Тэффи "В ресторане"

Если она принарядилась, то делает вид, что это ее обычное состояние. Если одета скверно, то дает понять, что хорошо одевается только дома, а в какой-нибудь ресторан нарочно надевает все, что похуже, чтобы ресторан не зазнался.
Кавалер, входящий в общий зал ресторана первоклассного, делает вид, что он здесь завсегдатай, свой человек. Если ресторан неважный, кавалер опускает губы в презрительной снисходительности. Супруги входят по раз заведенному порядку: муж на два шага впереди жены. Если он человек воспитанный или женился поздно, когда холостяцкие привычки успели уже укорениться, он, пробежав в вышеупомянутом порядке ползала, останавливается и пропускает жену вперед.
Дама, усевшись, начинает осматривать других дам.
Если, кроме нее, в зале всего одна дама, обе посмотрят друг на друга, и каждая, обернувшись к своему спутнику, скажет:
— Здесь все сегодня в темном (или в светлом). Досада, что я не надела такого же.
Потом начнут презирать друг друга.
Человек солидный, пришедший честно поесть, долго будет читать карту, потом спросит у лакея:
— Суп… это у вас свежий, не вчерашний?
Лакей почтительно проглотит навернувшееся слово “третьегодняшний” и ответит убежденно:
— Самый свежий.
— А на второе что? Рыба? А мы не отравимся?
Лакей, будь он самый честный малый в мире, а рыба самая ядовитая в природе, все-таки ответит с легкой усмешкой:
— Помилуйте! Все кушают, и никто про себя не заявлял, что помер.
А что, если бы лакей взял да и ответил:
— Протухла!
Прямо даже представить себе не могу, чтобы тут произошло.
Потом выбирают вино.
— Вот здесь у вас номер пятый… это хорошее вино?
И опять-таки ни за что лакей не скажет — скверное.
Стойкий он человек. Либо неисправимый оптимист.
Выбирая вино, обедающий старается убедить лакея, что полбутылки красного в сорок копеек гораздо лучше качеством, чем целая бутылка в шесть рублей. Лакей не верит и невинно советует взять тогда бутылку в восемь, раз в шесть не удовлетворяет столь изысканному вкусу.
Тогда обедающий заявляет решительно, что это восьмирублевое — известная дрянь.
— Э! что ты мне толкуешь. Я, батенька, на этом вине все зубы съел, а ты учишь. Подашь вот это, номер сто семнадцатый, полбутылки.
Но тот все-таки долго не понимает и тычет корявым пальцем выше.
Он не хочет понять.
За обедом супруги молчат. Только один вопрос загорается в душе их обыкновенно после супа:
— Как может ресторан так дешево кормить?
— Посуди сама, — говорит муж. — Курицу хорошую дешевле рубля двадцати не купишь. А тут нам в рублевом обеде полкурицы подали. Итого минимум полтинник, если считать по оптовой цене. Ну-с, кроме того, суп, скажем, двугривенный две порции, да пирожки, да рыба, да мороженое. Дома такой обед меньше пяти рублей не обернешь.
— Удивительно! И как это они могут!
— Долго не выдержат. Лопнут. Нужно будет хоть лакею побольше на чай дать.
Чувствуют себя жуликами, дармоедами, говорят лакею “мерси” и смотрят на него сконфуженно.
Уходят понурив голову из чувства сострадания к несчастному ресторатору, дни благоденствия которого сочтены.
— Еще бы! Ведь осетрину дешевле шести гривен за фунт не купишь, а он нам не меньше фунта отвалил! Да курица, да мороженое. Как ни верти, в убыток накормил! Прямо неловко. Нужно будет швейцару побольше на чай…
Самый любопытный момент у компании, обедающей или ужинающей с дамами, наступает вслед за тихо произнесенным словом “счет”!
К этому моменту кавалеры начинают готовиться сразу после жаркого. Лица у них делаются напряженные, взгляды сосредоточенные. Видно, что о чем-то думают и к чему-то готовятся.
Наконец момент наступает: лакей подает на тарелке счет, сложенный так, чтобы дамский глаз не мог его разглядеть.
Тогда начинается борьба великодушия: кавалеры, подстрекаемые лакеем, вырывают друг у друга тарелку со счетом. Говорят отрывисто:
— Да нет… позвольте же!..
— Да почему же, Боже мой!..
— Нет, знаете, это вы совершенно напрасно…
Борьба разрастается, счет падает на пол. Лезут за ним под стол и стукаются об голову нагнувшегося лакея.
Потом снова:
— Ах, какой вы, право…
— Да дайте уж я…
А дамы, вместо того чтобы умилиться столь редкой в наш корыстный век картиной, делают вид, что не замечают ровно ничего, и безмятежно разглядывают потолок.
Наконец один уступает.
Выражение восторженного самопожертвования мгновенно гаснет на лице его партнера, он сует деньги на тарелку под бумажку, а дамы вдруг сразу догадываются, что пора домой. Игра кончена. Все делают вид, что не произошло ровно ничего. Потому что ресторанная этика требует, чтобы у гостей был такой вид, будто их кормят даром.
Трудно это все.
А нужно.
|
</> |