Спасти любовью. «ИДИОТЫ» в МХТ им. Чехова
pamsik — 26.11.2025
В спектакле «Идиоты» на Малой сцене МХТ им. Чехова звучит музыка Цоя. Цой жив! Равно как и Юрий Бутусов, чей ученик Сергей Волков блестяще собрал этот сложный паззл из романа Достоевского и четверки актеров. Интересно проследить творческую эволюцию Волкова. В 20 лет он поставил «Преступление и наказание» и сыграл Раскольникова в Санкт-Петербурге, а теперь, в 32, берется за «Идиота», выходя на сцену в роли Мышкина в Москве. Своему мастеру, который и сам мечтал о постановке «Идиота», Сергей Волков пообещал сделать спектакль «максимально иным». И свое обещание он с блеском выполнил. Перед нами смелая, личная и неожиданная версия классики.

В его спектакле всего четыре героя, обозначенные предельно просто – Мышкин, Настасья, Рогожин, Аглая. Но на каждого из актеров – самого Волкова, Анну Чиповскую, Данилу Стеклова и Полину Романову – ложится двойная, а то и тройная нагрузка. Они, словно чревовещатели, моментально преображаются, меняя голос и пластику, чтобы сыграть сразу нескольких действующих лиц романа.



Спектакль идёт всего два часа, но за это время каждый из персонажей выступает в роли разрушителя собственного стереотипа. Кто сказал, что Рогожин — это «доха и борода»? Здесь он – ровесник Мышкина. Данил Стеклов как представитель фамильного династического таланта играет своего Рогожина так, что становится понятно, дай этому беспробудно страстному малообразованному купеческому сыну немного человеческой любви, удели искреннего внимания, так и явит он миру себя тихого и умиротворенного.




Мне нравится лицо Сергея Волкова. Высокий лоб, умные глаза, светлая детская доверчивость и обезоруживающая улыбка, прячущаяся в уголках губ. Сама внешность работает на образ. В центре этой бури страстей он – князь Мышкин. Его финальное сумасшествие выглядит чересчур органично, если можно так выразиться. Мышкин натурально сходит с ума, натуральнее сходить со сцены с ума невозможно.



Аня Чиповская с её манящей, тревожной красотой кажется идеальной
Настасьей. Она рассказывает о себе самой от лица старого
развратника князя Тоцкого чуть меняя «фикцию» - пришепетывая,
помогая себе выразительными «мужскими» жестами. Так мы узнаем, как
маленькую крестьянскую девочку приметил сластолюбец, одел в шёлка,
учил «научным наукам», а потом снял для неё отдельный домик – уже
для наук иного свойства.






Полина Романова создаёт непривычный образ Аглаи, которая за
своей напористой экстравагантностью прячет отчаянную попытку быть
замеченной. Добродетель её тут никого не привлекает, и потому она
ведет себя как подросток, готовый на голову встать, лишь бы на него
посмотрели.




Две роскошные невесты в свадебных платьях – Настасья и Аглая - буквально разрывают Мышкина на части, тянут его в разные стороны. Они словно злые дети, которые с исступлением делят плюшевого мишку, что у того отрываются лапы, а из головы сыплются опилки. Безжалостно рвут на части его ранимую душу и доброту. Ровно в той же позиции сама Настасья, которую опустошают исступленная страсть Рогожина, жалость Мышкина и собственная темная сила саморазрушения.
Все не так, и все не то Когда твоя девушка больна... (из песни Цоя)



Режиссер выбирает кольцевую структуру. Спектакль начинается концом и заканчивается началом.
В первых сценах по комнате, где царит адский беспорядок, мечется Рогожин, густо измазанный краской. Почему-то голубой, но как будто – красной. Кровью. В цвет рассыпанным по полу алым розам.
Стены не покрашены в желтый цвет как в известном заведении, но есть желтая лестница, возможно, как намек, что все герои - пациенты одной и той же больницы под названием «душевная боль». Смотреть такой спектакль интересно и весело, а вот играть - как рукой взяться за оголенный провод, такой силы эмоциональный разряд актерам приходится проводить через себя.



Но, как ни странно, как ни удивительно, шизофреническая фантасмагория всего лишь обрамление к главной идее спектакля, заключенной в двух монологах – Мышкина и Настасьи.
Мышкин говорит о духовном выборе России и обвиняет Запад в том, что тот подменил веру властью. Обрушивается на католичество, видя в нём не веру, а «продолжение Западной Римской империи», где Бога подменили Антихристом и жаждой земной власти. Ему он противопоставляет «русского Христа», «русскую цивилизацию» и идею обновления человечества «русской мыслью».

Монолог о Христе из уст Настасьи, которая держит в руках картину Гольбейна, звучит как исповедь. Она как будто говорит не о нем – о себе. В образе растерзанного тела узнает собственную изуродованную душу. Мир, в котором её, крестьянскую девочку, превратили в дорогую вещь, она без сожалений готова покинуть. «Есть предел позора осознания собственного ничтожества, далее которого человек не может более идти и начинает ощущать в позоре своем громадное наслаждение».




Но главное в спектакле – не бунт и не бред, а тишина. Она наступает в совсем маленькой сцене ближе к финалу. В сцене «как было бы, если бы». В танце Мышкина и Настасьи. Под куполом звенящей тишины они на мгновение становятся просто двумя влюблёнными, которым больше никто не нужен. Так обычно выглядит любовь. Нормальным на миг становится и Рогожин, танцующий с воображаемым образом.
Возможно, любовь - главное лекарство, которое бы всех
исцелило.
Возможно, именно это и хотел сказать режиссер Сергей Волков.

фото мои
|
|
</> |
Будущее GEO-продвижения: как AI и генеративный поиск меняют локальный маркетинг
Чучудь
Банки проиграли торговцам. Госдума решила судьбу скидок на OZON и Wildberries
Двоекотие
Инструмент влияния
Фото дня
Мероприятия к 50-летию реставрации монархии в Испании
Каждый сумасшедший считает сумасшедшими всех остальных
Опасный парадокс современной России

