Стрижка

merienn — 10.06.2011 Бабушка нацепила кособокую соломенную шляпу и вздохнула:
- Кашу ты не ешь и молока не пьешь. Чем же тебя кормить?
- Курицу хочу, - так же строго ответила я и потянулась за папиным бритвенным прибором.
- Руки! …Где я тебе курицу возьму, наседка только села яйца высиживать. Цыплятки будут, подрастут, только к осени их резать можно.
- Зарежь наседку, - спокойно подсказываю я непонятливой бабушке. Она смотрит ошарашенно:
- Ну, волчья порода!
И смеется, как только она умеет: гудит с поджатыми губами и плечи трясутся.
- Ладно, поищу в гнезде, может – свежих яиц снесли. А ты сиди тут и ничего не трогай! Если выйдешь во двор – цыгане унесут.
Что такое «цыгане», я не знаю, но слышу про них довольно часто: если залезаю с грязными ногами на диван, то – « цыганский ребенок!», если накручиваю на себя цветные тряпки – «цыганская красотка!»
- А зачем они меня унесут? – озабоченно спрашиваю, попутно стараясь взять спички.
- Руки! …Как зачем – им тоже такой ребенок нужен, волосы смотри какие – золотые, колечками. Ты у нас русалочка!
Еще она запретила трогать нож, коробку для шитья, класть в рот пуговицы и лобио, и вообще – можно только взять кастрюлю и варить в ней суп - воображаемый.
Я сижу на полу и с недоумением взираю на пустую кастрюлю – из чего варить, из воздуха? Может, все-таки быстро выбежать во двор и набрать песка из большой кучи и травы надрать? Я стучу ложкой по кастрюле, она гулко возмущается – отличное решение, но наша собака Найда проснулась и нервно зарычала.
Тогда я надеваю кастрюлю на голову и подбегаю смотреть в шкафное зеркало. Она лезет на глаза и мешает смотреть, сдвигаю ее назад – падает и с отменным звоном катится по полу. После того, как она умолкает, тишина совсем звенящая.
Швейную машинку трогать тоже нельзя – там на игле висит недошитый халат. Что тут еще есть интересного? Ага, папина бритва и помазок так давно меня зовут, но до них я еще доберусь –пока надо изучить шкаф!
Дверца со скрипом открывается. На полках – полотенца и белье. Они пахнут утюгом и купанием. А во что с ними поиграть – запеленать Джину? А потом бабушка будет ругаться, что все заново стирать. Тогда дергаю ручки шкафных ящиков.
А верхний-то не до конца задвинут! Тяну за круглую ручку изо всех сил – она скользит и вырывается, но ящик поддался, а там - лежат огромные ножницы.
Ими бабушка режет на полу ткань, а потом шьет на машинке разные тряпочки. Ножницы тугие – я двумя руками еле их раздвигаю. Тряпочек не нашлось – только та, что стол вытирают, она мокрая и пахнет мылом, неприятная. А что можно порезать? Халат? Хорошо бы мандариновые листья, но - ах, да - выходить нельзя. Раз бабушка сказала – цыгане, значит – могут и унести.
Снова иду к шкафу – может, лучше вернуть ножницы обратно? Когда еще они попадут ко мне в руки! Подхожу к зеркалу близко-близко, дышу на него, оно запотевает, пытаюсь его лизнуть. Прикладываю нос и широко открываю глаза. На меня смотрит сова! Немного пугаюсь и отступаю назад. Мои волосы забраны в резинку на самом темечке и оттуда торчат во все стороны.
Волосы! И цыганам не захочется меня уносить!
…Когда бабушка вернулась , под дверью валялись скомканные тетрадные листочки - с тревожно стукнувшим сердцем развернув один комок, она увидела…волосы. Золотисто-русые кольца были и в остальных секретных пакетиках тоже!
У бабушки ослабели колени, а сердце забилось в ушах, пучок зелени выпал из рук. Перед глазами молниеносно предстал черный ужас: ребенка –таки увели цыгане, а перед похищением отстригли волосы и оставили их, как предупреждение – не искать!
- Господи, помоги! – взвыла бабушка и ворвалась в дом.
Перед шкафом стояла целая и относительно невредимая я. Руки зачем-то завела за спину, а голова была точь в точь как у новорожденного детеныша шимпанзе, которого показывали недавно «В мире животных»: сиротский пух стоял на черепе дыбарем, а кое-где был выдран клоками.
Бабушка сморгнула, открыла рот и протерла глаза. Нет, не привиделось, голова у ребенка выглядит, как будто ее драли макаки.
- Чтоб я твоему врагу гроб поставила, чтобы он завтрашнего утра не увидел, чтобы я его землей засыпала, чтобы у твоего врага все волосы сами вылезли, и глаза тоже!!!! – заголосила бабушка в полном потрясении, не понимая, что можно думать об увиденном, и тут заметила за спиной ножницы.
- Ножницы! – удивленно сказала я и вытащила руку с инструментом вперед.
- Э…э…ээээ…это ты сама себе сделала?! – бабушка перешла в ту стадию потрясения, когда человеческий голос утрачивается, а остается сипение. Она стащила с головы шляпу и швырнула в угол. – А если бы…в глаз? А если бы ухо? А если бы побежала, упала и напоролась??!! Слава тебе, Господи, что уцелела!!! Стой там, где стоишь, и не двигайся!
Бабушка осторожно подкралась и вытянула из моей руки ножницы.
Потом посмотрела еще раз , села на табуретку и…захохотала. Хлопая ладонями по коленям и причитая «Что нам с тобой делать, а?»
Я, напряженно ожидавшая взбучки, запрыгала.
- Ой, думала, уже никогда так не буду смеяться - утерев слезы, сказала бабушка.

Вечером папа выбрил мне голову начисто новой бритвой. В голове шоркало и скребло, местами было больно. На порезы налепили клочки салфеток.
- Красавица писаная, – хмыкнул папа. – У меня волос больше, чем у тебя! Полюбуйся иди, твоя мать нас убьет.
Я подбежала к зеркалу. Оттуда на меня смотрит оживший пластмассовый пупс - у меня есть такие маленькие.
- А теперь меня цыгане не унесут! – торжествующе заключаю я.
- Хазэика! Хазеика! – доносится резкий голос с улицы.
Бабушка выглядывает в окно.
- Милости просим! – машинально отвечает она – тут любому так говорят прежде, чем разберутся, кто и зачем.
- Дай старий адежка, хлеба, хазэика!
Я высосываю нос: возле ворот стоит женщина, возле нее отирается мальчик.
- Цыгане, - вполголоса говорит бабушка. – Видела?
Я прячусь за бабушку, пока она передает женщине через ворота сверток.
- Дай тибе Бох здароввэ, и твоэму внучку тоже. Вши были, да?
Бабушка смотрит на меня, глаза ее хитро поблескивают.
- Ага, и вши и блохи.
- А зато тебя никто не сглазит! – подхватывает она меня на руки, и я счастливо улыбаюсь: как я удачно постригла волосы!

Сохранено