день, так что я с трудом отделяю события во времени…

Сегодня за завтраком первым нарушил молчание Громобоев.
- Ну, как прошёл ваш экзамен по немецкому? - обратился он ко мне.
- Не знаю, Нойеслебен оценок ещё не объявлял. - неохотно отозвался я, хмуро размешивая свою неизменную овсянку на воде.
- Ну а у самого-то тебя какие ощущения? Как прошло? - не унимался он.
- Грамматику вроде прилично написал, с письмом и диалогами, я думаю, хуже. - задумчиво произнёс я. - А вот Штурбубенин в диалогах был великолепен.
- Да? И как же он себя проявил? - воодушевился Громобоев.
- Ну, ему на пару с Хлебоборзовым попался диалог про вселение в гостиницу. Хлебоборзову досталась роль портье, а Штурбубенину - гостя, который хочет снять номер на несколько ночей. - начал я. - Но Аркадий почему-то начал говорить о себе во множественном числе и требовать два однокомнатных номера, чем несказанно удивил всех присутствующих. Ежели б он хотел привести кого-нибудь для отдохновения, то зачем ещё один номер-то снимать?
- А действительно, зачем? - удивился старлей.
- Вот Ольгерд Карлович тоже спросил об этом. А Штурбубенин пояснил, что в учебнике было про двоих гостей написано, так вот он так и заучил и отклоняться от написанного не собирается. “Так вы что же, и в Германии собираетесь так себя вести?” - удивился Нойеслебен. “Ага, он ещё и портье скандал устроит, что он не те вопросы задаёт, не как в учебнике написано!” - ехидно прокомментировал Кончалов. В общем, сбить Штурбубенина с намеченного курса так и не удалось, вселился в гостиницу в двух экземплярах. - пояснил я.
- Знаешь, Аркадия нужно поместить под стекло в парижской палате мер и весов, как эталон. - заявил Громобоев, отсмеявшись.
- Эталон чего? - уточнил я.
- Эталон Аркадия! - торжественно объявил он, отправляя в рот птифур с розовым кремом. - Он такой, похоже, один в целом свете!
- Ох, не надо про Аркадия! - присоединился к беседе Регистратов, до этого сосредоточенно подсчитывавший что-то на бумаге, не отрываясь от поглощения завтрака. - И без него тошно.
- А у вас что случилось, Аристарх Парфёныч? - полюбопытствовал я - я давно не видел штурмана в столь отвратительном расположении духа.
- Да вот командование наше затеяло какую-то штуку. - мрачно сообщил он. - Я три раза отсылал рапорт с данными о пройденном нашим эсминцем расстоянии, погодных условиях во время манёвров и тому подобным на утверждение. Всё что-то не сходилось. И вот уже я всё вроде бы подогнал, как сверху приходит указание уменьшить количество пройденных миль за ноябрь на одну двадцатую. А за декабрь - даже на одну десятую. Вот ведь сукодеи, а!
- А уменьшать-то зачем? - поразился я. - Ежели они задумали казнокрадство, то надо увеличивать количество миль, а не уменьшать.
- Вот именно! - продолжал кипятиться Регистратов. - Однако же подозреваю тут какое-то сукодейство, иначе зачем бы им было требовать исказить цифры, которые я, между прочим, с таким трудом свёл воедино?

Но завтрак завтраком, а манёвры, которые на этот раз что-то уж очень затянулись, никто не отменял.
Придя в рубку, я начал разбирать полученные сообщения.
- Ого! - воскликнул я, развернув очередной листок. - Пьющенко требует, чтобы мы двинули Штурбубенина по шее лососем, за то, что тот на него орёт.
- Это как? - опешив, поднял голову от своих бумаг Марабуев. - Аркадий же сейчас здесь, у нас на борту, а Пьющенко - на “Двуличном”, выясняет какие-то технические детали.
- Не знаю, сейчас спрошу. - отозвался я. - Отправлю ему сообщение на “Двуличный”. Интересно же, как это Штурбубенину удаётся. Может, заглавными буквами ему записки пишет?
Ответ от Пьющенко не заставил себя долго ждать. “Он ставит по пять восклицательных знаков после каждого предложения!” - гласило сообщение.
- Да, талант! - восхищённо произнёс Марабуев. - Даже на расстоянии умудряется с одной записки вывести из себя сослуживца!
Из угла, в котором сидели прикомандированные к нашему эсминцу инженеры, раздался тихий всхрюк. Похоже, на Обуховском заводе про нашего Аркадия уже тоже легенды ходят, и хорошо ещё, если только про него одного…

Между тем, задачи и вводные сыпались на нас как из рога изобилия. А ведь вчера в это время я провожал Элен на вокзале. Моя приятельница традиционно проводила зиму на юге Италии, уезжая туда сразу после своего дня рождения. И в этот раз она не собиралась отступать от заведённого порядка, правда билеты на нужные ей даты купить не удалось и пришлось брать что осталось, поэтому день рождения она вынуждена была встречать в дороге. Это оказалось для меня неожиданностью - раму к купленной мною ей в подарок картине только-только закончили, но не тащить же было картину на вокзал!
Поэтому мне пришлось придти провожать её только с букетом цветов. Элен, одетая в тёплый дорожный редингот, уже нетерпеливо расхаживала вдоль вагона, с неодобрением косясь на остальных пассажиров, заранее одетых в легкую одежду. Но она, как опытная путешественница, знала, что до тёплых краёв ещё доехать надо, а уж как топят в наших поездах никому объяснять не нужно.
- Извини, подарок, видимо, мне придётся преподнести тебе по возвращении. - сказал я, вручая ей цветы.
- А какой подарок? - загорелась Элен.
- Хороший! Я уже и раму к нему заказал. - успокоил я её.
- Надеюсь, ты подошёл к выбору рамы со всей серьёзностью! Смотри, не испорть подарок! - подозрительно покосилась на меня она. - А то купишь первую попавшуюся, знаю я тебя. А рама должна быть ого-го!
- Не учи учёного! Я с галеристом посоветовался! - парировал я.
- А какого размера шедевр? - не унималась Элен. - На шедевре коты? Санкт-Петербург?
- Нет.
- Портрет? Натюрморт? Пейзаж? Абстракция? - продолжала допытываться она.
- А подождать никак? - спросил я.
- Никак! - надула губки моя собеседница.
- А придётся! - я был непреклонен.
- Ну, ты меня заинтриговал! - не отступалась она.
- Так подарок же! - пояснил я.
- Я знаю, можно ходить миллион лет и не находить подарка, а потом видишь и сразу вспоминаешь! О! Это же подарок! - защебетала Элен. - И ведь я собиралась уезжать в первых числах декабря, я так за полгода ни разу не собрала всех вместе, чтобы тебя, Ваську, Софи, Тютика… Всё как-то так... А сейчас ехать страшно, но еду… А подарок хотела бы увидеть... Во-о-от, а потом, надеюсь, все будет хорошо, я приеду в конце марта. Да, на всякий случай, у меня в квартире, в бюро есть фотографии того мерзавца, который под окнами сидел, когда Дуняша должна была зайти, ну, так, мало ли что… Господи, я уж прям чуть не навсегда прощаюсь!
- Так я увидел и понял - вот он, подарок для одной юной прелестницы! Для тебя то есть. - поспешил я перевести в безопасное русло её мысли.
- Я поняла! Поэтому и вдвойне любопытно, как ты себе меня видишь, что там за подарочек? - сменила тактику Элен, взяв меня под руку и умильно заглядывая в глаза.
- Потом и узнаешь! - мягко, как ребёнку, ответил ей я.
- Твоя кукольная девочка с соломенными косичками и с крыльями у меня и сейчас на трюмо висит, а кольцо со змеюкой прям таки любимейшее!
- Я же говорю, очень хорошая картина.
- И что, мне придётся охрану нанимать? - Элен была полна решимости добиться ответа.
- В смысле? Не бойся - на Christie’s пока этот шедевр не ждут. - успокоил я её.
- Да, ты сам не знаешь... То ждут, то не ждут... Уж определись как-нибудь! - на этот раз белокурая красавица изобразила надменное презрение.
- Что тут определяться? Пока не ждут - просили не выставлять на торги, они ещё не всё продали. - пояснил я.
- Другое дело! А художник дама? - в голосе Элен прозвучало неприкрытое подозрение.
- А тебе не всё равно? - поднял брови я.
- Не всё равно! - вызывающе заявила она.
- Ничего я тебе не скажу, ревнивица!
- А если что случится со мной? Ты рыдать потом будешь, локти кусать, я тебе сниться буду и укоризненно так смотреть… - Элен молитвенно сложила ладони и изобразила ангельскую скорбь на своём фарфоровом личике.
- У меня останется от тебя память - твоя картина. - печально вздохнул я.
- Сволочь! Очень советую рассказать! - топнула ножкой она.
- А то что? - поинтересовался я.
- А то всё! Я тебя разлюблю, навсегда! - в ярости бросила мне Элен и гордо отвернулась.
Слава Богу, тут кондуктор подал сигнал к отправлению, Элен театрально кинулась мне на шею, облобызала в обе щеки и с трагической миной скрылась в вагоне. Я подождал, пока поезд тронется, и только потом вытер вспотевший под фуражкой лоб. Хорошо, что Элен не каждую неделю отправляется на юга!

Собственно, картина, о которой шла речь, являла собой портрет барышни в голубом платье, написанный в современной упрощённой манере. Удивительно было то, что барышня была как две капли воды похожа на Элен - я был уверен, что автор картины не был знаком с ней лично, да и вообще проживал заграницей по уверению хозяина галереи. Ну, видимо Элен и впрямь является чьей-то воплощённой мечтой, жаль, что не моей. Хотя, возможно, это и к лучшему!

От размышлений меня отвлёк матрос, принёсший мне распоряжение Беринга написать за него ежедневный рапорт. И вроде бы мне это было не впервой, но какой-то штабной иезуит внёс очередные изменения и улучшения в процесс составления этого эпохального документа, так что я проклял всё и всех за те два часа, во время которых я пытался описать то, что мы делали в течение дня. “Сукодеи, как есть сукодеи!” - пронеслось у меня в голове среди привычных нецензурных ругательств в адрес тех, кто придумал этот рапорт.
Всё-таки общение с Регистратовым меня решительно обогащает - вот где бы ещё я услышал такое выразительное и ёмкое новое слово?

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив