Таки решусь...

andy_777 — 14.08.2012 Признанный литературный критик Константин Захаров родил очередной шедевр. Прочел я и стало мне страшно: ведь читает этот человече и мои опусы. Ладно еще жжешное баловство. Можно на что угодно списать. А вот книга – это серьезное. Тем более, когда задача невыполнимая, как-то: показать не человека во Христе, а Христа в человеке! И даже откровенное и честное (непричесанное в угоду христианскому наставничеству) описание человеческой личности, которая мечется в страхе и ищет уверенности, потому что зациклена на себе и своих грехах, для него не интересно. Я подумал и решил стать сегодня камикадзе. Выставлю на всеобщее обозрение отрывок рассказа и склоню голову на гильотине в ожидании приговора. Одно из двух, либо «Пеши исчо, афтар», либо «Не мучь себя и людей, бездарь!»



***
Политотдел части располагался на верхнем этаже рядом стоящего пятиэтажного здания. В бинокль хорошо просматривались окна казармы, поэтому дежурные офицеры нередко убивали время, наблюдая за жизнью солдат. Стоило сержантам устроить «духам» репетицию «Отбой-подъем», из политотдела тут же раздавался звонок: «Что у вас там за скачки в третьей роте?»

Но на этом контроль за солдатами не заканчивался. Политрукам было интересно абсолютно всё: как проводит свободное время личный состав? качественно ли и достаточно долго идут строевые занятия? отдают ли и с должной ли выправкой честь солдаты офицерам? есть ли порядок в солдатских тумбочках и у каждого ли солдата имеется собственная зубная щетка? кто и куда ходит в увольнение и с кем возвращается?.. А еще, конечно, почта. В первую очередь неблагонадежных солдат. Сослуживец, распределенный после строгой проверки на службу в политотдел, возвращаясь в казарму поздно вечером, иногда говорил: «Завтра тебе будет письмо». И назавтра оно точно было.

Письма приходили всегда запечатанные и если бы не загадочная фраза сослуживца, то и не додумался бы никто, что перед выдачей их кто-то прочитывает. Благо, присылаемые родными деньги оставались в конверте. «Баптист не напьется. Так что, пусть будут». Отправляемые солдатом письма родным и друзьям проделывали такой же путь, поэтому в них нужно было писать только то, что «пройдет». Иначе письмо могло легко «потеряться».

Ночами в отделе дежурил офицер. Для этой почетной миссии из состава отбирались самые подкованные и политически надежные. Каждый вечер, после ужина для тщательной уборки помещения в политотдел отправлялось отделение солдат, выбранное «на усмотрение командования». Командование, впрочем, усматривало всегда новобранцев.

Второе отделение второго взвода, в котором тянул службу солдат, как-то по особенному приглянулось дежурным офицерам. Стали они его ежедневно на уборку приглашать. Для молодых солдат своеобразная радость. Уборки в политотделе было мало – все же люди там работали серьезные, сильно не мусорили. Да и вообще всё здесь было «по-культурному», не было казарменной казенщины: добротные, тяжелые шторы на окнах, ковровое покрытие на полу, делающее звуки приглушенными, столы, шкафы – все было особенное. В комнате отдыха стоял катушечный магнитофон «Ростов», а этажом ниже был расположен актовый зал с биллиардом и настоящим роялем...

Сослуживцы не были в восторге от того, что почти всегда его сразу забирал к себе на беседу дежуривший офицер. Ведь его «долю» работы приходилось выполнять кому-то из них. Но солдат – существо бесправное, зовут на беседу, значит надо идти.

Товарищ капитан, фамилии которого солдат не знал и знать не мог, вежливо пригласил солдата в уютный кабинет. Элегантный, в тщательно подогнанной под него форме и до блеска начищенных сапогах молодой офицер, прошелся по комнате, посмотрел в окно, слегка отодвинув шторину, затем налил себе из кофейника соблазняюще-пахучий кофе, с нескрываемым удовольствием сделал осторожный глоток и наконец произнес:
– Что дает тебе твоя вера, солдат?

Было видно, что капитан любил пофилософствовать. Похоже ему казалось, что он вот-вот убедит баптиста отказаться от дремучей веры, загонит служивого в угол.

– Как что? – уже набравшийся опыта в подобных дискуссиях, ответил воин. – Вера – это, как вы знаете, самое сильное оружие. Всё, чем обладает человечество: великие открытия, значительные достижения – всё достигнуто, благодаря вере.
– Неужели? – делая вид, что удивлен, поднял брови капитан. – Обоснуй!
– Да, пожалуйста. Томас Эдисон, например. Благодаря ему человечество пользуется электрическим светом. Вы знаете, что, прежде чем лампочка загорелась, он сделал 10 тысяч попыток. Десять тысяч! Что двигало им? Что заставляло вновь и вновь повторять безнадежные казалось бы попытки? Не вера ли?

Или взять в пример революцию? Великую и социалистическую! Разве не вера в успех двигала большевиками?
– Не вера, а уверенность! – выпрямил спину капитан и оглянулся почему-то на зашторенное окно. – Уверенность в своей правоте, молодой человек. Наше дело правое! И никак иначе.
– Уверенность – это и есть наивысшая степень веры, – парировал рядовой. – Так что вам, коммунистам и вера, и надежда очень даже пригодились.
– А чем, по-твоему, надежда отличается от веры? Вот вы верите, а мы – надеемся. Слышал песню: «Надежда – мой компас земной»?
– Приходилось.
– А мне вот, честно говоря, не совсем отличие понятно: веры от надежды. Что скажешь?
– Надежду от веры, на мой взгляд, отделяет очень тонкая грань, и вообще, надежда имеет много признаков, присущих вере. Если вера в человеке ослабевает или даже полностью угасла, то у него остается надежда. Так что, видимо веры вам все же маловато, раз о надежде поете.

– Веры в светлое будущее у нас хватает. И оно наступит. Все будут жить в достатке и пользоваться благами.
– Мы свою надежду вообще не связываем с благами, суть христианства не в том, чтобы максимально что-то получать или непременно стремиться к благу, а в том, чтобы максимально отдавать. Надежда – это непоколебимость веры в Бога, упование на Него, не зависящее ни от благ, ни от каких-либо других обстоятельств. Апостол Павел говорил, что мы «хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает...»

– Хм... Интересно ты говоришь. «Суть христианства в том, чтобы максимально отдавать!» А не является ли этот тезис бунтом против установленного Богом порядка творения? Ведь Он сотворил человека именно получающим?
– Может и смелый, конечно, тезис, но я именно так воспринимаю христианство. Господь сотворил нас по образу и подобию Своему, и уже поэтому только мы не могли быть сотворены получающими. Скорее всего, грех сделал человека потребителем, эгоистичным и самолюбивым...

– А вот уж нет! – Не дал закончить солдату капитан. – Если творение не получает, то оно уже не творение, а творец. И получение – которое, кстати было неотъемлемой частью человечества еще до грехопадения – далеко не эквивалентно потребительству, эгоистичности и самолюбию. Бог и сотворил человека, чтобы давать ему. Или не так? Вот вы и сами говорите, что получаете от вашего Бога благословения. Вы наслаждаетесь благодатью молитвы, получаете наставления, обличения. Через проповеди, песни ваши и прочее. Так ведь всё это получение! Таким образом, отказ от получения является бунтом, так как он не даёт творению исполнить то, для чего оно собственно и было создано.
– Христос, служа людям, показал пример, как нужно давать, а не получать. Он умыл ноги Своим ученикам...
– Ты так говоришь, будто омытие ног может быть получением, – снова перебил солдата офицер. – Человек, умывающий ноги ближнему, получает свидетельство в себе, что он добр. По большому счету он делает это больше для себя, чем для ближнего. Он самоутверждается через это: «Смотри, какой я хороший!» Так что, где-то глубоко в душе он эгоист. Да и вообще, у человека ничего нет, кроме эгоизма. Самая красивая черта – это не более, чем замаскированный эгоизм. Совсем без эгоизма нельзя, и желать себе добра – это нормально.

– Неужели вы думаете, что каждый раз, делая добро, люди обязательно преследуют цель получить награду? Человек ведь может делать добро, совершенно не думая при этом о себе.

– Да в том-то и дело, что не может! Иначе бы люди просто не знали что делать. Отключить голову и делать добро возможно разве что безумному. А там, где включается разум, включается и выгода. Для каждого действия необходима энергия, и эту энергию может дать только наслаждение. При этом наслаждение может быть как возвышенным – сознание сделанного добра, умиление молитвы, снятие груза греховности – так и низменным. Злорадство, например, насыщение. Ваш же Христос сказал: «Блаженнее давать»! Это самое и подчёркивает, что дающий даёт ради своего блаженства, то есть наслаждения.

– Блаженнее давать вовсе не означает, что каждый раз, делая добро, человек делает это ради душевной выгоды. Конечно, она может быть следствием доброго поступка, потому что есть духовные законы, но это еще не значит, что в момент совершения доброго поступка он думает: «Вот сейчас я помогу несчастному и получу за это вознаграждение в виде умиротворения и покоя в душе».

– Потребительское получение от духовного отличается тем, что одни получают дорогие побрякушки, а другие – духовные блага, – будто в подтверждение своим словам, капитан, повертев чашку в руках, с удовольствием сделал еще один глоток кофе.
– А разве движущей силой, или энергией, как вы это называете, не может быть желание преобразиться в образ Христов и стать подобным Ему во всем?
– А-а-а, значит всё-таки желание движет! А коль скоро это желание, то и исполнение этого желания является благом, наслаждением.
– Люди могут делать добро, просто потому что это правильно, и при этом совершенно ничего не получать взамен. Даже в качестве подарка для разума, который по-вашему сразу «включает» выгоду и жажду наслаждения. Согласен, что отдавая, человек в конечном итоге получает. В этом и секрет истины. Но ведь в понимании современного человека омытие ног ученикам ни коим образом не является получением. Так же как и многие не смогут понять, для чего мать Тереза тратит свою жизнь на служение нищим, больным людям. Для «нормального» человека это жертва, а ни какое не приобретение.

– А ты не задумывался, что из себя представляет чувство сострадания? Не кажется ли тебе, что это всего-навсего страх оказаться на месте страдающего? Посмотри внутрь себя. Сострадание нельзя испытывать по отношению к тому, на чьём месте нельзя оказаться. Вот не испытываешь ведь ты сострадание к демонам, которым уготован ад навеки!

Капитан не скрывал удовольствия. Кажется он пробил оборону воина. Глубоко и манерно затянувшись сигаретой, он подытожил:
– Конечно, никто не думает, что делая добро, он получает наслаждение. Как никто не думает получить наслаждение, поедая, например, окорок – он просто ест его, для того чтобы насытиться, скорее подсознательно зная, что это приятно; так и делающий добро делает его, чтобы насладиться, и нет между этим разницы. Точнее разница в форме, но не в сути. Неужели ты думаешь, что при совершении доброго поступка человеком может двигать только переполняющее его чувство сострадания, и ни мысли о себе?
– Во всяком случае, я хочу так сострадать и верю, что на это способны другие.
– Ну вот видишь, снова «Хочу»! Хочешь получать от своего Бога, и прикидываешься сострадательным. Ладно, подумай на досуге и не забивай себе голову сказками о жертвенности...

***
Дочитали? Спасибо! А теперь следующее: понравилось – хвалить не надо, просто ставьте + (плюс), не понравилось – валяйте все начистоту и прямо в глаза (я отвернусь :)). Несколько других отрывков можно прочитать, пройдя по ссылке «Солдаты». Критика принимается с благодарностью. И последнее. Помогите придумать имя солдату. Повесть (хм, как громко сказано :)) почти автобиографическая, но именно поэтому не хочу, чтобы солдата звали Андрей. Поможете? Еще раз, спасибо!

Фото

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив