Тактика защиты нацистов на Нюрнбергском трибунале

топ 100 блогов sergeytsvetkov16.09.2023

Из книги: Франсин Хирш. Суд в Нюрнберге: Советский Cоюз и Международный военный трибунал. М.: Новое литературное обозрение, 2023. Перевод с английского Р. Ибатуллина.

Тактика защиты нацистов на Нюрнбергском трибунале

Выступления защиты начались в пятницу 8 марта. Зал суда был опять набит, как и во время советской вступительной речи... Многие подсудимые собирались давать показания в защиту самих себя.

Первым выступал защитник Геринга, и Нюрнберг гудел от волнения. Меры безопасности повсеместно усилили. Американские военные власти расставили по всему Дворцу юстиции дополнительную охрану, опасаясь возможного нападения с целью освобождения печально известного «наци № 2». Советские корреспонденты устроились на переполненных местах для прессы и снова заговорили о речи Черчилля. Кармен, настраивая свою аппаратуру, оглядывал адвокатов защиты. Он отметил, что они выглядят «как зловещие птицы».

Тем утром адвокат Геринга Отто Штамер начал с того, что подал в Трибунал ходатайство о вызове дополнительных свидетелей, которые могли бы опровергнуть советские заявления о виновности немцев в катынском массовом убийстве. Согласно Штамеру, после того как советское обвинение представило отчет Бурденко, несколько немецких военных пожелали выступить и сказать, что советская сторона лжет. Штамер попросил вызвать в Нюрнберг трех немецких офицеров, упомянутых в отчете (Аренса, Рекса и Ходта — все они были в советском плену), и двух других офицеров, плененных американцами и британцами (генерала Ойгена Оберхаузера и старшего лейтенанта Берга). Штамер подал еще одно ходатайство — о вызове профессора Франсуа Навилля, судебно-медицинского эксперта из Женевского университета. Тот служил в организованной немцами Международной комиссии по Катыни, которая изучила могилы в апреле 1943 года и сочла виновным Советский Союз. Началась борьба за Катынь, которой Джексон страшился почти с самого момента подачи в суд Обвинительного заключения.

Встревожив советскую сторону, Штамер затем вызвал первых свидетелей защиты Геринга: генерала Карла Боденшатца и генерал-фельдмаршала Эрхарда Мильха. Боденшатц, бывший офицер связи между люфтваффе (военной авиацией) и штаб-квартирой Гитлера, назвал Геринга пацифистом, пытавшимся отговорить Гитлера от нападения на Советский Союз. Он также назвал Геринга «благодетелем всех нуждающихся», который ничего не знал ни об условиях в концлагерях, ни об уничтожении евреев. Мильх, который ранее отвечал за производство самолетов в Германии, также заявил, что Геринг был против войны. Эти неправдоподобные характеристики Геринга начали рассыпаться под перекрестными допросами. Джексон вынудил Боденшатца признать, что Геринг все знал о концлагерях и лично отдавал приказы об исключении евреев из экономической жизни Германии.

В первый день выступлений защиты Джексон предупредил Руденко и французского главного обвинителя Огюста Шампетье де Риба о том, что могут возникнуть проблемы. У него была свежая информация о том, что защита планирует обличать обращение французов с военнопленными, британскую политику в отношении Норвегии и советскую политику как якобы агрессивную «в отношении Финляндии, Польши, Балкан и государств Балтии». Джексон напомнил, что главные обвинители договорились противостоять «политическим выпадам» со стороны защиты, и вновь подтвердил, что готов возглавить борьбу против «этих выпадов... как не имеющих отношения к делу» и стараться «препятствовать политическим дискуссиям». Но ему требовалось, чтобы французская и советская стороны предоставили письменные перечни тех политических мер и акций их правительств времен войны, которые могли бы служить мишенью для атак со стороны защиты. Максуэлл-Файф в декабре дал такой список (где указал британско-норвежские отношения времен войны и вообще историю британского империализма), но Франция и СССР не торопились последовать его примеру. Когда комиссия Вышинского предоставила подобный список Руденко и разрешила сообщить его содержание, она все-таки не позволила ему поделиться физическими экземплярами с западными коллегами.

Теперь Джексон предупреждал, что не может обеспечить, «чтобы США поддерживали какие-либо положения, о которых они не были информированы заранее», поскольку это может потребовать консультаций с Госдепартаментом или американскими военными властями. Он напомнил Руденко и де Рибу, что свидетели защиты, вероятно, воспользуются перекрестными допросами для огласки щекотливой информации и что к этому лучше бы подготовиться заблаговременно. Джексон признавал, что судьи могут отклонить протесты со стороны обвинения, и спрашивал у других главных обвинителей, каких шагов они хотели бы с его стороны в случае, если защита успешно выдвинет встречные обвинения против держав-союзников в публичном слушании. «Все окажутся в неудобном положении», если США столкнутся с непредвиденной оглаской в суде какой-либо информации и сочтут невозможным далее поддерживать своих военных союзников.

Советские представители оказались между Сциллой немецкой защитной тактики и Харибдой американских амбиций. Советские руководители не доверяли американцам, но решили, что, вероятно, в их интересах принять предложение Джексона. Москва дала Руденко добро, и 11 марта он поделился советским списком с Джексоном, Максуэлл-Файфом и де Рибом. Этот список почти дословно совпадал с тем, который составили советские руководители, а комиссия Вышинского обсудила еще в ноябре. Были табуированы все вопросы советской внешней политики, причем особо оговаривались Пакт о ненападении, визиты немецкого министра иностранных дел Риббентропа в Москву и советского наркома иностранных дел Молотова в Берлин, советско-польские отношения и советская политика в отношении балтийских республик и Балкан. В этом списке также выводились за рамки любые вопросы о советской политической системе. Руденко согласился с Джексоном, что обвинители должны держаться заодно и не позволять защите использовать суд для обсуждения вопросов, «не имеющих прямого отношения к делу». Он жаловался, что обвиняемые и их адвокаты уже распространяют ложную информацию о действиях и политике союзнических правительств.

Несмотря на то что Руденко поделился с Джексоном советским списком, за кулисами нарастали другие угрозы. Штамер и другие адвокаты, намеревавшиеся яростно защищать своих клиентов, подали в Трибунал тысячи страниц доказательных материалов. Это создало организационные трудности для Отдела переводов МВТ. Особенным кошмаром это было для советской делегации, которая, хоть в это и сложно поверить, до сих пор страдала от нехватки опытных переводчиков. Трибунал попытался смягчить эту проблему, но лишь создал новые трудности советской делегации. 8 марта судьи объявили, что во избежание ненужной переводческой работы защита должна предоставить обвинению «дословные выдержки из всех документов», которые она собирается предъявлять суду. Затем обвинение сможет отклонить любые доказательства, которые сочтет не относящимися к делу, до того, как их полностью переведут для суда. Это была прагматичная мера — но она означала, что советскому обвинению придется быстро просматривать горы документов на немецком языке.

Пока советское обвинение настраивалось на борьбу с этими новыми трудностями, Штамер вызвал целую процессию свидетелей в защиту Геринга. Во вторник 12 марта его бывший адъютант полковник Бернд фон Браухич и бывший статс-секретарь Пруссии Пауль Кёрнер добавили свои свидетельства к положительной характеристике Геринга. Кёрнер даже утверждал, что Геринг помог увеличить производительность сельского хозяйства в странах, оккупированных Германией. В споре с Руденко Кёрнер настаивал, что Германия не занималась «грабежами», и вполне естественно, что оккупированные территории участвовали в продовольственном обеспечении вермахта. Последний выступивший в тот день свидетель защиты Геринга Альберт Кессельринг служил фельдмаршалом люфтваффе, а затем главнокомандующим немецкими войсками в Италии; он с невозмутимым лицом назвал люфтваффе «чисто оборонительным оружием».

В ходе перекрестного допроса Кессельринга несколько адвокатов защиты попытались выдвинуть встречные обвинения против союзников, которые якобы тоже совершали военные преступления. Ханс Латернзер, адвокат Генерального штаба и Верховного командования, спросил Кессельринга, знает ли тот о нарушениях международного права союзниками. Кессельринг начал отвечать утвердительно, и Руденко громко заявил протест: свидетель не имеет права оценивать действия «врагов Германии». Судьи попросили Латернзера объявить его намерения, и тот объяснил, что хочет определить, стал ли свидетель снисходительнее к поведению своих собственных подчиненных после того, как узнал о военных преступлениях союзников. Джексон вскочил и попытался вернуть дискуссию в рамки обсуждения преступлений европейских стран Оси. Он напомнил суду: общепризнано, что нарушения законов и обычаев международного права одной стороной не оправдывают подобные же нарушения другой стороной. После короткого перерыва судьи объявили, что не принимают вопрос Латернзера.

То, что Трибунал отклонил аргумент Латернзера tu quoque («ты тоже»), было добрым знаком для обвинения. У советской стороны ранее были основания надеяться, что судьи отклонят и вызов Штамером свидетелей для дачи показаний о Катыни. 11 марта Руденко подал ходатайство в Трибунал, где сослался на статью 21 Устава МВТ в подтверждение того, что отчет комиссии Бурденко, будучи отчетом национальной комиссии по военным преступлениям, должен служить неопровержимым доказательством вины немцев в этом массовом убийстве. Но на следующий день Трибунал собрался на закрытое совещание и трое западных судей оспорили советскую интерпретацию статьи 21. Они заявили, что эта статья касается только первоначального предъявления доказательств; она не запрещает защите оспаривать доказательства после их предъявления. Судья Биддл утверждал, что подсудимый имеет право требовать отклонения любого документа. Той ночью Полторак сообщил в Москву, что западные судьи объединились со Штамером по вопросу о статье 21 и позволят немецким свидетелям давать показания о Катыни. Через несколько дней агент советской контрразведки Всеволод Сюганов послал в Смерш свой собственный отчет, где подтвердил, что Трибунал принял свое решение вопреки возражениям Никитченко.

Днем в среду 13 марта сам Геринг вальяжно взошел на свидетельскую трибуну в своих высоких сапогах и галифе, с пачкой бумаг под мышкой. Корреспонденты очень ждали, что выступление Геринга будет «хорошей историей», — и сразу стало ясно, что он намерен под предлогом дачи показаний напомнить о днях своей славы. Весь остаток дня Геринг давал исчерпывающие ответы на наводящие вопросы Штамера. Он с откровенным удовольствием вспоминал, как в первый раз услышал речь Гитлера, и с гордостью рассказывал, как помог Гитлеру прийти к власти. Он охотно рассказывал об организации гестапо и о том, как оно проводило массовые аресты немецких коммунистов, называя это лишь «вопросом устранения опасности».

Трибунал, похоже, растерялся, не зная, как разговаривать с Герингом. Один американский журналист отметил, что судьи не перебили его, даже когда Геринг заявил «с вежливой наглостью и многозначительным взглядом» в сторону советских судей, «что идею концлагерей он украл у иностранцев». Британский судья-заместитель Биркетт был раздражен попустительством своих коллег. Он записал в дневнике, что если всем подсудимым позволят так вольно разговаривать, то Нюрнбергский процесс «останется в истории провалом». Именно этого, разумеется, Геринг и хотел.

На другой день Геринг продолжил свои провокационные речи. Он безо всяких извинений рассказал о внешней политике нацистов, доказывая, что Россия, Франция, Великобритания и их союзники «принудили» Германию действовать. Он утверждал, что Советский Союз начал производить вооружения в пугающих количествах и Германии пришлось перевооружаться ради «безопасности Рейха». Аналогичным образом — как превентивную меру — он описал немецкую оккупацию Чехословакии и Норвегии. Тем вечером Додд написал близким, что Геринг «не стыдится и не унижается», и отметил, что в Нюрнберге сохраняется «определенное напряжение», имея в виду осадок от речи Черчилля. 12 марта в «Старс энд страйпс» появилась статья под заголовком «Москва называет Черчилля поджигателем войны». Она породила очередную волну слухов во Дворце юстиции. Статья ссылалась на недавно опубликованное в «Правде» интервью Сталина, в котором он проводил параллели между политикой Черчилля и Гитлера, утверждая, что Черчилль, подобно Гитлеру, верит в превосходство своей расы и лелеет империалистические амбиции. В этом интервью Сталин обещал: если Черчилль и его друзья в Англии и Америке возымеют наглость развязать войну против Советского Союза, они будут разгромлены. Полторак впоследствии рассказывал, как эта словесная война подбадривала подсудимых: они ловили каждую новость, и им воображался конфликт между СССР и Западом, «как голодной курице снится просо».

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Начинаю "раздавать долги" - решил разгрести завалы неопубликованных поездок :). Первая будет не о железной дороге, а о древней Коломне, в которой мы побывали накануне Светлой Пасхи. ⇑ | ⇓ 1. Раннее утро, современный центр Коломны. ⇑ | ...
Фотографии: Норвежский ЛеснойОт прибрежного бара в Valle dell' Erica до Франции - 12 миль, и хотя ты обеими ногами крепко стоишь на краю Сардинии, "Билайн" в роуминге периодически пробирается в телефон с поздравлениями по случаю прибытия во Францию. ...
...
Современную т.н. идеологию одним словесным "уравнением" больше не опишешь. Старое "свобода, равенство и т.д." это вроде "Е=mc^2", и время таких коротких формул прошло. Нынче корзине слов, желающей именовать себя идеологией, чтобы оставаться хоть чуть-чуть адекватной, приходится быть ...
Компании «Телеграм» придется подождать, чтобы доказать свою правоту и подтвердить, что токен gram не является ценной бумагой. Напомним, иск в суд подавала комиссия SEC. Регулятор высказался против продаж монеты и хочет запретить ее, так как считает незаконной. Слушания по этому делу ...