Свт. Игнатий Брянчанинов и плоды его некритического восприятия

pretre_philippe — 10.12.2010 Для начала приведу цитату из одного письма свят. Игнатия, кочующую из сайта в сайт, из форума в форум.
http://azbyka.ru/tserkov/duhovnaya_zhizn/osnovy/lozinskiy_pisma_ignatiya_bryanchaninova_205-all.shtml

«Достойное горького рыдания зрелище: христиане, не знающие, в чем состоит христианство! А это зрелище почти беспрестанно встречают ныне взоры; редко они бывают утешены противуположным, точно утешительным зрелищем! редко они могут в многочисленной толпе именующих себя христианами остановиться на христианине и именем и самым делом. Вопрос, предложенный вами, теперь предлагается сряду. "Отчего не спастись, - пишете вы, - язычникам, магометанам и так называемым еретикам? между ними есть предобрые люди. Погубить этих добрейших людей было бы противно милосердию Божию!.. Да! это противно даже здравому разуму человеческому! - А еретики - те же христиане. Считать себя спасенными, а членов прочих верований погибшими, это - безумно, и крайне гордо!" Постараюсь отвечать вам в немногих по возможности словах, чтоб многословие нисколько не повредило ясности изложения. Христиане! вы рассуждаете о спасении, а не знаете - что спасение, почему человеки в нем нуждаются; наконец, не зная Христа - единственное средство нашего спасения! - Вот истинное учение об этом предмете, учение Святой Вселенской Церкви: спасение заключается в возвращении общения с Богом. Это общение потерял весь род человеческий грехопадением праотцев. Весь род человеческий - разряд существ погибших. Погибель - удел всех людей, и добродетельных и злодеев. Зачинаемся в беззаконии, родимся во грехе. "Сниду к сыну моему сетуя во ад", - говорит святой патриарх Иаков о себе и святом сыне своем Иосифе, целомудренном и прекрасном! Нисходили во ад по окончании земного странствования не только грешники, но и праведники Ветхого Завета. Такова сила добрых дел человеческих. Такова цена добродетелей естества нашего падшего! Чтоб восстановить общение человека с Богом, для спасения необходимо было искупление. Искупление рода человеческого было совершено не ангелом, не архангелом, не каким-нибудь еще из высших, но ограниченных и сотворенных существ, - совершено было Самим беспредельным Богом…»

Здесь остановимся и поразмышляем над написанным. Да, нисходили во ад не только грешники, но и праведники, жившие до Христа, причем, можно добавить, не только люди малой и слабой веры, но и те, кто давал пример глубокой и сильной веры, начиная с Авраама, отца верующих. Что же, такова цена доброй веры человеческой? Такова цена веры естества нашего падшего, если следовать этой же логике свт. Игнатия?... Кроме того, есть в Евангелии от Луки притча о богаче и Лазаре, которая хотя и не дает никакого описания загробной жизни той эпохи, но все же показывает, что и в том Шеоле, что называется адом с новозаветной точки зрения, уже были весьма отличные состояния душ праведников и грешников: богач, живший в свое удовольствие, сжигается муками своей совести, а Лазарь, мучившийся при жизни от гнойных струпьев и голода у ворот дома богача, блаженствует вместе с Авраамом на лоне его. Поэтому для начала разговора об аде и рае, о спасении и осуждении важно договориться о смыслах этих слов! Но выясняется, что каждый может понимать эти как будто бы простые слова весьма различно, зачастую вкладывая в них личный эмоциональный оттенок, позитивный или негативный. Не оставляет ощущение, что свят. Игнатий в данном случае пишет с каким-то надрывом и не вполне мирным духом в отношении иноверцев. Если это действительно так, то значит, он может быть здесь вполне пристрастным в своих оценках. На эту мысль наводят дальнейшие его рассуждения:

«Всмотритесь в Новый Завет и вообще во все Священное Писание: Вы найдете, что оно требует исполнения заповедей Божиих, что это исполнение называется делами, что от этого исполнения заповедей Божиих вера в Бога делается живою, как действующая; без них она мертвая, как лишенная всякаго движения. И напротив того, Вы найдете, что добрыя дела падшаго естества, от чувств, от крови, от порывов и нежных ощущений сердца - воспрещены, отвергнуты! А эти-то именно добренькия дела Вам и нравятся в язычниках и магометанах!»

Ну а как же тогда быть, например, с милосердным самарянином? Ведь ему тоже спокойно можно приписать доброе дело спасения умиравшего от ран на дороге путника из своего падшего естества! Да и еретиком он был настоящим, не только с точки зрения современных ему иудеев, но тем более с точки зрения последующих христиан. Пятикнижие Моисеево знал, а пророков последующих отвергал! Тут возможно возражение, что по святоотеческому толкованию милосердный самарянин прообразует самого Христа, врачующего наши раны, душевные и телесные, и возливающего на них вино и елей. Да, это совершенно неоспоримо. Но отсюда следует, что Христос может избирать Своими благими орудиями не только тех, кто верует в Него правильно, но и тех людей доброй воли, кто может ошибаться в чем-то насчет Него. В конце концов, говорил же Иисус: «Если кто скажет слово на Сына Человеческого, простится ему» (Мф. 12, 32), то есть только хула на Духа Святого не простится. Свят. Игнатий считает, что любая ересь есть богохульство и хула на Духа Святого. Значит, притча о Милосердном самарянине, своего рода отдельное Евангелие в Евангелии, прошла мимо него?... Ну пусть тот был приточный самарянин, но ведь в евангельской истории говорится и о реальном самарянине, который в числе 10 прокаженных после исцеления от проказы возвратился поблагодарить Иисуса, а остальные девять этого не сделали. Иисус поставил его поступок всем остальным в пример, говоря: «Встань, иди, вера твоя спасла тебя» (Лк. 17, 19)!
Как же!? У невежественного самарянина, еретика-отступника, обнаружилась спасающая его вера?... Из его падшего естества? По свт. Игнатию и многим отцам до него, получается, это было невозможно помыслить.

И вот здесь возникает вопрос, на который, по-моему, никто из последующих единомышленников свят. Игнатия не попытался ответить: чем отличаются дела веры от добрых дел падшего естества? И кто судьи в данном случае, и какие критерии суждения?
А между тем это ключевой вопрос к данной проблеме.
И ответ на него зависит от взгляда на самого человека.
- Если человек сам по себе изначально ни на что хорошее не способен, то спасает его исключительно Бог. И тогда спасутся либо все, либо только избранные, – не по своим делам, а по вере, которая есть один из даров Бога, свидетельствущий в таком случае лишь об их предизбрании. Здесь мы приходим к классическому кальвинизму с его безусловным предопределением одних ко спасению, других к погибели. Свят. Игнатий местами как будто весьма близко смыкается с таким воззрением. Но, в таком случае, при падшем естестве и его делах, которые отвергаются, откуда у человека возьмется вера?...
- Если человек по природе остается добр, а рассказ о грехопадении в первых строках Библии всего лишь миф, требующий либо отвержения, либо радикального переосмысления, то никакое спасение ему просто не нужно. Нужно только нравственное самосовершенствование, причем неважно, в кого и как ты веришь, и мы приходим, допустим, к пелагианству.

Ясно, что истина здесь где-то посередине (святоотеческое богословие говорит в данном случае о синергии как совместном действии Бога и человека), но и в этой середине возможны разные акценты и нюансы. Попробую выразить мысль гипотетически:
Если человек после падения все же сохранил образ Божий, если ему присущ нравственный закон, написанный в его сердце и частично свидетельствующий о добре и зле внутри и вокруг него (пусть даже при той путанице добра и зла, которая безусловно наличествует в этом падшем мире), но веры ему не доставало, то, руководствуясь доброй волей, пытаясь наилучшим образом исполнить этот закон и при этом сознавая свое несовершенство, он может обрести спасение примерно так, как его обрели добродетельные и верующие люди, жившие до Христа. Не своими силами, разумеется, - а действием благости и благодати Божьей, просвещающей тьму ада. Но подобное в конечном счете стремится к подобному и его находит. Если человек доброй воли по разным причинам не смог уверовать во Христа в этой жизни (а этому часто препятствуют сами люди, претендующие на правую веру, но поступками своими ее нисколько не подтверждающие), то для него еще остается открытым познание Его в будущем, примерно по тому подобию, как ветхозаветные праведники дождались пришествия Христова.

Тогда какую роль здесь может играть ересь? Отрицательную в том случае, если человек считает только свою позицию единственно-верной, при этом навязывая ее окружающим различными силовыми средствами, как это делали, например, некоторые византийские императоры, покровительствовавшие еретикам, охотно, в свою очередь, это покровительство принимавшим. Тогда эти люди были закрыты к диалогу, действительно, по причине своей гордыни, становясь в позицию силы там, где это было недопустимо. Но если человек имеет искренние убеждения, которые другие не смогли изменить своими доводами, и при этом их отстаивает без применения административного ресурса? Тогда такие разномыслия вполне входят в рамки традиционных научных дискуссий: человек заблуждающийся тоже может быть еретиком, но эта ересь не представляет уже той опасности, какую она могла иметь при вышеуказанных условиях. Если кому-то что-то понять не дано, с него это не спросится. Еретиков в лоне самой православной Церкви всегда было гораздо больше, чем традиционно принято считать, включая тех суеверных людей, которые по состоянию души находятся еще ниже ересей. Христиане могут и должны свидетельствовать о различных заблуждениях в этом мире, но заключать из этого, кто спасется а кто нет, это предвосхищать суд Божий и претендовать на всеведение.

«Кто прочитает со вниманием "деяния Соборов", тот легко убедится, что характер еретиков - вполне сатанинский. Он увидит их ужасное лицемерие, непомерную гордость, увидит поведение, составленное из непрерывной лжи, увидит, что они преданы различным низким страстям, увидит, что они, когда имеют возможность, решаются на все ужаснейшие преступления и злодеяния. В особенности замечательна их непримиримая ненависть к чадам истинной Церкви и жажда к крови их! Ересь сопряжена с ожесточением сердца, страшным помрачением и повреждением ума, упорно держится в зараженной ею душе - и трудно для человека исцеление от этого недуга! Всякая ересь содержит в себе хулу на Духа Святого: она или хулит догмат Святого Духа, или действие Святого Духа. Сущность всей ереси – богохульство». Так снова пишет свят. Игнатий. Но разве не было случаев, когда вполне православные по вероисповеданию и не замеченные в ересях творили подобные же злодеяния в помрачении своего ума и воли? Византийский император Василий Болгаробойца после решающей победы над болгарами 29 июля 1014 года, взяв в плен 15000 воинов неприятеля, приказал выколоть кажому сто первому один глаз, остальным оба. Казнь свершилась, и пятнадцать тысяч слепцов, цепочками по сто человек, ведомые одноглазыми проводниками, потянулись, зияя окровавленными глазницами… Не один десяток лет после Беласицкой битвы в городах и весях Фракии доживали свой век несчастные слепцы, живое напоминание того, что воевать с Империей ромеев небезопасно.
Далеко не все языческие полководцы додумывались творить над пленными то, что сделал христианнейший император ромеев! Есть ересь мысли, а есть ересь жизни. И что страшнее бывает – это еще большой вопрос.

Для своего времени казенного огосударствленного православия свят. Игнатий был одним из лучших духовных писателей, это неоспоримо. У него есть немало глубоких и проникновенных рассуждений и лирических зарисовок. Но за последние лет тридцать его творчество, при его постоянном превозношении в качестве идеала православной мысли, было воспринято весьма односторонне и некритически. Отсюда, как мне кажется, многие недобрые плоды, образовавшиеся на почве нашей современной церковности в результате прочтения текстов, подобно процитированному, в частности, обскурантизм, гносеомахия, внутренняя несвобода в отношении к внешнему нехристианскому миру, неспособность к творчеству и самостоятельному мышлению внутри Церкви вследствие устойчивого недоверия к ним у части аскетически настроенных православных. И здесь дело далеко не только в неофитстве. Н.А. Бердяев по этой проблеме писал еще более 80 лет назад:

«Построение жизни на одном духе смирения и создает внешнюю авторитарно-иерократическую систему. Все вопросы общественного устроения и культурного созидания решаются в применении к смирению. Хорош тот строй общества, в котором люди наиболее смиряются, наиболее послушны. Осуждается всякий строй жизни, в котором дано выражение творческим инстинктам человека. Так не решается ни один вопрос по существу, а лишь в отношении к тому, способствует ли это смирению человека". Вырождение смирения ведет к тому, что оно перестает пониматься внутренне, сокровенно, как мистический акт, как явление внутренней духовной жизни. Смирение в мистической своей сущности совсем не противоположно свободе, оно есть акт свободы и предполагает свободу. Только свободное смирение, свободное подчинение душевного человека человеку духовному имеет религиозное значение и ценность. Принудительное смирение, навязанное, определяющееся внешним строем жизни, не имеет никакого значения для духовной жизни. Рабство и смирение - разные духовные состояния... Путь любви признается несмиренным, дерзновенным путем. Евангелие окончательно подменяется "Добротолюбием". Где уж мне грешному и недостойному притязать на любовь к ближнему, на братство. Моя любовь будет заражена грехом. Сначала я должен смириться, любовь же явится как плод смирения. Но смиряться я должен всю жизнь и безгрешного состояния не достигну никогда. Поэтому и любовь не явится никогда. Где уж мне, грешному, дерзать на духовное совершенствование, на мужество и высоту духа, на достижение высшей духовной жизни. Сначала нужно победить грех смирением. На это уйдет вся жизнь, и не останется времени и сил для творческой духовной жизни. Она возможна лишь на том свете, да и там вряд ли, на этом же свете возможно лишь смирение. Упадочное смирение создает систему жизни, в которой жизнь обыденная, обывательская, мещански-бытовая почитается более смиренной, более христианской, более нравственной, чем достижение более высокой духовной жизни, любви, созерцания, познания, творчества, всегда подозреваемых в недостатке смирения и гордости. Торговать в лавке, жить самой эгоистической семейной жизнью, служить чиновником полиции или акцизного ведомства - смиренно, не заносчиво, не дерзновенно. А вот стремиться к христианскому братству людей, к осуществлению правды Христовой в жизни или быть философом и поэтом, христианским философом и христианским поэтом - не смиренно, гордо, заносчиво и дерзновенно. Лавочник, не только корыстолюбивый, но и бесчестный, менее подвергается опасности вечной гибели, чем тот, кто всю жизнь ищет истины и правды, кто жаждет в жизни красоты, чем Вл. Соловьев, например… В чем же основной порок упадочного смирения и его системы жизни? Этот основной порок скрыт в ложном понимании соотношения между грехом и путями освобождения от греха или достижения высшей духовной жизни. Я не могу рассуждать так - мир лежит во зле, я грешный человек и потому мое стремление к осуществлению Христовой Правды и к братской любви между людьми есть горделивое притязание, недостаток смирения, ибо всякое подлинное движение в направлении осуществления любви и правды есть победа над злом, есть освобождение от греха. Я не могу говорить так - стремление к духовному совершенству и духовной высоте есть гордость и недостаток смирения, недостаточное сознание греховности человека, ибо всякий шаг к духовному совершенству и духовной высоте есть путь победы над грехом. Я не могу говорить так -- я грешный человек, мое дерзновение познавать тайны бытия и творить красоту есть недостаток смирения, гордость, ибо подлинное познание и подлинное творчество красоты есть уже победа над грехом, преображение жизни. Нельзя сказать: грех искажает и извращает и любовь, и духовное совершенствование, и познание и все, и потому нет победы над грехом на этих путях. Ибо совершенно также можно сказать: путь смирения искажается и извращается человеческим грехом и корыстолюбием и есть искаженное, упадочное, извращенное смирение, смирение, превратившееся в рабство, в эгоизм, в трусость. Смирение не более гарантировано от искажения и вырождения, чем любовь или познание» (Спасение и творчество).

Могут возразить: свт. Игнатий писал не от себя, а лишь систематизировал предшествующих святых отцов и выразил их дух. Это так и не так одновременно. Он выразил скорее одну из многовековых устойчивых традиций православия, которая все-таки не единственная. Если поставить свт. Игнатия рядом с преп. Силуаном Афонским, то это станет яснее. Старец Силуан не судил, кто спасется, а кто нет. Одному строгому архимандриту, проповедавшему среди поляков и рассуждавшему в точности, как Брянчанинов о католицизме, старец сделал очень проникновенное внушение:

«— А скажите, Отец Архимандрит, веруют ли они в Господа Иисуса Христа, что Он истинный Бог?
— Это-то они веруют.
— А Божию Матерь чтут они?
— Чтут, но они неправильно учат о Ней.
— И святых почитают?
— Да, почитают, но с тех пор, как они отпали от Церкви, какие же могут быть у них святые?
— Совершают ли они богослужения в храмах, читают ли слово Божие?
— Да, есть у них и церкви и службы, но посмотрели бы Вы, что это за службы после наших, какой холод и бездушие.
— Так вот, Отец Архимандрит, душа их знает, что они хорошо делают, что веруют во Иисуса Христа, что чтут Божию Матерь и Святых, что призывают их в молитвах, так что когда вы говорите им, что их вера — блуд, то они вас не послушают... Но вот если вы будете говорить народу, что хорошо они делают, что веруют в Бога; хорошо делают, почитая Божию Матерь и Святых; хорошо делают, что ходят в церковь на богослужения и дома молятся, что читают Слово Божие, и прочее, но в том-то у них есть ошибка, и что ее надо исправить, и тогда все будет хорошо; и Господь будет радоваться о них; и так все мы спасемся милостию Божиею... Бог есть любовь, а потому и проповедь всегда должна исходить от любви; тогда будет польза и тому, кто проповедует, и тому, кто слушает, а если порицать, то душа народа не послушает вас, и не будет пользы».

А вот пример уже из самого Отечника, составленного еп. Игнатием:
http://www.orthlib.ru/other/otechnik/1048.html
Однажды блаженный Антоний молился в своей келлии и был к нему глас: «Антоний! Ты еще не пришел в меру кожевника, живущего в Александрии». Услышав это, старец встал рано утром и, взяв посох, поспешил в Александрию. Когда он пришел к указанному ему мужу, тот крайне удивился, увидев у себя Антония. Старец сказал кожевнику: «Поведай мне твои дела, потому что из-за тебя пришел я сюда, оставив пустыню». Кожевник отвечал: «Не знаю за собой, чтоб я сделал когда-либо и что-либо доброе. По этой причине, вставая рано с постели, прежде чем выйду на работу, говорю сам себе: «Все жители этого города, от большого до малого, войдут в Царство Божие за свои добродетели, а я один пойду в вечную муку за мои грехи». Эти же слова повторяю в своем сердце, прежде чем лягу спать». Услышав это, блаженный Антоний отвечал: «Поистине, сын мой, ты как искусный ювелир, сидя спокойно в своем доме, стяжал Царство Божие. Я хотя всю жизнь и провожу в пустыне, но не стяжал духовного разума, не достиг в меру сознания, которое ты выражаешь своими словами». (Еп. Игнатий. Отечник. С. 41. № 199.)

Действительно, думается и вполне уже видится, что сосредоточение на своих собственных недостатках не только на индивидуальном, но и на коллективном уровне – лучший и более продуктивный путь к их преодолению, чем деление на наших и не наших, правоверных и еретиков, спасающихся и погибающих. «Еретический» с точки зрения свт. Игнатия Запад, при всех реальных там прошлых и нынешних проблемах, давно уже создал отлаженную систему социальной защиты и гарантии необходимого минимума прав и свобод каждого человека: хочешь, познавай, твори, веруй право и свидетельствуй о вере своей – никто не препятствует! Тогда как правоверный Восток лишь с большим опозданием плетется в хвосте у Запада. Ибо крупнейшая из православных стран мира в ХХ веке оказалась легкой добычей самоуверенного и агрессивного атеизма, а сейчас — вот уже более двадцати лет после того пленения — никак не может достигнуть ни в индивидуальном, ни в общественном масштабе реализации элементарного ветхозаветного и в то же время древнего общечеловеческого принципа «не делай другому, чего не желаешь себе самому» и остается лидирующей по уровню преступности и количеству абортов. (Показательно, впрочем, что и в других странах с традиционным преобладанием православного вероисповедания [Украина, Белоруссия, Молдавия, Румыния, Болгария, Сербия, Черногория, Грузия, Македония, Албания] те же самые, что и у нас, проблемы с коррупцией, невысоким или просто низким уровнем жизни, полуфеодальными внутриобщественными отношениями, чинопочитанием, произволом чиновников и силовых структур, неприличным разрывом между богатым меньшинством и подавляющим бедным большинством… Исключения в этом ряду составят разве что лишь две небольших страны — Греция и Кипр – которые выглядят наиболее европеизированными, поскольку западные страны там больше поработали!..

Воистину, без смирения никуда не денешься в нашей жизни – тут Бердяева надо все-таки дополнить. Вот и смиряет Господь нас, православных, по принципу «по плодам их узнаете их»! А если современные православные не смиряются сами, но только говорят о смирении, предпочитая, чтобы перед ними смирялись другие, то в таком случае будут продолжать жить в унижении, поскольку, по слову Христа, «всякий, возвышающий сам себя, унижен будет» (Лк. 18, 14).

Сохранено