sub specie aeternitatis

НЕЗЫБЛЕМОСТЬ
Вчера оказался на Покровке, около дома 29, где прожил пять лет, с
1952-го по 1956-й. А может быть, с 1951-го; уже не у кого спросить,
уточнить.
Подъезд наш выходил на улицу, а квартира была – когда-то
давным-давно была – самая что ни на есть роскошная: единственная в
бельэтаже. Входишь в парадный подъезд, поднимаешься один марш по
пологой каменной лестнице – и на просторной площадке прямо на тебя
смотрит двустворчатая, тоже очень парадная дверь в квартиру.
Правда, утыканная звонками с фамилиями жильцов и увешанная
почтовыми ящиками. На ящики, по тогдашней привычке, были наклеены
названия журналов и газет. Чтоб облегчить задачу почтальону. То
есть это была классическая московская коммуналка, я о ней уже
рассказывал.
Хотелось, конечно, посмотреть хотя бы на эту дверь.
Но подъезд был закрыт на кодовый замок, разумеется.
Я подумал, что эту квартиру, да и все квартиры в этом доме, давно
уже переделали обратно в великолепные апартаменты. Так случилось во
многих домах в округе – и Армянском переулке, и в Кривоколенном; в
общем, я решил, что и здесь сделали так же, и в темноватой
двухоконной комнате моей бабушки теперь чья-то спальня. Или
библиотека-гостиная-курительная.
Вот.
И я зашел во двор посмотреть на наши окна.
Боже! Старые, растрескавшиеся рамы. Кособокие форточки. Нелепые
занавески. На подоконниках цветочные горшки вперемешку с картонными
коробками. А соседнее окно, где жила богомольная тетка Февронья
Федоровна, и вовсе разбито и заколочено фанерой.
Значит, там все еще коммуналка. Беднее нашей, судя по окнам.
Есть что-то вечное в линялых занавесках
Есть что-то бесконечное в немытых окнах
Есть что-то запредельное в цветах горшечных
Глядящих сверху на щербатый двор
И бывшего жильца.