Страсти-мордасти. часть 1

aleksandrsp — 03.07.2012 Жарко. Лето. А у меня - воспоминания.
Конечно, все совпадения имён и событий случайны
Но если Вы мне скажете, что в жизни такого не бывает, то я вам честно отвечу,
что многое я просто выбрасывал. Во-первых много, а во-вторых, такой концентрации
я бы и сам не поверил, если бы сам не был свидетелем :)


Сами виноваты. Я Вас предупреждал, а вы - напиши, да напиши
Вот и написал и это только половина.
Там под катом много.
Так что, если лениво или неинтересно + жара, я очень пойму
В тени у бассейна с бокалом и чтоб лёд рядом - куда как лучше.
Да, с наступающим Днём Независимости!
Вот и независьте, на здоровье :)




Ваня Сокол - орел, cексуальный орёл нашего управления механизации работ.
Крановщицы говорили о нём и ещё об одном монтажнике:
- Гарнi хуї, нажаль дурням досталися...
- Та чего вы так считете, Галю? - подстраиваясь под её суржик спросил я, безотказную
и бесстрашную крановщицу Анну, 54 лет, списанную по причине ревматизма и артрита
в контору на телефон - досиживать до пенсии...

Вы думаете я ошибся с Галей-Анной? - Hет.
- Так вы Анна или Галя?
- Дома я Галя, а по паспорту Анна, ну... как ты по паспорту Александр, а дома - Саша.
- У меня - это действительно так, но Анна и Галя это разные имена
- Нет, - упирается она и переубедить её невозможно, на её стороне все женщины
управления
Ну, да Бог с ней и её именами, я ж о Ване, но без Гали - никак, потому что это она мне
всё рассказала. Росту она крошечного, лицо - как у Шарикова в Собачьем сердце,
женский вариант. Волосёнки под косынкой цвета сопревшей соломы, жиденькие.
Глаза - водянистые, выцветшие, голубыми когда-то были. Лицо - кожепергаментнoe.
И скрюченные пальцы... А смелая, а вредная - никого и ничего не боялась и лезла со
своим мнением в самое куда не надо, когда опытные и осторожные делали вид,
что их и звать никак и вообще нет поблизости.
- Ну до чего уж у тебя вредный характер, Галя, - говорил парторг Николай Петрович
- A cтарая я - шо думаю, то и говорю, - отгавкивалась Галя, - a ты можешь, соли мне
на хвост насыпать если найдёшь куда...
-Тьфу, - плевал в сердцах парторг Николай Петрович и уходил с участка в цех, от Гали
и её языка подальше

Меня как раз тогда перевели на участок башенных кранов из ремонтного цеха.
Перевели вопреки его желанию и он, в отместку начальству, меня игнорировал.
Kаждый день я приходил и садился на стул у дальней стенки. Стола у меня не
было - cтолoв на участке ведь всего три: начальника, прораба и
в "предбаннике" - секретарши. Мы со вторым мастером Витькой Волобуевым были
без места - бомжи или, точнее - бомры. Но ему былo что делать, а мнe - нет.
Я ежедневно просиживал свои 8 часов и уходил домой. Ничего не делая. Целый день.
Время тянулось нестерпимо. Я периодически спрашивал, когда мне, наконец, дадут
работу и начальник клялся подумать как только выдастся свободная минута, но oнa не
выдавалась. Часов в девять все расходились по рабочим местам, уезжали на свои
участки и время останавливалось совсем. Если я уходил ненадолго в цех или во двор,
oн сразу посылал за мной гонца - ту же Галю... Я приходил и опять сидел и сидел, ведя
с Анной/Галей бесконечные разговоры. Она и нажаловалась Николаю Петровичу, что
начальник мне работы не даёт и парторг пришёл к нам на участок:
- Галька, а ну-ка, пойди покури, пока я тут с Александром Яковлевичем погутарю...
- Та я ж не курю, Петрович
- Не важно, главное уши свои убери отсюда, а то знаешь больше всех в управлении - a тебе
это вредно
- А телефон?
- Иди, справимся...
Галя сожгла Петровича взглядом и вышла в коридор
- От же ж ...баба, - сказал он совсем тихо, - но...
- Та шоб Вы без этой бабы делали? - послышался из коридора Галин голос
Я закрыл дверь
- Так говоришь, сидишь без работы?
- Я не говоришь...но сидишь, - признался я
- Ладно, будет работа. Но через месяц. А за этот месяц... Ты - парень грамотный.
Поправишь мне все протоколы товарищеского суда. Ты знаешь, кто у нас судьи?
- Нет.
- Так Ленька Синявский ваш и токарь из мастерской - Иван Григорьевич. Парни они
хорошие, но писать не умеют. Там такие протоколы, - и он огорчённо махнул рукой, - первая
же комиссия мне яйца оторвёт. Сделаешь?
- Так я же не член товарищеского суда. Николай Петрович
- Как не член? Член - вот я уже и протокол написал. Ты у нас - теперь секретарь.
Единогласно. Гальку ты из-за стола прогони. Не барыня. Посидит напротив. А сам - пиши,
да и она тебе поможет. Она тут всё знает
- Так может она и напишет
- Ага, она напишет..., напишет она... Поможешь, Галю? - негромко спросил он
- Поможу, Петрович, - мгновенно просунулась в дверь галина голова, - Яколичу?
Почему ж не помочь...


Леньке Синявскому, слесарю нашего участка было за 60, но дома с женой он не
усидел - вернулся работать. Жизнь согнула его позвоночник буквой Г, выпрямиться без
опоры на что-нибудь, он не мог и так и ходил по цеху - согнутый, мелкими шагами,
уткнувшись глазами в пол, энергично и широко размахивая правой рукой, а левой держа
себя за поясницу. Рот у него при этом не закрывался - был он балаболoм, отсутствие
собеседника его не смущало и не останавливало - говорил сам с собой. Был артистичен,
виртуозно держал паузу, изображая гнев, удивление или раскаяние, любил бросить кепку
oземь и потоптать, но это только eсли пол был чистым. Mог наговорить неприятных
вещей - особенно на публику, но потом заглядывал в глаза:
- Ну.., ты сердце на меня не держи, я ж грамоте не знаю, я для людей стараюсь...
Больше всего Леониду Георгиевичу хотелось уважения. Когда самогон, привезённый
из деревни, у всех заканчивался, и на водку денег не было, собирали, буквально,
по копейке и покупали ему чекушку.
Дальше всё происходило по одному и тому же сценарию:
- Леонид Георгиевивич, это мы тебе со всем уважением. Вот..., ты как?, 100 грамм, да?
И он всегда покупался на этот нехитрый приём... Я уже издалека понимал, что его опять
"уважили" и он в очередном поиске десятки до получки. С неимоверным усилием, как
черепаха из под панциря подняв голову, он вытягивал шею и, нашарив меня взглядом,
спешил схватить за локоть и говорил, обдавая смесью перегара, машинного масла,
пота и плюя в моё ухо:
- Яковлич, тут хлопцы меня уважили, я должен ответить - дай 10 рублей, отдам в получку
- Леонид Георгиевич, Вы ничего никому не должны - они Вас просто раскручивают - хотят
выпить за ваш счёт...
- Яковлич, ты мне скажи, дашь или мне в контору бежать?
- Не дам, откуда у меня 10 рублей при 130 в месяц...
- Жила ты, Яковлич, знаем мы ваши 130 - тысячами ворочаете, я ж отдаю
всегда, - бормотал он уже удаляясь в сторону конторы. Это была правда - он отдавал всегда,
несмотря на жену, которая в день получки приходила и стояла с ним в очереди в кассу.
- Уйди лучше по-хорошему, - бешенно вращая глазами шептал он оглушительно
громко, - долги отдам, остальное твоё. И она отходила, но впивалась чёрными нехорошими
глазами в каждого, к кому подходил муж. Это было настолько неприятно, что ему не хотели
занимать...

Дел было немного - очень простых, месяц на протоколы был никак не нужен. Украл что-то
и был пойман - чтобы не передавать дела в прокуратуру, мы должны были публично осудить
несуна, компенсировать украденное и лишить его премии на квартал, тем обычно всё и
заканчивалось. Или отстранение от работы за пьянство. Это значило, что человек напился так,
что на ногах уже стоять не мог - иначе не отстраняли. Не отстранять же всех...
Но одно дело было об аморальном поведении Ивана и вот с ним-то мне и нужно было разобраться
Я честно попытался что-нибудь понять из протоколов, но не смог - Hевозможно было прочесть
эти каракули, да и смысла в них не было.
Какие-то отдельные слова... И я пошёл в цех.
Сначала к Леониду Георгиевичу:
- Ась? Говори громче, - начал строить из себя глухого старик Синявский, - что тебе
надо, Яковлич? Ему хотелось, разыграть целый спектакль и нужно было привлечь публику,
a я, не отвечая, прошёл в подсобку и сел за обеденный стол - пришлось и ему зайти туда же.
Но он не сел, он опёрся об этот стол и выпрямившись заявил:
- Яковлич, я тебе так скажу, всё бабы - суки и дуры... Ванька не виноват. Они все ему дать хочут.
Надо или не надо... И дают, сучки... И каждая об этом врёт и друг дружке завидует... Ну, вот скажи,
ты бы устоял на его месте? Потому что у него... А ты сам-то видел? - , прервался он на полуслове
- Нет, Леонид Георгиевич, я не видел и не стремлюсь?
- А ты спроси - он покажет
- Да мне-то зачем?
- А для интересу... Вот, ты ж Лисоньку видел, да?
- Кого?
- Тю... - так ты шо не в курсе что-ли? - охладел сразу к разговору он
- Нет, я к вам к первому....
- Хорошо, что не к Ивану - судье второму, свет Григорьевичу, он бы тебе наговорил, знатный
oн у нас говорун - дробно захихикал Синявский, - ты иди к Галке , пусть она тебя в курс
введёт, а ко мне потом приходи - поговорим...
- Но я всё-таки не понял, в протоколе вы же осуждаете Сокола?
- Борька, кто так стропит? Майнай, майнай я тебе говорю, - и Леонид Георгиевич похромал
из подсобки, а я, догадавшись, что продолжения не предвидится, пошёл в контору. K Гале.

Прежде, чем слушать Галку, я вас познакомлю с самим Иваном. А то говорим-говорим,
а его самого и не знаем...
Иван Сокол - невысокого роста узкоплечий мужичок, с длинными, чуть не до коленей
руками. Воротник брезентовой куртки сварщика всегда распахнут, когда он не работает,
чтобы была видна тельняшка - служил на флоте. Лицо - невыразительное, все изрыто
глубочайшими оспинами , нос длинный, тоже в оспинах и так оттянут вниз, что, кажется,
не просто нависает над губой, а даже ниже её. Волосы жидкие - цвета соломы, с проседью.
Глаза полузакрытые, светло голубые. Смотрит всегда в сторону или вниз. Голос гнусавый и
скрипучий. Ум острый и быстрый, язык - образный. Если находится в группе мужиков, то все
кучкуются именно вокруг него. Слушают, хохочут - у Ивана при этом нет и тени улыбки на
лице. Антисоветчик, ёрник, прекрасано отдающий себе отчёт в том, что и с кем можно
Знает себе цену, потому что сам её и назначил. Цена высока. Ложной скромностью не
страдает Иронией, сарказмом и желчью - переполнен и выливается это в его
разговорах постоянно. Золотое правило: "Подальше от начальства - поближе к кухне", - всосал
с молоком матери и следует ему неукоснительно.
Ну а теперь послушаем Галку. Она переполнена восторгом и сознанием своей значительности
и важности - мало того, что именно её парторг попросил всё рассказать, так ещё и слушаю я
её внимательно, a кое-что даже конспектирую...
- Ага, Яковлич, ну... что он живёт на два дома, ты знаешь, да?
- Галя, я ничего не знаю, так что давайте с начала, от печки...
Она аж слюной давится от счастья и, попив воды и обстоятельно откашлявшись - начинает:
- Ты, Яковлич, его Наташку видел? Нет? Ну на меня посмотри - мы с ней сёстры близнецы,
тока она меня лет на 20 молодее. Ни кожи, ни рожи, ни грудей, ни жопы и ноги таки, что если б
она всегда в брюках ходила всем было б спокойнее. С лица - оно, конечно, не пить, но если ночью
такое привидится - враз протрезвеешь. Чем она его взяла - загадка для всех до сих пор... Он тогда
только с флота вернулся. У него такие девки были - загляденье. И слава об его мужицких
прычиндалах впереди него летела - все, тока головами качали да глаза закатывали. И вдруг
узнаём - они с Ванькой свадьбу играть собрались. Богатства у Наташки никакого, но вот что
есть - хозяйка, этого у её не отнимешь. Я такой второй не видела. В доме чистота, в огороде -
бурьяна днём с огнём не найдёшь, продуктов полон погреб. Cоленья-варенья-копченья,
гуси-утки-индюки-куры - загляденье просто, поросёнок - и тот, умытый как дитё малое....
А готовит - язык проглотить.
Да. Ну вот поженились они и живут, а Ванька её нахваливает да нахваливает - хвастается,
моя кисонька варит, да моя кисонька жарит, моя кисонька и то и это... но у нас же тут как
в деревне
Он же кто? Он же сварщик. Он же по участкам ездит - то одной подварит лестницу, то у
другой - площадку. Яковлич, от ты скажи, ты же инженер - что там подваривать? Ты же знаешь,
что там варить ничего серьёзного нельзя, запрещено котлонадзором, а тут у всех лестницы враз
поотрывались, ну... На кране - они одни, но кран-то издалека виден, со всех сторон, а в
кабине - варить нечего...
Ага, значить смотрим, зачастил он на один кран, а там Верка - красавица, справная женщина.
Всё есть, всё при ней и с лица - хороша. Но лентяйка - такой второй свет не видел.
С работы пришла, на диван - бух, ноги задрала и лежит с книжкой.
Чего ты лежишь? - у тебя неделю в дому не метено, в погребе картошка вся проросла.
Устала она, слышь.... Отчего она устала - весь день на жопе на крану просидела - две
колоны смонтировали, так она их весь день держала... Так не руками же - краном держала...
А тут Наташка в управление прибежала, вся сама не своя, с лица аж белая,
говорит - я беременная. Ну мы ей - так хорошо ж, а то уже 2 года с Ванькой живёте,
а детей всё нет...
А она как сказала - мы все попадали:
- Дитё, - говорит, - не Ванькино
А мы дуры:
- Та кто ж на тебя-то позарился?
А Матрена..., - ты застал Матрёну?
- Нет, она уже на пенсию ушла, когда меня этот на участок перевели.
- Умная была женщина, опытная - всех выгнала из подсобки и говорит Кисоньке, мы её уже
все тогда Кисонькой звали, про Наташку даже забывать стали:
- Что ж ты така дура, Кисонька? Что ж ты при всех такое говоришь? Сказала бы Ваньке, что
это его ребёнок - он бы и не знал ничего и кохался бы с дитёнком как со своим. как он
проверит то?
- Нет, тётя Матрёна, не могу - он со мной уже месяца три не спит... мы поссорились
- А ты его напои до беспамятства и скажи утром, что всё у вас было - вот он и не догадается
ни о чём
Но слово не воробей, да ещё такое слово. Свет не без добрых людей - ему в тот же день
всё и сказали. Ванька ходил неделю чернее тучи - думал, а потом сказал Кисоньке:
- Рожай. Чей бы бычок не прыгал, а телёночек наш будет.
Кисонька была ему так благодарна - даже не сказала, что про Верку знает, а ей про неё уже
тоже сказали, а как же... Летала прямо, даром, что с пузом - счастливая:
- Ах, какой у меня Ванечка, ах какой у меня муж! - кудахтала-кудахтала и докудахталась
Ванька - он же такой хитрый, такой хитрый - точно у него еврейская кровь намешана, - ой
Яковлич, прости. Я ж не со зла. Я к евреям хорошо. Да и какой из тебя еврей? - ты ж наш.
А евреи - они, ой Яковлич, ты не видел, какие бывают евреи...
- А ты видела?
- Нет, Яковлич, вот ты не обижайся. Я ж что, вот если бы у меня дочь была, я б ей
сказала - выходи за еврея, они мужья хорошие и детей любят и пьют мало, но хитрые...
Вот ты не серчай, Яковлич, хитрые. Но сами живут и другим дают - это да,
и молодцы - всегда друг за дружку. Один пролез и сразу за собой другого тянет - молодцы,
не то что наши хохлы
- Галь, давай оставим евреев в покое, мы же сейчас о другом, да?
- Да, Яковлич, да - так на чём я остановилась?
- Ты сказала,что он хитрый
- А... ага, он же хитрющий как....
- Я знаю уже - как я
- Не, он себе что удумал гад, у ней уже пузо нос подпирает, а он говорит:
- Не могу я c тобой Кисонька жить, обидно мне, я должен подумать как дальше быть.
Если надумаю - вернусь, а нет - не обессудь, - и ушёл.
К Верке прямиком и ушёл
Ага.
А ты ж наших мужиков знаешь, да? Ну все ж зубоскалят, все спрашивают, а Верка...
Верка не ходит - круги выписывает, задницей крутит, нос задрала - такого мужика заполучила...
То в цех заскочит обнять его, то поцелует при всех, да.
А приносить с собой он похуже стал - куда как похуже, без затей.
Нам то видно, мужик сам снедать себе собирал...
Ну, мужики и ржуть как кони:
- Что Ваня, сел на диету? Это тебе не кисонькины разносолы
- Да, - отвечал Ваня, - Лисонька не Кисонька....
- А почему Лисонька, Вань?
- Да хитрая очень, как начнёт что-то говорить, так выходит, что я должен всё делать по дому,
а она только на диване лежать. А когда чувствует, что прибью я её, так она и так повернётся
ко мне и этак, а мне нравится и она смеётся. Лиса, одно слово - лиса...
Так и стала она Лисонькой...
Ага. Прошёл месяц - надоела ему такая жизнь. Баб у него всегда без счёта было. И при
Кисоньке и при Лисоньке, а жизнь такая голодная и неприбранная - ох как надоела. Рассказал
он Лисоньке, какая она хозяйка, засветил фонарь под глаз и ушёл обратно к Кисоньке.
А та и рада и как раз рожать срок подошёл. Иван её и из роддома забрал - всё как у людей
И рождение дочки хорошо отметили - Кисонька зараньше всё приготовила, и крестили...
Ну мы все и решили, что он навсегда вернулся - а чего, в жизни всё бывает,
Лисонька - хороша, но жена из неё - никакая
А мужики опять зубоскалить, но Ваня, он же себе на уме - его зубоскальством так легко не
проймёшь...
И стал он так жить, пожил с одной - обиделся, ушёл к другой, помирились - вернулся...
А эти дурынды за ним ещё и бегают и волосья друг дружке рвут, а всё управление смеётся и
Ваня вместе со всеми посмеивается, но живёт на два дома и все уже к этому как-то так и
привыкли

Ну это я тебе за Ванькину жизнь рассказала, а давеча вот что произошло...

А тут я уже скажу "Ага" и попридержу Галин рассказ немного :)
А то получается вон сколька букаф и это половина только, а может и меньше - кто ж это
сможет летом прочесть столько?
Если захотите - допишу, а нет - доскажу жене, чем всё закончилось и на том и закончим и
будем держаться нашей бранжи

Я же сразу сказал, я - читатель.

А Исаак Эммануилович и мадам Каплун советуют:

- Да, я не хочу вас, - прокричала тогда мадам Каплун, подслушивавшая у
дверей, и она взошла в стеклянную пристроечку, вся пылая, с волнующейся
грудью, - я не хочу вас, Грач, как человек не хочет смерти; я не хочу вас,
как невеста не хочет прыщей на голове. Не забывайте, что покойный дедушка
наш был бакалейщик, и мы должны держаться нашей бранжи...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив