Стругацкие
olitvak — 25.07.2021 Вообще-то я попросила у подруги «Трудно быть богом», я этот роман не читала, а собиралась смотреть фильм. Но в ее книге оказалось 3 вещи, так что начну по порядку.После Достоевского читать Стругацких было легко и интересно, не хотелось отрываться, так что я даже задумалась. Но в конечном итоге признала, что Достоевский все же Достоевский. Остаток в душе даже от не захвативших меня «Бесов» больше и многозначнее. Но все индивидуально, конечно.
Первым в сборнике шел «За миллиард лет до конца света», об ученых, которым какие-то фантастические силы мешают работать над важными изобретениями. С понятным, в общем, смыслом, что надо идти прямо, а не окольными тропами, не сдаваться обстоятельствам.
Сказали мне, что эта дорога
Меня приведет к океану смерти,
И я с полпути повернула вспять.
С тех пор все тянутся передо мною
Кривые, глухие окольные тpопы…
«Неважно, какая сила на нас действует, важно – как вести себя под давлением».
«Мы не умеем стоять на собственных ногах, без опоры…» (дальше у авторов политическое: без какого-нибудь мифа-костыля).
«До конца света еще миллиард лет. Можно много, очень много успеть за миллиард лет, если не сдаваться и понимать, понимать и не сдаваться»…
О стыде перед другими – и перед собой, что куда важнее.
Дальше «Пикник на обочине», тоже раньше не читала, но «Сталкер» был в любимых фильмах.
Сперва вообще ничего не поняла, потом листала и фактически читала снова. Какое это имеет отношение к Тарковскому? Их роднят только 2 слова: зона и сталкер, больше, мне казалось, нет ничего общего. В фильме сталкер Кайдановского, по моему ощущению, хороший, а в романе он довольно хладнокровный убийца.
В общем, я не уверена, что поняла смысл более-менее близко к авторскому замыслу. Но если откинуть инопланетян, то останется то же человеческое поведение в нечеловеческих обстоятельствах. Все-таки счастье, за которым идут в зону у Тарковского, все размышления, что есть счастье, а что таковым только кажется, в романе занимают очень мало места.
И цитаты.
«Это вторжение. Они не могут изменить нас, но они проникают в тела наших детей и изменяют их по своему образу и подобию».
«Господи, да что же еще? Что же еще нужно с нами сделать, чтобы нас наконец проняло?.. Он знал, что миллиарды и миллиарды ничего не знают и ничего не хотят знать, а если и узнают, то поужасаются 10 минут и снова вернутся на круги своя».
«Надо было менять всё. Не одну жизнь и не две жизни – каждый винтик этого подлого здешнего смрадного мира надо было менять»…
Очень много горечи в книге, горечи и злости, прямо захлестывает. Ненависть главного героя ко всему окружающему миру, за редким исключением самых близких. И в конце приносимый им в жертву светлый, наивный мальчик, сын Стервятника, говорит вдруг главные слова, которые герою остается только повторить:
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным».
Но ведь не будет этого. Ни для бедного невинного Арчи, ни для самого сталкера. Никакого счастья волшебным образом, извне человека.
Фильм, конечно, совсем другое произведение. Почитала, как Стругацкие писали и переписывали сценарий, пытаясь угодить гению, в том, что Тарковский гений, они не сомневались. Образ сталкера при этом изменился полностью.
«Трудно быть богом»
Этот роман с предыдущими не сравнить. Те хорошие – а это прекрасная книга. Прекрасная и безнадежная.
Я только всё думала, как она могла быть напечатана. 1964 – это у нас еще оттепель? Ну да, самый конец. Но почему потом не запретили? Я читала, что дона Рэбу сперва звали Рэбия, и это было похоже на Берию, потому изменили. Ну, а Рэба похож на Кобу, один черт.
И сейчас, в 21-м веке, она читается в обе стороны – про прошлое и настоящее, единственно как не читается – как фантастика про будущее и другие галактики. Всегда, что ли, она будет остро современной?
Сразу скажу, что, на мой взгляд, фильм «Сталкер» и книга «Пикник на обочине» хоть и сильно разные, но по-разному хороши. Книга «Трудно быть богом» и ее экранизации несравнимы по глубине. На мой взгляд, повторяю.
И нечего больше сказать. Про Антона, дона Румату, всё понятно: нельзя, невозможно остаться сторонним наблюдателем и исследователем среди чужого страдания.
А дальше только цитаты.
«Шесть лет он жил этой странной двойной жизнью и, казалось бы, совсем привык к ней, но время от времени ему приходило в голову, что… разыгрывается причудливое театральное представление..."
Отец Кабани во сне: «Благородный дон Рэба! Гиена вы, вот и всё»…
«Дон Рэба сознательно натравливает на ученых всю серость в королевстве. Всё, что хоть немного поднимается над средним серым уровнем, оказывается под угрозой…»
Про «теорию бескровного воздействия»: «Но здесь нет никаких теорий, здесь типично фашистская практика, здесь звери ежеминутно убивают людей! Здесь всё бесполезно». Это говорит Антон, а ему отвечают, что их, людей будущего, всего 250 человек на всю планету.
«Но вот что самое страшное: войти в роль».
«Я вижу страшную тень, наползающую на страну».
Патриотическая школа! А ее глава – садист-убийца, постригшийся в монахи, автор трактата о доносах.
«Умные нам не надобны. Надобны верные».
«Суть государства в основных установлениях, их три: слепая вера в непогрешимость законов, беспрекословное оным повиновение, а также неусыпное наблюдение каждого за всеми».
«Главное – это ощущение наползающей тени. Непонятно чья, непонятно откуда, но она наползает и наползает совершенно неотвратимо».
«Эта неотвратимость чувствовалась во всем… где-то в недрах дворца… где подагрический король, 20 лет не видевший солнца из страха перед всеми на свете... подписывает один за другим жуткие приказы, обрекающие на мучительную смерть самых честных и бескорыстных людей».
«Ты, сынок, главное, не сомневайся. Поверь, главное. Раз власти поступают, значит, знают, что делают».
«Теперь не уходят из жизни,
Теперь из жизни уводят.
И если кто-нибудь даже
Захочет, чтоб было иначе,
Бессильный и неумелый,
Опустит слабые руки,
Не зная, где сердце спрута
И есть ли у спрута сердце…»
О доне Рэба: «гений посредственности». Никто, ниоткуда.
Он упразднил министерства, ведающие образованием и благосостоянием, учредил министерство охраны короны. И «охранную гвардию» – «Серые роты».
«Психологически все они были рабами – рабами веры, рабами себе подобных, рабами корыстолюбия. И если волею судеб кто-нибудь из них рождался или становился господином, он не знал, что делать со своей свободой. Он снова торопился стать рабом».
«Рабство их зиждилось на пассивности и невежестве, а пассивность и невежество вновь и вновь порождали рабство».
Дон Рэба: «Я содержу опытных, хорошо оплачиваемых специалистов, которые… могут доказать всё, что угодно».
«А ведь можно было догадаться, думал Румата. Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные» (как опошлена эта горькая мысль в финале фильма Германа, выкрикнутая многозначительно и поучительно).
«Люди это или не люди? Что в них человеческого? Одних режут прямо на улицах, другие сидят по домам и покорно ждут своей очереди. И каждый думает: кого угодно, только не меня… Тысячи людей, пораженных страхом на всю жизнь, будут беспощадно учить страху своих детей…»
И про взлет бюрократизма, потрясающе написанный, когда стали править черные. Бумажки, кабинеты, переходы, пропуска… Человек сам идет за своим наказанием…
Вот и это – моя старая мысль. Доктор Будах о Рэбе: «Это оборотень, который явился на свет только упущением божьим».
«Сущность человека в удивительной способности привыкать ко всему… С другой стороны, привычка терпеть и приспосабливаться превращает людей в бессловесных скотов… И каждый новый день порождает новый ужас зла и насилия».
«Зло неистребимо. Всегда будут короли, более или менее жестокие… и невежественные люди, питающие восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю»
Не верю, что это так, что зло неистребимо. Что нельзя победить страх в себе. Отбрасывая мало интересующую меня фантастику, все же есть Антон, Пашка, Кира, барон Пампа, доктор Будах, мальчик Уно – немало все же таких, которых невозможно сломать, купить или оболванить.
Перечитала статью в Википедии и поняла, что Стругацкие были сознательно смелыми и что концепция романа, задуманного как мушкетерский, изменилась после разгрома выставки в Манеже:
«Но одно стало нам ясно, как говорится, до боли. Не надо иллюзий. Не надо надежд на светлое будущее. Нами управляют жлобы и враги культуры. Они никогда не будут с нами. Они всегда будут против нас. Они никогда не позволят нам говорить то, что мы считаем правильным, потому что они считают правильным нечто совсем иное. И если для нас коммунизм — это мир свободы и творчества, то для них это общество, где население немедленно и с наслаждением исполняет все предписания партии и правительства».
|
</> |