Тель-Авив (Нью-Йорк, Москва, Стамбул — нужное добавить) — город контрастов или

топ 100 блогов chipka_ne15.11.2021

Все знают, что я очень люблю оперу. Хоть и не разбираюсь, если честно. Но в люди выбраться, платюшко выгулять, бокальчик кавы в антракте выпить, вздремнуть иногда под длинный речитатив после напряженного рабочего дня (главное — не захрапеть и проснуться до того, как все друг друга поубивали или, наоборот, переженились), а после оперы поспешить к выходу, где поджидают оголодавших меломанов бодрые черноокие хлопцы с криками: «Бейгале хам!» — «Горячи бублички!» — много ли простому человеку надо для счастья?

Нет, вы не думайте, чего-ничего я по прежней жизни помню: на всяких там ариях герцога, тореадорах-смелее-в-бой, коста-дива и уна-фуртива сижу бодрячком и внимаю — не совсем ещё одичали мы на своём балконе с видом на пустыньку, отнюдь-отнюдь не чуждо нам прекрасное, могём и мы при случае образованность свою показать и словечко-другое ввернуть.

Но вот с одной оперой у меня не заладилось. И — стыдно признаться — с Моцартом. А именно — с «Волшебной флейтой». 

То есть теоретически я прекрасно понимаю, что звучит офигенно красиво — надо глаза закрыть и слушать. Но, даже зная прекрасно, что оперу СЛУШАЮТ, я её упорно смотрю. И сильно расстраиваюсь, если картинка не соответствует. 

А на «Флейту» мы ходили здесь дважды, в разных постановках — одна была супер-крутая, что-то там без конца порхало-летало-развевалось и рушилось, пыталось соответствовать абсолютно бредовому, на зависть всем ионесковым носорогам  сюжету, но — не срослось. Впрочем, я не роптала — главное, чтоб людЯм нравилось, а я могла тихо подремать в ожидании арии Царицы Ночи.

Муж, наделённый абсолютным слухом, правда, гневается на меня иногда, на что я резонно отвечаю, что раньше надо было думать, сорок с лишним десятков лет назад — слуха музыкального и у тогдашней юной девы не было, бачили очі, що купували и поздно пить боржоми. 

Но вот подоспела новая постановка Барри Коски и —  свершилось! Я почему-то уже по рекламным картинкам догадалась, что — бинго! — и начала требовать очередной попытки приобщения к шедевру. Мы даже контрамарок от верных друзей не стали дожидаться — купили, как белые люди, билеты на хорошие места. И когда контрамарки подоспели, не польстились на халяву — судя по репортажам с места событий, народ на новую постановку ломанулся, кругом аншлаги и стоячие места могли так и остаться стоячими, а мы уж не молоденькие. 

А незадолго до похода в оперу мы неделю отдыхали в Тель-Авиве, решивши попробовать машину не гонять, а обойтись общественным транспортом. И это было прекрасно! Ни пробок, ни проблем со стоянкой. Такси в городе не понадобилось — от вокзала почти до дверей нашей гостиницы шел автобус, подъезжавший чуть ли не каждые пять минут. От гостиницы до всех аттракций было максимум полчаса пешего ходу, а на обратном пути к нам, усталым, нужные автобусы бесшумно подплывали, как по заказу, Мы не уставали нахваливать общественный транспорт культурной столицы. Бывалые местные жители глядели на нас недоверчиво: мы с вами точно в одном Тель-Авиве живём? — у них был несколько иной опыт. 

И то ли они накаркали, то ли мы сглазили...

Решили мы, что раз уж не надобно давать тремп друзьям-музыкантам, обеспечивающим нас контрамарками, то поедем-ка мы опять на поезде, благо от станции «Шалом» до оперы — четверть часа пешего ходу вразвалочку. 

Но! расслабленные и довольные, мы забыли глянуть в расписание поездов на обратную дорогу, а когда глянули — то встревожились слегка — последний поезд в Иерусалим отходил минут через десять после окончания оперы. 

Выходить до финала, поклонов и аплодисментов и спринтерским бегом нестись обратно после возвышающих душу творений нам как-то не захотелось...

— Ерунда! — бодро сказала я, — разок поедем автобусом, до полуночи они точно ходят. А если что — есть маршрутки, они так вообще круглосуточные — я помню!

...Помнила я, честно говоря, действительность пятнадцатилетней давности, когда я, такая юная, пятидесятилетняя, трижды в неделю ездила в Тель-Авив на учёбу. И — да — были у нас занятия, которые заканчивались после одинадцати. И не всегда был тремп. И мы — человек шесть иерусалимских студиозусов — бодро топали пешком от бульвара Ротшильд до самого бетонного монстра — печально известной нашей Таханы Мерказит — Центральной автостанции — самой большой и самой восхитительно уродливой в мире, да ещё, чтобы срезать углы, шли через жизнерадостные южные трущобы — тогда не было ещё такого наплыва нелегалов из Судана и Эритреи, и атмосфера на этих улочках — мечте неорелиста — царила почти пасторальная: тихо пили пиво пугливые молдавские гастарбайтеры, филиппинцы дружно пели хором в нарядных караоке-барах за розовыми кружевными занавесочками, барышни с низкой социальной ответственностью посиживали на вытащенных на тротуар продавленных диванах под вывесками «Массажный кабинет» и лузгали семечки, молчаливые индийцы торговали какой-то пёстрой фигнёй прямо с расстеленных на асфальте платков, пахло шуармой, неведомыми пряностями и дымком из кальянов — явно не табачным. 

На нас, чужаков этом абсолютно автономный мир не реагировал — им не нужны были неприятности с полицией. Трудно поверить, но никто не зарился на наши тощие кошельки, не норовил всучить нам за пять шекелей почти настоящий «Роллекс» и даже попрошайничать ни одна живая душа не пыталась. 

И да — случалось мы опаздывали на автобус и приходилось утрамбовываться в жёлтенькую маршрутку — они-то были всегда, да и стоили ненамного дороже автобуса. 

Но здесь вам не там, и нынче — это не тогда, о том, что tempora mutantur я неосторожно позабыла. 

Как позабыла и о том, что есть ещё один автобус на Иерусалим — 480-й, со станции Арлозоров, на расстоянии пешего хода от оперы — дурацкая привычка пользоваться одним и тем же 405-м!

...Вереница такси, выстроившаяся перед оперой, оказалась не про нашу честь — все приехали по заказу. «Гет-такси» пообещало машину минут через двадцать. «Moovit» вывел-таки на остановку нужного автобуса до автостанции, но мрачно предупредил, что от автобуса придётся пройти до цели четверть часа. Обещанное расстояние мы промчались минут за семь — от ужаса. Ничего похожего на памятные мне давные пасторали, на ярко освещённый и многолюдный «дом весёлых нищих», не осталось. Первое, что отличало «сейчас» от «тогда» — улицы были безвидны и пусты, словно позабытые Б-гом и не дождавшиеся последующих Дней Творения. Немногие чернокожие, встретившиеся нам на пути, похоже, сами пугались любой тени — шарахались и вжимались в стенку. 

Все входы на автостанцию были уже перекрыты — остался только один угловой, с Левински. Наш автобус отходил с седьмого этажа, но сесть в благоухающий преисподней лифт мы так и не рискнули. Два эскалатора из четырёх, как ни странно, работали, но это нам не помогло — мы опоздали ровно на две минуты. 

Отдышавшись и смирившись с тем, что спешить нам уже некуда, мы вдруг обнаружили, что остались внутри этого бетонного Левиафана совершенно одни, аки Йона во чреве китовом. На четвёртом этаже что-то покрикивал охранник, гремя цепями, и мы вдруг чётко себе представили перспективу остаться здесь запертыми на всю ночь. Я, правда, знала уже, что одиночество наше обманчиво — под станцией, на уходяших вглубь этажах, есть чуть ли не подземный город, населённый самыми невероятными персонажами, но знакомиться с этим затерянным миром что-то не хотелось, даже неугомонное моё природное любопытство на этот раз испуганно спряталось в уголок, жалобно бормоча «не сейчас...»

Мы понеслись на четвёртый этаж, пока оттуда слышался хриплый голос хоть какого-то представителя власти. Сторож, добрая душа, не запер ещё последние двери, ведущие на стоянку маршруток, хоть и пришлось опять бежать в обход. 

Но! Где она, так хорошо знакомая мне стоянка, где некогда, даже в ночь-заполночь толпились приветливо подмигивающие жёлтенькие бусики и весёлые горластые водилы сами хватали за руки всех встречных-поперечных, обещая домчать хоть куда, с космической скоростью и за вполне земные деньги? 

Поваленные стояночные столбики, облезлые таблички с еле различимыми буквами «Иерусалим», «Натания», «Ашдод» гонимый ветром полиэтилен и клочья бумаги, единственная невероятно грязная маршрутка с абсолютно глухим водителем, уныло бормочущим: «никуда-никуда-никуда я не еду, ах, оставьте меня, оставьте...» — мечта Феллини-Антониони и всех прочих Хичкоков  вместе взятых.

И мы с мужем — после «Волшебной флейты», ага... Я так вообще — в вышитом чёрном платьюшке, второй всего раз надёванном и с дизайнерским ожерельем из обвязанных красной шерстью деревяшек. И с маской, маской  в тон, между прочим! Жаль, ещё «Пуазоном» не надушилась — он бы чудно оттенял это преддверие ада. Но и так хорошо — в сочетании со съехавшей набекрень шляпкой. Называется —  «фигасе, в оперу сходили». 

Есть такой псалом «מֵאַיִן יָבֹא עֶזְרִי» — «Откуда придёт помощь моя?»

— Аллё! — окликнули нас из неведомо откуда взявшегося такси, — ребятки, вам домой не пора? 

Разумеется, пенсионного возраста «ребятки» тут же вспомнили, что наличных у нас впритык — и где найдёшь банкомат в этой юдоли скорби? 

Но добрый ангел в лице плохо побритого, зато очень хорошо татуированного таксиста на не внушающем доверия старом «Мерсе» взялся довезти нас до Иерусалима за 120 (прописью: сто двадцать) шекелей (ночью! так не бывает!), за что ему несомненно зачтётся в мире грядущем.

Муж всю дорогу с тревогой глядел на переднюю панель, где мелькали понятные только водителям сигналы о том, что масло на нуле и ещё чего-то не в порядке, в моторе что-то посипывало и побрякивало — во многой мудрости много печали, зато я, по причине полной технической неграмотности, пребывала в счастливом неведении и вообще мне неожиданно стало как-то необыкновенно спокойно.  

Я вдруг вспомнила совершенно сюрреалистические интерьеры пустынной автостанции, вспомнила с запоздалым сожалением, что на седьмом этаже  есть абсолютно отпадная галерея граффити и стала вздыхать задним числом, что надо же было попараццить! А то когда ещё выпадет такая возможность — полночь на безлюдной Тахане Мерказит? К тому же её уже решено закрыть, а может и порушить вовсе — и кто поверит потом в существование этого бетонного  филиала апокалипсиса?  

Недаром ведь эту жуть накануне крушения облюбовали художники, актёры и , музыканты — какой Голливуд выстроит им за бесплатно такие декорации?

И как-то наложилась на всё это сегодняшняя «Волшебная флейта» — этот прекрасный безумный абсурд, наконец-то нашедший правильное визуальное воплощение, и я достала наушники, нашла себе арию Царицы Ночи и приготовилась отключиться, как вдруг хриплый таксист, внимательно прислушавшись к приглушённому писку моего смартфона, рыкнул: 

— Ты чего там в одиночку балдеешь? Вруби на полную! (Маэстро! Урежьте марш!)

Так мы и поехали.

Таксисту Моцарт пришёлся по душе.

— Кудряво как поёт, — произнёс он с уважением на очередной руладе, — не хуже, чем Заава Бен, n'est ce pa?

Тут и сказочке конец.

Кому охота в клипе отделить сцены из оперы от граффити и перфомансов на Тахане Мерказит — вэлкам!

Исполнения из нынешней постановки я не нашла, выбрала то, что глянулось — это украинский контр-тенор Юрий Миненко. 


Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Чёт маловат. Надо размером с МОВУС, чтобы легче попадать было. Про пушку, которая болванками дамажит примерно как сорокпятка подкалиберными - промолчу. Лазерные снаряды (делающие в танке дырку, но не делающие осколков) уже давно прописались на муриканских топах, и покидать их не собира ...
Цитата сообщения БОБРЫШЕВА_НАТАЛЬЯ "Моя еврейская мама" Воспоминания легендарного артиста балета Махмуда Эсамбаева. «Мой отец — чеченец и мама — чеченка. Отец прожил 106 лет и женился 11 раз. Вторым браком он женился на еврейке, одесситке Софье Михайловне. Ее и только ее я всегда назыв ...
интересные веб-камеры Веб-камера у гнезда колибри ★★★★★ Обзорная веб-камера на Пушкинской набережной ★★★★★ Веб-камера у гнезда чёрных аистов в Эстонии ★★★★★ ...
Теперь можно опять без стыда продолжать вести записи) Я избавилась от наетого килограмма, и вновь выхожу в люди) точнее в тырнеты, irl всем похуй что у меня в животе, а тут есть озабоченные. Ради них, всё ради них..)За последние пару недель произошло ...
...