Страсти по ГДР, предательство Горбачёва – Ельцина и борьба разведок
znat_kak — 20.04.2024
В конце апреля 2022 года
перестала биться сердце генерал-лейтенанта Аналитического
Управления ПГ КГБ СССР, большого патриота своего Отечества и
соведущего, когда-то очень популярной программы канала ТВЦ «Русский
дом», а в ноябре 2024 года исполниться 35 лет, с тех пор, как под
пьяное улюлюканье толпы, подогретой шнапсом, завезенным из ФРГ,
рухнула Берлинская Стена, после падения которой, в результате
трагического для партийного руководства и руководства спецслужб
объединения двух Германий, пришел окончательный конец последней
страны, входящей в Социалистическое Содружество
Николай Леонов
Николай Леонов
И. Латунский. Николай Сергеевич, пожалуйста, поясните, в чем же
заключался этот хаос, и что же происходило в те дни в
Представительстве КГБ СССР в ГДР, так ли оно накануне краха
дружеской нам страны хорошо работало, как раньше?
Н. Леонов. Первое, что я хотел сделать, это встретиться с нашим представителем, который работал там несколько лет, речь идет о генерале КГБ Геннадии Федоровиче Титове, я спрашиваю, где же его, можно сейчас увидеть, чтобы поговорить с ним?
А мне отвечают, что он только что получил из Москвы приказ возвращаться, и на смену ему приехал новый представитель генерал КГБ СССР, Новиков Георгий Петрович. Я Новикова знал по работе в Центре, он был заместителем Секретаря Парткома Разведки, и он давно уже не ездил не на какие оперативные мероприятия. Опыт у Новикова был, в основном, партийный и внутри нашей страны, но, как человек, он был весьма милый. Но прилетел-то он в Берлин всего на неделю раньше меня.
Переговорив с ним по ситуации в ГДР, я понял, что он здесь ориентируется плохо. На мой вопрос, где же Титов, который должен нести главную ответственность за эту страну, он же здесь работал шесть лет, знает всех руководителей Министерства Государственной Безопасности от Мильке до начальников территориальных Управлений МГБ ГДР, мне отвечают, что он сейчас уже находится на военном аэродроме в Темпельхое, сидит на куче чемоданов, и ждет военного самолета, чтобы вместе со всем своим личным багажом вернуться в Москву. Удивление мое от этого ответа было запредельное, в такой момент менять Представителя КГБ СССР в Берлине, это может быть только признаком растерянности, и мне от нее в голову лезет поговорка, « Что коней на переправе не меняют, надо же выбраться на берег!»
Но, тем не менее, приказы начальства в нашем ведомстве не обсуждают, моя попытка связаться с Титовым, хотя бы по телефону, не дала никакого результата. Но поскольку в ГДР была паника, и в наших государственных структурах таково, что каждый военный самолёт, вылетающий из Темпельхофа, осаждался и военными нашей армии, оттуда бежали все, кто мог это сделать.
Эта ситуация была похожа на Дюргенг, наступление немецких войск во Франции.
Мы с генералом Новиковым обсуждали вопросы, а что же нам надо делать, и как информировать ЦК и Председателя КГБ Крючкова. Надо же было составить хоть какой-то план. Но, дело-то в том, что я в Германии никого не знаю, у меня масса друзей, к которым я бы мог обратиться, была на Американском континенте. И с кубинским руководством я бы мог, если надо, проконсультироваться, но здесь-то в ГДР, я чужой человек. Тем не менее, мы с Новиковым составили список из десяти людей, с которыми нужно было бы нам встретиться. Первым в списке значился, конечно, Миша Вольф, он продолжал оставаться другом нашей страны, даже в отставке, и я знал, что он по-прежнему очень информированный человек. Была запланирована встреча с премьер-министром Модером, который недавно прибыл в Берлин из Дрездена, но уже играл центральную роль в ГДР.
И я не буду называть все десять фамилий, чтобы сейчас не создать каких-то неприятностей для них, поймите меня правильно, я же их всех знал, как людей преданных Союзу Советских Социалистических Республик. После составления списка началась наша с Новиковым работа. Я каждый день с утра в соответствие с нашей договоренностью ехал на встречи, часами вел беседы с представителями разных структур. Миша Вольф обстоятельно рассказал мне о своем видении ситуации в ГДР.
И. Латунский. Простите, а какой она была у столь информированного человека, пусть и бывшего шефа разведки МГБ ГДР?
Н. Леонов. Наши точки зрения на то, что происходило в ГДР, во многом совпадали, мы же оба были разведчиками, и прожили в ней всю жизнь. Он мне сказал, что судьба ГДР, как страны, предрешена. Поскольку к власти пришли люди горбачевского типа, правительство ГДР новое, оно еще не может сориентироваться в этой ситуации, и будущие отношения с СССР в тумане. Одно дело, это прежнее отношение ГДР с нашей страной, когда СССР был великой страной, оккупирующий ГДР, и поддерживающей ее материально. А, что будет дальше при Горбачеве, никто предсказать не мог. У Вольфа был сакрально пессимистический взгляд на будущее по тем вопросам, что мы с Новиковым перед ним ставили. И я вынужден был признать, что у нас с Вольфом одинаковые взгляды. Теперь пошли, как говорится у Беранже, одни детали: «Гроб, крышка, молотки, венки нам принесут едва ли, за то посыплются плевки!»
И мы понимали, что ситуация не исправимая. А что касается будущего наших войск на территории ГДР, то руководство Центральной группы войск было достаточно деморализовано, оно ведь тоже было плохо информировано о тех планах горбачевской клике, которая вообще провозгласила отказ от Восточной Европы.
Ведь вся катастрофа во всех странах социалистического содружества была вызвана заявлением Горбачева осенью 1988 года о том, что он отменяет Доктрину Брежнева.
Когда Горбачев поехал в Нью-Йорк на сессию ООН, где в духе своей авантюрной политики решил бросить какую-то крупную инициативу и заявил, что мы не будем способствовать поддержанию социалистических сил в Восточной Европе. И с этого его заявления началась катастрофа социалистических сил. Доктрина Брежнева была отменена значительно раньше, потому что разумные люди понимали, что СССР не в состоянии выполнить ее. Я могу это подтвердить двумя фактами. Первый, еще в 1980 году, в лице Андропова, когда Юрий Владимирович был секретарем ЦК, в Москву, пригласили Рауля Кастро, чтобы сделать ему заявление, что СССР не будет воевать за Кубу. Рауль Кастро был этим ошарашен, и заявил, что кубинский народ от руководства нашей страны такого решения не ожидал и рассказал корреспондентам газет. Значит, руководство нашей страны уже тогда в 1980 году частично отменило Доктрину Брежнева, причем в официальном разговоре с Раулем Кастро. Еще в 1981 году, когда на территории Польши начинает создаваться «Солидарность», и когда по телефону идут переговоры между Ярузельским и Кремлем, то Ярузельский докладывает, что ситуация в Польше аховая, и он хочет ввести в Польше военное положение, но при этом спрашивает, поддержит ли его руководство СССР военными силами, если он встретится с трудностями? И разговаривавший с ним Секретарь ЦК по идеологии, М. Суслов ответил Войцеху Ярузельскому, что в этом случае мы Вам военную помощь оказать не сможем. И в случае с Польшей Доктрина Брежнева, как мы видим, была отменена, причем десятью годами раньше, чем, когда Горбачев с трибуны в ООН заявил, что отменяет Доктрину Брежнева.
Реальный политик скажет, что мы воевать за Кубу и за Польшу не будем, мы и так по уши ясно в чем, сидели в Афганистане. И поэтому, мы уже больше никуда не могли вторгаться. Ну, вот такая была тогда ситуация.
И. Латунский. Когда Вы были в ГДР, какое влияние на объединение Германий оказывали США, и оказывала ли они свое давление на новое правительство этой страны, чтобы оно быстрее поставило вопрос о выводе всех наших войск с ее территории?
Н. Леонов. Влияние Соединенных Штатов Америки, может, где-то и присутствовало, но на заднем фоне. Ведь, все понимали, что Германия в 1945 году была оккупирована не только советскими войсками, но и американские стояли тут же, в Западном Берлине. И я во время своего пребывания в столице ГДР, конечно, решил посмотреть, а что же творится в Западном Берлине. А поскольку паспорт у меня был дипломатический, который давал мне право безвизового въезда в Западный Берлин, то я и воспользовался этим обстоятельством, чтобы посетить эту часть Берлина. И мы на машине покрутились возле городков, которые занимали американцы, так же поездили по улицам Западного Берлина, где-то посидели на его улице в кафе, выпив по чашечке кофе. И я не видел никаких внешних признаков какой-то концентрации или привода в боевую готовность Вооруженных Сил США, или какой-то пропагандисткой ее напористости, или демонстрированного хождения по улицам этого города солдат армии США, или митингов, которые уже тогда носили общий характер жителей ГДР.
Поэтому, у меня сложилось тогда мнение, что на первом месте стояло стремление немцев к восстановлению единения, никто из них не думал, к чему это их приведет в дальнейшем. В воздухе скорее витало ощущение того, что сейчас происходят какие-то изменения, и что теперь мы перестаем конфликтовать между Востоком и Западом, сейчас Германия объединится, и сбудется это вечная мечта о Европейском и может даже об общем мире. Когда я вернулся из Западного Берлина, у меня, честно Вам сказать, не было ощущения, что надвигается какая-то страшная угроза какого-то конфликта, который нас без конца мучит. Как сейчас по сирийским делам, то там крейсер пошел, то там произошли газовые атаки, то дроновые, тут же решается мировой вопрос, я имею в виду в Германии, и никакой истерики нет. Единственное, что мне бросилось в глаза, это были попытки военных нашей армии сбыть военное имущество и получить за него марки.
То есть, мародерство, которое потом у нас и в России было. Я же сам видел надписи на домах граждан ГДР, кто-то из них на своем доме вывесил: «Просим Вас, не предлагать бензин для автомобилей, шины и другое военное советское имущество!» Из чего ясно было, что комевояжеры из советской армии уже были тогда, их целью было распродать немцам, что угодно! И вот в такой ситуации, после того как я провел с десяток бесед и посетил Западный Берлин, я встретился с нашим Послом в ГДР Семичастным.
Мы встретились с ним в Посольстве СССР в его кабинете, поскольку я прибыл в ГДР с официальной миссией, то, представившись ему, сказал, что хотел бы услышать его личное мнение по ситуации в ГДР. Но с ним получилась совершенно невнятная беседа, в течение которой я от него услышал абсолютно скомканные и не ясные ответы на мои вопросы, поставившие меня в тупик. Я подумал, а посол-то вообще ориентируется в ситуации или нет? Я приехал к нему, после беседы со своими немецкими источниками, с готовым ответом. И у меня после встречи с ним было представление, что дело-то обстоит не плохо, а очень плохо, я рассказал ему, с кем я до него беседовал, что я был в Западном Берлине, и что у меня складывается впечатление, что скоро Вам придется здесь закрывать посольство, надо бы Вам и об этом подумать. На что, он после таких моих слов рассыпался в убеждениях обратного толка, что в ГДР все идет нормально, что посольство в курсе дел, что оно все контролирует, и так далее.
Я поблагодарил его за изложение оценки вещей, и потом вместе с генералом Новиковым мы отправились в представительство КГБ СССР, в котором мы и должны были написать итоговою телеграмму о нашей оценке ситуации в ГДР. Во время работы над текстом этой телеграммы мы пригласили помочь нам в ее составлении начальника Пятого Информационного Отдела Представительства КГБ полковника Ивана Николаевича Кузьмина, который много проработал в ГДР, а во время моего визита у него была уже третья командировка, а каждая из них составляла по пять лет, и он-то знал всех в Германии от и до. Я при нашей встрече сказал ему, что он будет нашим по существу дела, автором фактической части, а итоговую болванку я буду писать сам».
Текст, составленной нами, телеграммы наверно в каком-то архиве Разведки лежит, смысл ее был краткий и категоричный: «ГДР, как самостоятельная Социалистическая страна государства в Европе уже прекратила свое существование де факто, но есть ещё формальные власти». Берлинская Стена 9 ноября была уже раскрыта, и народ хлынул в ту и в другую сторону, и Берлин уже был воссоединен, причем, любопытно, что западные немцы, как бургомистр Западного Берлина, давали по сто марок гражданам ГДР, чтобы они, придя на Запад, могли себе купить какие-то сувениры, и это вообще представляло собой столпотворение, как на нашей Ходынке, в день коронации Никола Второго, столько же народу кинулось за этими марками, сколько было забито на этой Ходынке. Далее мы писали в телеграмме, что советскому руководству стоит уже думать не о сохранении ГДР, как государства, оно уже в прошлом, его больше не существует, а уже нужно думать, как же надо обеспечить государственные интересы СССР в германском вопросе? То есть речь уже шла об укреплении отношений в будущем. Надо вести переговоры о статусе наших войск, о порядке их вывода, если будет принято такое решение, о возможных условиях компенсации, если она будет, о сохранении наших объектов, если их можно сохранить.
Ведь, там было много наших предприятий и объектов, в том числе, предприятие «Висмут», которое занималось добычей урановой руды на территории ГДР, один из основных наших источников. Телеграмма, составленная нами, была лаконичной и разместилась на двух страницах. Из нее было ясно, что закрывается германский вопрос в том виде, в каком он был, теперь это новая стадия межгосударственных отношений. Я попросил подписать текст телеграммы нового представителя КГБ СССР в Германии, генерала Новикова, Иван Николаевич Кузьмин, тоже завизировал документ, и наша миссия после этого была фактически закончена. Мы высказали свое мнение, я не думаю, что оно было ошибочно, конечно мы все описали, с кем мы провели встречи, наша телеграмма носила жестко-предупредительный характер, сигнал, чтобы никаких иллюзий, на этот счет больше не строили. Я по приезде в Москву был поражен, что буквально через день, после отправки мной этой телеграммы, Посол СССР Семичастный сказал мне, что завтра в ГДР приезжает Секретарь ЦК по идеологии СССР А. Яковлев.
И я не сомневаюсь, что приезд в Берлин Яковлева был ответом на нашу с Новиковым телеграмму, в Кремле решили, что мы, как всегда, нагнетаем напряженность, и даем неправильную картину происходящего.
И. Латунский. А отправить Яковлева, с целью проверить правоту ваших слов, мог только М. С. Горбачев?
Н. Леонов. Да. Я следил по прессе, по контактам с друзьями и с посольством СССР в ГДР, и видел, что Яковлев ходит практически по моим следам, по местам, где я был неделю назад. Он встретился и с Модрем, и с Гизи, и с Кренцем, встретился с Семичастным, только не встретился с М. Вольфом. Я хотел бы, чтобы, когда-нибудь две телеграммы: от Яковлева Александра Николаевича, и от представителей КГБ СССР Новикова и Леонова Николая Сергеевича, были бы вместе опубликованы в нашей печати, потому что в них представлены две разные картинки виденья положения в ГДР. Наша, которая, к сожалению, оправдалась на практике, и яковлевская, в которой говорилось, что все нормально, идет процесс демократизации и перестройки. И, если в ГДР сменилось политическое руководство, то это ничего не значит. Это было им особо подчеркнуто.
Мы говорили, что из-за этих событий не существует и самого государства, есть посты, но те, кто их в ГДР занимает, ничего уже не контролируют.
И вот его оценка, что все в ГДР тогда было нормально, в свете наших дней себя показала. В начале нашего с вами разговора, если помните, я сказал, что Послы СССР присылали в Москву другую информацию, нежели чем мы, работники Разведки.
И. Латунский. Все же послы были набраны в ЦК, пройдя путь МИД СССР, им с приходом Горбачева руководил Э. Шеварднадзе, близкий человек М. Горбачеву и А. Яковлеву. По Вашему мнению, находился ли Шеварднадзе под влиянием США, и мог ли он подобрать на место послов проамерикански настроенных людей?
И могли он разделять убеждения, изложенные в телеграмме в Яковлева, называя слом системы социализма в разных странах нормальной демократизацией?
Н. Леонов. Э. Шеварднадзе, на мой взгляд, еще хуже, чем Яковлев. Шеворнадзе – это чистейшая агентура США, и тут даже вопросов нет. Его нельзя рассматривать, как представителя партийного руководства, это человек, который давно был связан с американцами, еще при начале своей карьеры, как Министра иностранных дел СССР.
И. Латунский. А, как сложилась Ваша дальнейшая работа по немецкому вопросу после того, как Вы отправили телеграмму, содержание которой совсем не соответствовала той, что направил Яковлев?
Н. Леонов. Я больше ничего сделать не мог. На улицах Берлина уже бушевала восторженная объединением Германий немецкая толпа, радуясь, что сбылась их вековая мечта, что они снова едины. Кстати, надо отметить, что антисоветских лозунгов у нее тоже не было, потому что все это вроде происходило с согласия и с ведома президента СССР Горбачева, известна стала фраза, что Горбачев - лучший немец, но у меня при этом было такое состояние, что я сказал себе: «Господи, как будто я живу в мире разбитых иллюзий, осколков зеркала, которые отражают документально эту действительность!»
И я, чтобы мне обрести хоть немножечко душевного покоя, решил поехать в Дрезденскую галерею, чтобы попрощаться с немецкой культурой, куда больше я никогда не вернусь, и немножечко успокоиться после всех волнений этих дней.
Мы с генералом Новиковым на машине поехали из Берлина в Дрезден. Когда мы приехали к зданию галереи, то увидели, что она была пуста, и никого не интересовала, туристов тогда в Германии не было, сами же немцы были поглощены своей национальной эйфорией, и часа два, если не больше, я бродил по музею, и большую из этой части времени, конечно, простоял перед «Сикстинской Мадонной». Стоял, смотря на это полотно, размышлял о вечности культуры и ценностях, созданных в эпоху итальянского возрождения, на фоне рушившихся идеологических, партийных замков, идеологиям которых хотелось бы верить, но которые никогда не будут вечны.
И. Латунский. Николай Сергеевич, Вы сказали, что работу МГБ ГДР можно поставить в пример спецслужбам других стран, так, почему столь боеспособная организация смогла допустить погром своего здания, и почему же она не подавила толпу, что сломала «Берлинскую Стену» и пришла громить их здание, и рылась в ее архивах?
Может, сотрудники ШТАЗИ, как умные люди, понимали, что ждет их державу, за которую они сражались, но были подавлены, в связи с чем не могли найти сил для отпора погромщикам своего ведомства?
Н. Леонов. Дело не только в ГДР, не только в нашей стране, но и во всех странах, мои коллеги – сотрудники служб безопасности, а уж тем более разведчики, нигде не оказали никакого вооруженного сопротивления бушующим толпам, которые действительно действовали по призыву радио, ТВ, а также вождей «демократической» России.
Тут есть несколько причин: причина первая – всё-таки, мы четко понимаем настроение общества, которое отвергает нынешнее политическое руководство, а также существующую экономическую, политическую модель государственного строя. Плевать на это нельзя, мне приходилось давать в СССР моим товарищам по работе в КГБ Литвы во время штурма телебашни 13 января 1991 года советы. Я своим товарищам тогда говорил, что со своим народом воевать нельзя, это уже будет преступление, а мы должны быть верны Родине, а не тому политическому кругу, который в данном случае осуществляет руководство нашей родины!
Ведь во всем мире, в результате выборов, или других событий, правительство меняется, мы, что так и будем каждому правителю бить поклоны. Нет, мы должны быть верны Родине, государству и своему народу, и выполнять те функции, которые соответствуют интересам государства, а также нашего народа! А не той партийной верхушке, которая доводит иногда государство до его кризиса.
Поэтому, никто из нас не то, что не ставил вопроса, а даже мысли не допускал о том, что надо применить оружие против своего народа.
Чтобы не быть мне голословным, в Москве, во время августовских событий 1991 года, так называемого путча, толпа, выступившая против ГКЧП, ходила по одному и тому же маршруту. По «Калужской площади» и «Бульварному кольцу», и в это время в Москве было 60 тысяч офицеров КГБ СССР, причем все они были с оружием, а 60 тысяч – это целая, если не армия, то дивизия. И чтобы было, если бы им был отдан приказ, но мысли не у кого, тем более у Председателя КГБ СССР Крючкова, не возникало. Ведь мы понимали, что в стране происходит социально – политический кризис, и против людей, которые протестуют, а их протесты были в виде забастовок, нельзя идти с оружием ни в коем случае.
В своём информационно-аналитическом управлении КГБ я приказом от 21 августа дал команду всем офицерам сдать личное оружие и боеприпасы в каптерку. И свое личное оружие я тоже сдал туда же, чтобы показать, что я собираюсь участвовать в политической борьбе только мирным путем, потому что, не ровён час, у кого-то бы сдали нервы, и он совершил бы акт, который потом совершили Ахромеев, и министр МВД СССР Б. Пуго.
Или того хуже, применить оружие против кого-то из митингующих, что могло бы вызвать цепную реакцию, оружие не есть аргумент в решении гражданских споров. Для этого существует пресса, политические партии, для этого существует парламент, дискуссии надо вести там.
И. Латунский. Выходит, что Ваши коллеги из МГБ ГДР, это тоже понимали, хотя Э. Мильке считался у западных источников пропаганды твердокаменным сталинистом?
Н. Леонов. И если Вы помните, нигде никакого оружия в ГДР применено не было, кроме тех мест, где были преступные акты.
И. Латунский. А. кто же заводил толпу в Берлине, сразу после разрушения стены, ведь, толпу подпаивали шнапсом, завезенным из ФРГ перед тем, как идти громить МГБ ГДР и копаться в его архивах?
Н. Леонов. Дело в том, что толпу, особенно заведённую, можно настроить как угодно. Могу привести единственный пример, как можно действовать в такой обстановке.
Время 1991 года, так называемого путча ГКЧП, я как, Вы знаете, уже Член Коллегии КГБ СССР, а исполняющим обязанности председателя КГБ СССР с 22 августа, после ареста В. Крючкова, назначен Горбачевым Л. Шебаршин.
И мы находимся у Леонида Владимировича в кабинете, а Лубянская площадь, где находится наше здание, кишит народом, там было минимум тысяч 30 или 40 человек, я вижу из окна своего кабинета, как подозрительные люди в этой толпе наливают из канистр в пластиковые стаканчики не то спирт, не то водку. И делают это они под стенами Комитета Государственной Безопасности, тем самым, готовя, что-то не доброе, я понимаю, что пьяные люди, это опаснейший элемент врага, и, в связи с этим, возникает угроза захвата здания КГБ. Выйти из здания его сотрудникам никак нельзя, все здание уже блокировано. В этот момент, находившийся в кабинете Л. Шебаршина, командир Пограничных Войск, Член Коллегии КГБ СССР, генерал-полковник Калиниченко встал и, обращаясь к Леониду Владимировичу, заявил, чтобы Шебаршин связался по телефону с Ельциным, и сказал ему, что офицеры пограничники никому не позволят перерезать себе горло, как баранам, если будет попытка захватить наши служебные кабинеты, или находящуюся в них документацию, офицеры окажут сопротивление, у них есть автоматы, и они знают, как защититься!
Шебаршин связался по телефону с Ельциным, фактически руководителем государства был уже Ельцин. Рассказал об обстановке на Лубянской площади и о настроении офицеров КГБ применить силу, если будет попытка захвата служебных помещений, или документации КГБ. Через 15-20 минут Ельцин появился на Лубянке и, обращаясь к этой толпе, попросил прекратить ее буйствовать и обещал, что будут приняты меры, будет расследовано участие КГБ в августовском путче, и просил ее участников разойтись!
И все, кто митинговал, успокоились и ушли с Лубянки, а сотрудники КГБ, в том числе и разведки, смогли беспрепятственно покинуть свое служебное здание и разойтись по домам. Только вмешательство людей на таком уровне, и в той форме, о которой я рассказал, свидетелем чего я был, помогла избежать кровавой развязки тех событий августа 1991 года. А каковыми могли быть их последствия, если бы не последовало разумных действий со стороны Шебаршина, в виде его беседы с Ельциным, мне, лично, трудно Вам сказать.
Н. Леонов. Первое, что я хотел сделать, это встретиться с нашим представителем, который работал там несколько лет, речь идет о генерале КГБ Геннадии Федоровиче Титове, я спрашиваю, где же его, можно сейчас увидеть, чтобы поговорить с ним?
А мне отвечают, что он только что получил из Москвы приказ возвращаться, и на смену ему приехал новый представитель генерал КГБ СССР, Новиков Георгий Петрович. Я Новикова знал по работе в Центре, он был заместителем Секретаря Парткома Разведки, и он давно уже не ездил не на какие оперативные мероприятия. Опыт у Новикова был, в основном, партийный и внутри нашей страны, но, как человек, он был весьма милый. Но прилетел-то он в Берлин всего на неделю раньше меня.
Переговорив с ним по ситуации в ГДР, я понял, что он здесь ориентируется плохо. На мой вопрос, где же Титов, который должен нести главную ответственность за эту страну, он же здесь работал шесть лет, знает всех руководителей Министерства Государственной Безопасности от Мильке до начальников территориальных Управлений МГБ ГДР, мне отвечают, что он сейчас уже находится на военном аэродроме в Темпельхое, сидит на куче чемоданов, и ждет военного самолета, чтобы вместе со всем своим личным багажом вернуться в Москву. Удивление мое от этого ответа было запредельное, в такой момент менять Представителя КГБ СССР в Берлине, это может быть только признаком растерянности, и мне от нее в голову лезет поговорка, « Что коней на переправе не меняют, надо же выбраться на берег!»
Но, тем не менее, приказы начальства в нашем ведомстве не обсуждают, моя попытка связаться с Титовым, хотя бы по телефону, не дала никакого результата. Но поскольку в ГДР была паника, и в наших государственных структурах таково, что каждый военный самолёт, вылетающий из Темпельхофа, осаждался и военными нашей армии, оттуда бежали все, кто мог это сделать.
Эта ситуация была похожа на Дюргенг, наступление немецких войск во Франции.
Мы с генералом Новиковым обсуждали вопросы, а что же нам надо делать, и как информировать ЦК и Председателя КГБ Крючкова. Надо же было составить хоть какой-то план. Но, дело-то в том, что я в Германии никого не знаю, у меня масса друзей, к которым я бы мог обратиться, была на Американском континенте. И с кубинским руководством я бы мог, если надо, проконсультироваться, но здесь-то в ГДР, я чужой человек. Тем не менее, мы с Новиковым составили список из десяти людей, с которыми нужно было бы нам встретиться. Первым в списке значился, конечно, Миша Вольф, он продолжал оставаться другом нашей страны, даже в отставке, и я знал, что он по-прежнему очень информированный человек. Была запланирована встреча с премьер-министром Модером, который недавно прибыл в Берлин из Дрездена, но уже играл центральную роль в ГДР.
И я не буду называть все десять фамилий, чтобы сейчас не создать каких-то неприятностей для них, поймите меня правильно, я же их всех знал, как людей преданных Союзу Советских Социалистических Республик. После составления списка началась наша с Новиковым работа. Я каждый день с утра в соответствие с нашей договоренностью ехал на встречи, часами вел беседы с представителями разных структур. Миша Вольф обстоятельно рассказал мне о своем видении ситуации в ГДР.
И. Латунский. Простите, а какой она была у столь информированного человека, пусть и бывшего шефа разведки МГБ ГДР?
Н. Леонов. Наши точки зрения на то, что происходило в ГДР, во многом совпадали, мы же оба были разведчиками, и прожили в ней всю жизнь. Он мне сказал, что судьба ГДР, как страны, предрешена. Поскольку к власти пришли люди горбачевского типа, правительство ГДР новое, оно еще не может сориентироваться в этой ситуации, и будущие отношения с СССР в тумане. Одно дело, это прежнее отношение ГДР с нашей страной, когда СССР был великой страной, оккупирующий ГДР, и поддерживающей ее материально. А, что будет дальше при Горбачеве, никто предсказать не мог. У Вольфа был сакрально пессимистический взгляд на будущее по тем вопросам, что мы с Новиковым перед ним ставили. И я вынужден был признать, что у нас с Вольфом одинаковые взгляды. Теперь пошли, как говорится у Беранже, одни детали: «Гроб, крышка, молотки, венки нам принесут едва ли, за то посыплются плевки!»
И мы понимали, что ситуация не исправимая. А что касается будущего наших войск на территории ГДР, то руководство Центральной группы войск было достаточно деморализовано, оно ведь тоже было плохо информировано о тех планах горбачевской клике, которая вообще провозгласила отказ от Восточной Европы.
Ведь вся катастрофа во всех странах социалистического содружества была вызвана заявлением Горбачева осенью 1988 года о том, что он отменяет Доктрину Брежнева.
Когда Горбачев поехал в Нью-Йорк на сессию ООН, где в духе своей авантюрной политики решил бросить какую-то крупную инициативу и заявил, что мы не будем способствовать поддержанию социалистических сил в Восточной Европе. И с этого его заявления началась катастрофа социалистических сил. Доктрина Брежнева была отменена значительно раньше, потому что разумные люди понимали, что СССР не в состоянии выполнить ее. Я могу это подтвердить двумя фактами. Первый, еще в 1980 году, в лице Андропова, когда Юрий Владимирович был секретарем ЦК, в Москву, пригласили Рауля Кастро, чтобы сделать ему заявление, что СССР не будет воевать за Кубу. Рауль Кастро был этим ошарашен, и заявил, что кубинский народ от руководства нашей страны такого решения не ожидал и рассказал корреспондентам газет. Значит, руководство нашей страны уже тогда в 1980 году частично отменило Доктрину Брежнева, причем в официальном разговоре с Раулем Кастро. Еще в 1981 году, когда на территории Польши начинает создаваться «Солидарность», и когда по телефону идут переговоры между Ярузельским и Кремлем, то Ярузельский докладывает, что ситуация в Польше аховая, и он хочет ввести в Польше военное положение, но при этом спрашивает, поддержит ли его руководство СССР военными силами, если он встретится с трудностями? И разговаривавший с ним Секретарь ЦК по идеологии, М. Суслов ответил Войцеху Ярузельскому, что в этом случае мы Вам военную помощь оказать не сможем. И в случае с Польшей Доктрина Брежнева, как мы видим, была отменена, причем десятью годами раньше, чем, когда Горбачев с трибуны в ООН заявил, что отменяет Доктрину Брежнева.
Реальный политик скажет, что мы воевать за Кубу и за Польшу не будем, мы и так по уши ясно в чем, сидели в Афганистане. И поэтому, мы уже больше никуда не могли вторгаться. Ну, вот такая была тогда ситуация.
И. Латунский. Когда Вы были в ГДР, какое влияние на объединение Германий оказывали США, и оказывала ли они свое давление на новое правительство этой страны, чтобы оно быстрее поставило вопрос о выводе всех наших войск с ее территории?
Н. Леонов. Влияние Соединенных Штатов Америки, может, где-то и присутствовало, но на заднем фоне. Ведь, все понимали, что Германия в 1945 году была оккупирована не только советскими войсками, но и американские стояли тут же, в Западном Берлине. И я во время своего пребывания в столице ГДР, конечно, решил посмотреть, а что же творится в Западном Берлине. А поскольку паспорт у меня был дипломатический, который давал мне право безвизового въезда в Западный Берлин, то я и воспользовался этим обстоятельством, чтобы посетить эту часть Берлина. И мы на машине покрутились возле городков, которые занимали американцы, так же поездили по улицам Западного Берлина, где-то посидели на его улице в кафе, выпив по чашечке кофе. И я не видел никаких внешних признаков какой-то концентрации или привода в боевую готовность Вооруженных Сил США, или какой-то пропагандисткой ее напористости, или демонстрированного хождения по улицам этого города солдат армии США, или митингов, которые уже тогда носили общий характер жителей ГДР.
Поэтому, у меня сложилось тогда мнение, что на первом месте стояло стремление немцев к восстановлению единения, никто из них не думал, к чему это их приведет в дальнейшем. В воздухе скорее витало ощущение того, что сейчас происходят какие-то изменения, и что теперь мы перестаем конфликтовать между Востоком и Западом, сейчас Германия объединится, и сбудется это вечная мечта о Европейском и может даже об общем мире. Когда я вернулся из Западного Берлина, у меня, честно Вам сказать, не было ощущения, что надвигается какая-то страшная угроза какого-то конфликта, который нас без конца мучит. Как сейчас по сирийским делам, то там крейсер пошел, то там произошли газовые атаки, то дроновые, тут же решается мировой вопрос, я имею в виду в Германии, и никакой истерики нет. Единственное, что мне бросилось в глаза, это были попытки военных нашей армии сбыть военное имущество и получить за него марки.
То есть, мародерство, которое потом у нас и в России было. Я же сам видел надписи на домах граждан ГДР, кто-то из них на своем доме вывесил: «Просим Вас, не предлагать бензин для автомобилей, шины и другое военное советское имущество!» Из чего ясно было, что комевояжеры из советской армии уже были тогда, их целью было распродать немцам, что угодно! И вот в такой ситуации, после того как я провел с десяток бесед и посетил Западный Берлин, я встретился с нашим Послом в ГДР Семичастным.
Мы встретились с ним в Посольстве СССР в его кабинете, поскольку я прибыл в ГДР с официальной миссией, то, представившись ему, сказал, что хотел бы услышать его личное мнение по ситуации в ГДР. Но с ним получилась совершенно невнятная беседа, в течение которой я от него услышал абсолютно скомканные и не ясные ответы на мои вопросы, поставившие меня в тупик. Я подумал, а посол-то вообще ориентируется в ситуации или нет? Я приехал к нему, после беседы со своими немецкими источниками, с готовым ответом. И у меня после встречи с ним было представление, что дело-то обстоит не плохо, а очень плохо, я рассказал ему, с кем я до него беседовал, что я был в Западном Берлине, и что у меня складывается впечатление, что скоро Вам придется здесь закрывать посольство, надо бы Вам и об этом подумать. На что, он после таких моих слов рассыпался в убеждениях обратного толка, что в ГДР все идет нормально, что посольство в курсе дел, что оно все контролирует, и так далее.
Я поблагодарил его за изложение оценки вещей, и потом вместе с генералом Новиковым мы отправились в представительство КГБ СССР, в котором мы и должны были написать итоговою телеграмму о нашей оценке ситуации в ГДР. Во время работы над текстом этой телеграммы мы пригласили помочь нам в ее составлении начальника Пятого Информационного Отдела Представительства КГБ полковника Ивана Николаевича Кузьмина, который много проработал в ГДР, а во время моего визита у него была уже третья командировка, а каждая из них составляла по пять лет, и он-то знал всех в Германии от и до. Я при нашей встрече сказал ему, что он будет нашим по существу дела, автором фактической части, а итоговую болванку я буду писать сам».
Текст, составленной нами, телеграммы наверно в каком-то архиве Разведки лежит, смысл ее был краткий и категоричный: «ГДР, как самостоятельная Социалистическая страна государства в Европе уже прекратила свое существование де факто, но есть ещё формальные власти». Берлинская Стена 9 ноября была уже раскрыта, и народ хлынул в ту и в другую сторону, и Берлин уже был воссоединен, причем, любопытно, что западные немцы, как бургомистр Западного Берлина, давали по сто марок гражданам ГДР, чтобы они, придя на Запад, могли себе купить какие-то сувениры, и это вообще представляло собой столпотворение, как на нашей Ходынке, в день коронации Никола Второго, столько же народу кинулось за этими марками, сколько было забито на этой Ходынке. Далее мы писали в телеграмме, что советскому руководству стоит уже думать не о сохранении ГДР, как государства, оно уже в прошлом, его больше не существует, а уже нужно думать, как же надо обеспечить государственные интересы СССР в германском вопросе? То есть речь уже шла об укреплении отношений в будущем. Надо вести переговоры о статусе наших войск, о порядке их вывода, если будет принято такое решение, о возможных условиях компенсации, если она будет, о сохранении наших объектов, если их можно сохранить.
Ведь, там было много наших предприятий и объектов, в том числе, предприятие «Висмут», которое занималось добычей урановой руды на территории ГДР, один из основных наших источников. Телеграмма, составленная нами, была лаконичной и разместилась на двух страницах. Из нее было ясно, что закрывается германский вопрос в том виде, в каком он был, теперь это новая стадия межгосударственных отношений. Я попросил подписать текст телеграммы нового представителя КГБ СССР в Германии, генерала Новикова, Иван Николаевич Кузьмин, тоже завизировал документ, и наша миссия после этого была фактически закончена. Мы высказали свое мнение, я не думаю, что оно было ошибочно, конечно мы все описали, с кем мы провели встречи, наша телеграмма носила жестко-предупредительный характер, сигнал, чтобы никаких иллюзий, на этот счет больше не строили. Я по приезде в Москву был поражен, что буквально через день, после отправки мной этой телеграммы, Посол СССР Семичастный сказал мне, что завтра в ГДР приезжает Секретарь ЦК по идеологии СССР А. Яковлев.
И я не сомневаюсь, что приезд в Берлин Яковлева был ответом на нашу с Новиковым телеграмму, в Кремле решили, что мы, как всегда, нагнетаем напряженность, и даем неправильную картину происходящего.
И. Латунский. А отправить Яковлева, с целью проверить правоту ваших слов, мог только М. С. Горбачев?
Н. Леонов. Да. Я следил по прессе, по контактам с друзьями и с посольством СССР в ГДР, и видел, что Яковлев ходит практически по моим следам, по местам, где я был неделю назад. Он встретился и с Модрем, и с Гизи, и с Кренцем, встретился с Семичастным, только не встретился с М. Вольфом. Я хотел бы, чтобы, когда-нибудь две телеграммы: от Яковлева Александра Николаевича, и от представителей КГБ СССР Новикова и Леонова Николая Сергеевича, были бы вместе опубликованы в нашей печати, потому что в них представлены две разные картинки виденья положения в ГДР. Наша, которая, к сожалению, оправдалась на практике, и яковлевская, в которой говорилось, что все нормально, идет процесс демократизации и перестройки. И, если в ГДР сменилось политическое руководство, то это ничего не значит. Это было им особо подчеркнуто.
Мы говорили, что из-за этих событий не существует и самого государства, есть посты, но те, кто их в ГДР занимает, ничего уже не контролируют.
И вот его оценка, что все в ГДР тогда было нормально, в свете наших дней себя показала. В начале нашего с вами разговора, если помните, я сказал, что Послы СССР присылали в Москву другую информацию, нежели чем мы, работники Разведки.
И. Латунский. Все же послы были набраны в ЦК, пройдя путь МИД СССР, им с приходом Горбачева руководил Э. Шеварднадзе, близкий человек М. Горбачеву и А. Яковлеву. По Вашему мнению, находился ли Шеварднадзе под влиянием США, и мог ли он подобрать на место послов проамерикански настроенных людей?
И могли он разделять убеждения, изложенные в телеграмме в Яковлева, называя слом системы социализма в разных странах нормальной демократизацией?
Н. Леонов. Э. Шеварднадзе, на мой взгляд, еще хуже, чем Яковлев. Шеворнадзе – это чистейшая агентура США, и тут даже вопросов нет. Его нельзя рассматривать, как представителя партийного руководства, это человек, который давно был связан с американцами, еще при начале своей карьеры, как Министра иностранных дел СССР.
И. Латунский. А, как сложилась Ваша дальнейшая работа по немецкому вопросу после того, как Вы отправили телеграмму, содержание которой совсем не соответствовала той, что направил Яковлев?
Н. Леонов. Я больше ничего сделать не мог. На улицах Берлина уже бушевала восторженная объединением Германий немецкая толпа, радуясь, что сбылась их вековая мечта, что они снова едины. Кстати, надо отметить, что антисоветских лозунгов у нее тоже не было, потому что все это вроде происходило с согласия и с ведома президента СССР Горбачева, известна стала фраза, что Горбачев - лучший немец, но у меня при этом было такое состояние, что я сказал себе: «Господи, как будто я живу в мире разбитых иллюзий, осколков зеркала, которые отражают документально эту действительность!»
И я, чтобы мне обрести хоть немножечко душевного покоя, решил поехать в Дрезденскую галерею, чтобы попрощаться с немецкой культурой, куда больше я никогда не вернусь, и немножечко успокоиться после всех волнений этих дней.
Мы с генералом Новиковым на машине поехали из Берлина в Дрезден. Когда мы приехали к зданию галереи, то увидели, что она была пуста, и никого не интересовала, туристов тогда в Германии не было, сами же немцы были поглощены своей национальной эйфорией, и часа два, если не больше, я бродил по музею, и большую из этой части времени, конечно, простоял перед «Сикстинской Мадонной». Стоял, смотря на это полотно, размышлял о вечности культуры и ценностях, созданных в эпоху итальянского возрождения, на фоне рушившихся идеологических, партийных замков, идеологиям которых хотелось бы верить, но которые никогда не будут вечны.
И. Латунский. Николай Сергеевич, Вы сказали, что работу МГБ ГДР можно поставить в пример спецслужбам других стран, так, почему столь боеспособная организация смогла допустить погром своего здания, и почему же она не подавила толпу, что сломала «Берлинскую Стену» и пришла громить их здание, и рылась в ее архивах?
Может, сотрудники ШТАЗИ, как умные люди, понимали, что ждет их державу, за которую они сражались, но были подавлены, в связи с чем не могли найти сил для отпора погромщикам своего ведомства?
Н. Леонов. Дело не только в ГДР, не только в нашей стране, но и во всех странах, мои коллеги – сотрудники служб безопасности, а уж тем более разведчики, нигде не оказали никакого вооруженного сопротивления бушующим толпам, которые действительно действовали по призыву радио, ТВ, а также вождей «демократической» России.
Тут есть несколько причин: причина первая – всё-таки, мы четко понимаем настроение общества, которое отвергает нынешнее политическое руководство, а также существующую экономическую, политическую модель государственного строя. Плевать на это нельзя, мне приходилось давать в СССР моим товарищам по работе в КГБ Литвы во время штурма телебашни 13 января 1991 года советы. Я своим товарищам тогда говорил, что со своим народом воевать нельзя, это уже будет преступление, а мы должны быть верны Родине, а не тому политическому кругу, который в данном случае осуществляет руководство нашей родины!
Ведь во всем мире, в результате выборов, или других событий, правительство меняется, мы, что так и будем каждому правителю бить поклоны. Нет, мы должны быть верны Родине, государству и своему народу, и выполнять те функции, которые соответствуют интересам государства, а также нашего народа! А не той партийной верхушке, которая доводит иногда государство до его кризиса.
Поэтому, никто из нас не то, что не ставил вопроса, а даже мысли не допускал о том, что надо применить оружие против своего народа.
Чтобы не быть мне голословным, в Москве, во время августовских событий 1991 года, так называемого путча, толпа, выступившая против ГКЧП, ходила по одному и тому же маршруту. По «Калужской площади» и «Бульварному кольцу», и в это время в Москве было 60 тысяч офицеров КГБ СССР, причем все они были с оружием, а 60 тысяч – это целая, если не армия, то дивизия. И чтобы было, если бы им был отдан приказ, но мысли не у кого, тем более у Председателя КГБ СССР Крючкова, не возникало. Ведь мы понимали, что в стране происходит социально – политический кризис, и против людей, которые протестуют, а их протесты были в виде забастовок, нельзя идти с оружием ни в коем случае.
В своём информационно-аналитическом управлении КГБ я приказом от 21 августа дал команду всем офицерам сдать личное оружие и боеприпасы в каптерку. И свое личное оружие я тоже сдал туда же, чтобы показать, что я собираюсь участвовать в политической борьбе только мирным путем, потому что, не ровён час, у кого-то бы сдали нервы, и он совершил бы акт, который потом совершили Ахромеев, и министр МВД СССР Б. Пуго.
Или того хуже, применить оружие против кого-то из митингующих, что могло бы вызвать цепную реакцию, оружие не есть аргумент в решении гражданских споров. Для этого существует пресса, политические партии, для этого существует парламент, дискуссии надо вести там.
И. Латунский. Выходит, что Ваши коллеги из МГБ ГДР, это тоже понимали, хотя Э. Мильке считался у западных источников пропаганды твердокаменным сталинистом?
Н. Леонов. И если Вы помните, нигде никакого оружия в ГДР применено не было, кроме тех мест, где были преступные акты.
И. Латунский. А. кто же заводил толпу в Берлине, сразу после разрушения стены, ведь, толпу подпаивали шнапсом, завезенным из ФРГ перед тем, как идти громить МГБ ГДР и копаться в его архивах?
Н. Леонов. Дело в том, что толпу, особенно заведённую, можно настроить как угодно. Могу привести единственный пример, как можно действовать в такой обстановке.
Время 1991 года, так называемого путча ГКЧП, я как, Вы знаете, уже Член Коллегии КГБ СССР, а исполняющим обязанности председателя КГБ СССР с 22 августа, после ареста В. Крючкова, назначен Горбачевым Л. Шебаршин.
И мы находимся у Леонида Владимировича в кабинете, а Лубянская площадь, где находится наше здание, кишит народом, там было минимум тысяч 30 или 40 человек, я вижу из окна своего кабинета, как подозрительные люди в этой толпе наливают из канистр в пластиковые стаканчики не то спирт, не то водку. И делают это они под стенами Комитета Государственной Безопасности, тем самым, готовя, что-то не доброе, я понимаю, что пьяные люди, это опаснейший элемент врага, и, в связи с этим, возникает угроза захвата здания КГБ. Выйти из здания его сотрудникам никак нельзя, все здание уже блокировано. В этот момент, находившийся в кабинете Л. Шебаршина, командир Пограничных Войск, Член Коллегии КГБ СССР, генерал-полковник Калиниченко встал и, обращаясь к Леониду Владимировичу, заявил, чтобы Шебаршин связался по телефону с Ельциным, и сказал ему, что офицеры пограничники никому не позволят перерезать себе горло, как баранам, если будет попытка захватить наши служебные кабинеты, или находящуюся в них документацию, офицеры окажут сопротивление, у них есть автоматы, и они знают, как защититься!
Шебаршин связался по телефону с Ельциным, фактически руководителем государства был уже Ельцин. Рассказал об обстановке на Лубянской площади и о настроении офицеров КГБ применить силу, если будет попытка захвата служебных помещений, или документации КГБ. Через 15-20 минут Ельцин появился на Лубянке и, обращаясь к этой толпе, попросил прекратить ее буйствовать и обещал, что будут приняты меры, будет расследовано участие КГБ в августовском путче, и просил ее участников разойтись!
И все, кто митинговал, успокоились и ушли с Лубянки, а сотрудники КГБ, в том числе и разведки, смогли беспрепятственно покинуть свое служебное здание и разойтись по домам. Только вмешательство людей на таком уровне, и в той форме, о которой я рассказал, свидетелем чего я был, помогла избежать кровавой развязки тех событий августа 1991 года. А каковыми могли быть их последствия, если бы не последовало разумных действий со стороны Шебаршина, в виде его беседы с Ельциным, мне, лично, трудно Вам сказать.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
Оставить комментарий
Популярные посты:
Как встретить свою вторую половинку: эффективные советы и рекомендации 
Вечерние диагонали 
Цветочный костёр 
Ограниченная диета и иммунная система: как голодание помогает бороться с раком 
"Солнечный свет на Памире" 
В мире животных 
Получить свое предсказание 
Зеленоглаз 
СЗ «Вымпел» вывел на испытания пятое СПК проекта 23160 Предыдущие записи блогера :
14.04.2024 —
ТАДЖИКИСТАН ВЫСТАВИЛ ПРОТИВ РОССИИ МИНИСТРА
Архив записей в блогах:
Проанализировав данные 19 лет наблюдений за горбатыми китами у восточного побережья Австралии, ученые пришли к выводу, что у этих животных «меняется мода»: раньше они пели, чтобы привлечь самку, теперь же молча бьют ...
Finn ...
Вчера Евгений Миронов и актер Сергей Астахов вступили в официальный гомосексуальный брак. Все произошло на территории Германии. Кто из них в документе значится как партнер №1 , а кто № 2 не известно. Евгений Миронов является доверенным лицом президента Путина. Кроме того последние годы ...
На "Доме книги" на Новом Арбате вывешен баннер с известными россиянами не поддержавшими оккупацию Крыма, с подписью "Пятая колонна. Чужие среди нас". На ...
Впервые в интернете. Отсканировал статью: Священник Георгий Чистяков «Господу помолимся» Размышления о церковной поэзии и молитвах Свете тихий В Новом Завете Говоря о жизни первых христиан («учеников», как называли себя ...
