
СОМЕЛЬЕ

Мне пришла очередная посылка. На этот раз от Мазепы. Но странным образом пришла она не мне, а Генри. А Генри, как честный человек (почему «как»? он и правда честный человек, у меня нет причин подозревать обратное), придумал мне её отдать. И я приехал в означенное место. Это Генри его означил, а до этого оно не было означенным. Ну не молодец ли! Я разыскал означенное место и занял удобную позицию в сумраке.
Генри вывалился в означенное место, как космический корабль из подпространства. С рюкзаком в руках. В рюкзаке лежали подарки и гостинцы для меня: расписная кружка и [трёх]литровая фляга с французским коньяком Courvoisier. (Мистер! повторяю – не пустая бутылка, как ты любишь, а с коньяком!)

Генри я наблюдал в дикой природе впервые, а потому постарался изучить каждую его пуговицу. Одет он был в лермонтовскую франтоватую полушинель, под ней – натренированное тело в ботинках, подхваченных брючными штрипками. Борясь с расплёскивающейся жизненной энергией, он томно промакивал губы попеременно то обшлагом рукава, то кружевным платком с множеством затейливых монограмм и вензелей по углам. Генри очень стильный. Очень. В каждой руке у него было по Moleskine (новый и старый) в чёрных тиснёных переплётах. Резвясь, он складывал их вместе и тасовал, как карты треф. Весьма ловко! Я выпросил посмотреть прошлогодний. Листы его оказались, по моде, нелинованными (Генри же очень стильный!). Почти на четверть блокнот был заполнен мелкой каллиграфией, основной же объём занимали рисунки забавных рожиц и городские пейзажи, как их рисуют дети – домики с окошком. Генри признался, что уже перенёс все записи в новый молескин и даже добавил одну свежую – адрес книжного магазина на Калининском проспекте.
В лёгкой беседе я ненавязчиво упрекнул Генри, что он давненько уже не писал художественных произведений (а я не читал его давнюю поэму в стихах со сложноподчинёнными рифмами). Он смутился и пообещал при случае состряпать на широкую публику душеполезный рассказец про девочку и варежку, которая превратилась в собачку. Я похвалил сюжет. Тут взгляд его сделался неподвижен и застенчив. Кажется, он уже творил.
Выяснилось мимоходом, что Генри на стороне зачинщиков (ха-ха) Химкинского леса…
Заметив, что я бедновато одет (даже не «кэжул»), Генри попытался при прощальном рукопожатии незаметно передать мне свёрнутые трубочкой двести рублей. Но я гордо отказался, оставив деньги в его обиженной ладони. Теперь жалею о своём порыве.
Пять минут пролетели как четыре! Мы разошлись не оглядываясь, закадычными друзьями.

Вот за то, что я такой удобный, мне столько приятных подарков прислали! Будете себя хорошо вести – и вам кто-нибудь что-нибудь пришлёт. Иле нет.(с)
Юля, спасибо, кружка прелесть!
Генри, благодарю за помощь и хлопоты.
