Солдафонские привычки великого князя Константина Павловича
sergeytsvetkov — 18.11.2023Второй сын императора Павла Петровича прослыл венценосным
солдафоном, подобно отцу. Свои солдатские привычки Константин
Павлович приобрел еще на гатчинском плацу.
Впрочем, армию, военное дело он любил вполне искренне — возможно,
тут не обошлось без влияния Суворова, вместе с которым Константин
Павлович проделал Итальянский поход. Став в 1815 году наместником
Царства Польского, главную свою заботу Константин Павлович видел в
создании польской армии, которая под его началом действительно
вскоре стала считаться образцовой в Европе. Иностранные принцы и
генералы специально ездили в Варшаву, чтобы научиться у великого
князя искусству обучения войска. Поляки не без тщеславия говорили,
что их армия доведена до wysokiej doskonalnosci, а сам Константин
Павлович, слушая похвалы, с удовольствием повторял: «Мои ученики,
мои ученики».
Великий князь вникал во все мелочи солдатского быта: посещал
казармы и конюшни, лазареты и кухни, наблюдал за ковкой и чисткой
лошадей, проверял корм и подстилку, заглядывал в полковой котел и
каждую миску, любил побалагурить с солдатами. Немного было таких
офицеров, от полковника до прапорщика, которые не были бы должны
великому князю, и ни разу никто из должников не слышал ни слова об
уплате долга. Константин Павлович ходил за гробом каждого умершего
офицера, а покойных генералов лично носил до могилы.
Во внеслужебное время великий князь был добр, приветлив, обнимал и
целовал каждого офицера, трепал по плечу, шутил и острил, даже на
свой собственный счет.
Образ жизни Константина Павловича был по-солдатски прост. Он
вставал летом в четыре, зимой в шесть; постелью ему служил жесткий
матрац с кожаной подушкой. Адъютанты обедали у него; никаких
роскошеств за столом не было. Как-то он рассердился на адъютантов и
перестал приглашать их к столу. В числе их был поляк, великолепный
рассказчик, которого Константин Павлович любил слушать. Встретив
его через несколько дней, великий князь спросил: «Что скажешь
новенького?» — «Новостей много, ваше высочество, — отвечал офицер,
— да рассказывать теперь некогда, расскажу за обедом». Константин
Павлович понял намек, рассмеялся и вновь стал приглашать адъютантов
за свой стол.
Но все эти превосходные привычки и качества соседствовали в нем со
вспыльчивостью и резкостью, которые переходили порой в безотчетную
ярость, — сказывалась павловская порода. Браня польских офицеров,
великий князь гремел: «Я вам задам конституцию!» Однажды, придя во
время смотра в негодование от состояния амуниции солдат одного
полка, он приказал арестовать поголовно всех полковых офицеров,
предварительно осыпав их перед строем забористой бранью. Двое
офицеров, не вынеся бесчестья, застрелились, а один пытался
повеситься, но был вынут из петли. Только ближайший поверенный
великого князя, грек Курута, умел успокоить его своим: «Цейцаз
будет исполнено» (особо строгих приказов, однако, не исполнял). Для
рассеяния гнева его высочества он заводил с Константином Павловичем
разговор по-гречески (знание этого языка осталось у великого князя
со времен «греческого проекта» Екатерины II). Но царственный
матершинник и в греческие фразы вставлял русские словечки, а когда
после всего Куруту ехидно спрашивали, что это ему говорил великий
князь, грек хладнокровно отвечал, что бранчливый разговор его
высочества по-гречески ничего особенного не значит, хотя перевести
его на русский язык весьма трудно.
И русские офицеры часто бывали недовольны великим князем и в знак
протеста договаривались за завтраком у его высочества не есть и не
поднимать бокалов за его здоровье. Раз, после исключения со службы
одного товарища, все, как один, подали в отставку, чем заставили
Константина Павловича одуматься и отменить приказ. Впрочем, великий
князь знал свой несносный характер и однажды заметил, что в армии у
него «строго и жучковато» (последнее слово произвел от
«жучить»).
Оттенки настроения великого князя можно было угадать по его одежде:
если он надевал белый халат, то, значит, был в отменном
расположении духа; если в сюртуке без эполет — ни то ни сё; при
появлении на сюртуке эполет дело становилось плохо, а если он
выходил в мундире или, того хуже, в парадной форме, то следовало
ожидать бури с ураганом.
И однако же эта его привычка сильно облегчала жизнь подчиненным:
ведь всегда лучше знать заранее, чего ждать от начальства.