Светильник тела есть око
yu_sinilga — 25.03.2022 У меня теперь — правый сияющий глаз, и не минус девять с половиной, как левый, а всего минус три. Мир оказался много ярче справа, нежели слева.Пение лазера (он поёт, когда режет и шьёт око) и удивительные миражи во время операции: три слепяще-яркие точки в центре («поётся: Бог-Троица»), хаотическое мелькание, наслоение светящихся облаков, а по периферии зрения как будто вид Лондона с высоты птичьего полёта, а ещё — Неаполя с голубым заливом: так причудливо раскладываются квадратики исправленного зрения.
Молодой хирург, "Егор с хвостиком", ловко и чисто работал, тихо мурлыча, ухитряясь ещё и флиртовать с ассистенткой, а радио в операционной орало: "Золотая Корона — ваш сервис переводов!" — и песенки амурные.
А день был Сорока мучеников Севастийских. Благодарствую всем, молившимся за меня, ставившим свечи во здравие, иереям Божиим и мирянам, ваша любовь много помогла мне в больнице.
И вся эта «техника на грани фантастики» — в контрасте с унынием быта советской медицины. Сначала — безумно-тяжёлый понедельник, проведенный в очереди в поликлинике, беготне с бумажками (две недели их собирала, часть анализов крови пришлось сдавать за деньги, в «Хеликсе», потому что в государственной поликлинике реактивов нет, крамольная мысль: «а как же вы в войну влезли, без медицинских реактивов?»), тест на ковид.
Первая ночь — на топчане, в коридоре областной больницы в Озерках, в холоде и голоде (вновь поступившим ужина не полагается). Сижу, поджав лапки, по ногам сифонит лютым сквозняком из комнаты персонала напротив, страшно простыть – если герпес на губе объявится, отменят операцию. Жаль себя до слёз из больных глаз: кому Родина – Мать, а кому – Мачеха. И смешно, и досадно вместе: наглядное доказательство, что это государство сто пять лет назад выстроено для зильбертрудов.
Каждому своё: «поэту Быкову» – санитарный самолёт,
аще перепьёт и обожрётся, прозаику Старцевой (голодной и трезвой) –
топчан в коридоре. Душа и туалета тоже нет для «коридорных»
больных, надо проситься в чужую палату, хворых беспокоить. Пошла
вымыть руки: батюшки, из крана таракан пьёт в темноте, давненько не
видались, лет двадцать уже. Зато кипяток в кулере был, по заветам
лукича. Но ненадолго – вскоре сломался и кулер.
Что ответить на ропот старушек без места: «я ветеран
труда, зачем мне медали, если под конец жизни – перед операцией – я
ночую в коридоре?!»
– Родина-Мачеха.
«Я бы бежала отсюда, проживу с незрячим глазом, но две
тысячи заплачены за такси…» – тонким голосом жаловалась седая
бабушка.
Но ведь не в первый раз терпеть: бывало, в аэропорту на
чемоданах ночевали при нелётной погоде. Всё это банально, привычно,
как и советское столовое питание, и хамство низшего
персонала.
Куда жутче: у одного пациента в мужской палате
оказалась температура 38 и 4. Думаете, его отправили в инфекционное
отделение? Как бы не так, тогда на две недели офтальмология
закрылась бы, а ведь январь-февраль были нерабочими из-за эпидемии
«омикрона». И вот седой несчастный призрак ковида стонал и бродил
по ночам вокруг поста медсестёр, не помогали ему таблетки сбить
температуру, и жалобно просил о помощи. Его однопалатники
переселились на третью ночь в коридор, палату проветривали,
кварцевали, «а х…ли толку?» Наверняка ещё и заразил всех, а ведь
при ковиде операции запрещены, кровь
сворачивается.
Наутро меня определили на освободившееся место в
недурную, изолированную палату. Тут я наслушалась пустой болтовни
«глубинного народа» о болячках, семейных неудовольствиях и битве «с
фашистами, фашистами». (Пример: пялится чернущая пожилая татарка в
смартфон, восклицает радостно: «85 лет министру иностранных дел С.
Лаврову! Достойнейший человек!» Тут же молча вспоминаю
лавровский mot:
«Дебилы, бл…дь!».) Зато за окном пели скворцы о весне и можно было,
вместо телевизора, смотреть три раза в день, как жёлто-красный
санитарный вертолёт приносит тяжелого пациента: крутились винты,
рокотал мотор, потом прибегала машинка – жёлто-красная, если
больного везли на носилках, белая с синим, если шёл сам,
поддерживаемый санитарами.
Видала цыганского барона со слепым внуком. Иерархия: у
чернявого юнца страшный глаз как варёное яйцо, однако хлопочет о
больном дедушке – усадить, поместить, кликнуть медсестёр, вручить
подношение.
Ещё занятное: рулон туалетной бумаги продавался в
аптеке по сорок пять рублей. В больничных санузлах бумаги не было в
принципе.
А так-то всё замечательно вышло. Только я выпросила у
молодого доктора, чтобы меня отпустили домой на день раньше, ибо
дома стены помогают, а больницы мне нафиг не сдались. На
человеческие страдания насмотрелась досыта, невыносимые
впечатления. Рядом – клиника сердечно-сосудистых заболеваний. А там
ведь ещё особый корпус педиатрии есть. Все-таки Розанов протупил:
нет оправдания мучениям младенцев.
Мартовские иды, память Императора Павла Петровича.
Увезла меня матушка на такси, в тёмных очках по солнечной погоде,
словно у Кота Базилио. Отныне я немножко киборг и сила моего
взгляда Горгоны удесятерилась. Трепещите, ироды! Капель и мазей
накупила импортных, страшно дорогих, а сколько ещё предстоит
расходов на новые линзы и очки…
Вспомнилось ещё: в первый вечер выбежала девушка из платной палаты и раздала всем, кто лежал в коридоре, апельсины, сказала, что надоели, "а ведь вы без ужина остались". Я была совсем без сил, тупо смотрела на оранжевый яркий шар на подушке, и вдруг мелькнуло из моего младенчества воспоминание: отец бросал мне из форточки больничной палаты надоевшие апельсины, а я с мамой искала их в снегу.
|
</> |