Социолог Сергей Белановский о гонке вооружений: "Путин всерьез готовится к войне"

philologist — 11.06.2016 Теги: Путин Кудрин Известный социолог Сергей Белановский в последних записях в своем блоге от 6, 9 и 10 июня анализирует ведущуюся ныне подготовку России к войне. Поводом для одной из его заметок стала статья тележурналиста Евгения Киселева "А теперь — третья мировая?", опубликованная 6 июня на сайте "Эха Москвы". В ней Киселев утверждает, что "Кремль, судя по всему, всерьез рассматривает сценарий военного конфликта с Западом и, с высокой долей вероятности, может развязать этот конфликт в Прибалтике". Как известно, на Киселева на днях уже возбудили уголовное дело по ст. 205.2 УК России «Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма» (возможно, что и из-за этой статьи тоже). Но сейчас не о нем, а о мнении Белановского. Последний не соглашается с Киселевым относительно возможного нападения на Прибалтику, но разделяет его основной тезис о том, что "Путин всерьез готовится к войне"



Вот о чем пишет Белановский: "Чтобы прийти к такому выводу, достаточно посмотреть на структуру росссийского бюджета и на его динамику. С кем и как он собирается воевать? Какие сценарии готовят ему спецслужбы? Я один из таких сценариев описал (связанный с Казахстаном), но я не военный аналитик. Интересно было бы узнать мнение военных спецов. Почему так форсированно готовятся? Отчасти понятно: много лет этим не занимались, теперь наверстывают. Но почему отвергают аргумент Кудрина, что программу перевооружения следует растянуть всего-то на 3-4 года, и одно только это может сильно стабилизировать бюджетную ситуацию? Почему так резко его осаживают, когда он пытается поднять этот вопрос?

Раньше я думал, что это своего рода лоббирование, перестраховка или просто глупость по Барбаре Такман. Нарушение принципа разумной достаточности. Пожалуй, теперь я думаю иначе. Путин видит какую-то реальную угрозу (реальную или вымышленную - другой вопрос), торопится и боится не успеть. Сценарии угроз поставляет ему Генштаб и какие-то другие силовые структуры. Какие это угрозы? В чем они заключаются? Следует ли к ним отнестись серьезно или это лоббирование по типу лысенковщины? У нас нет ответов на этот вопрос. Но я считаю, что задача противостояния всему миру или даже только США при выжидательной позиции Китая (стратагема мудрой обезьяны) нереалистична. На этом уже погорел СССР. Я приведу... высказывания академика Яременко, который понимал это лучше, чем кто бы то ни было.

Почему при этом Кудрина не выгоняют? Ответ прост. Либеральная стратегия состоит из двух частей. Первая - максимальное сокращение государственных расходов. И Кудрин готов эту задачу выполнять. Второе - либертарианская теория предполагает, что одновременное освобождение бизнеса от вмешательства государства создаст стимулы к быстрому экономическому росту. Альтернативой является инфляционизм, и финансирование за счет инфляции государственных инвестиционных программ. Последнее является экономическим тупиком. Является ли спасением первое? Моей квалификации не хватает для ответа на этот вопрос. Но скажу так: Кудрина много ругают, но мне посчастливилось две недели пообщаться с ним лично, и я вижу в нем очень компетентного и в то же время осторожного государственного деятеля, который разрулил очень много сложных проблем без пропагандистской помпы и никого не посадив. Например, проблему ЗАТО, проблему денежных суррогатов (последнюю меру вряд ли можно назвать либертарианской, но с прагматической точки зрения задача была поставлена правильно и технически реализована блестяще). Мне очень жаль, что все эти истории и тогда не стали достоянием гласности, а теперь уже настолько прочно забыты, что требуется привлечение труда историков, чтобы восстановить все, как было.

Теперь о том, почему Кудрина осаживают, но не выгоняют. Ответ прост: для того, чтобы он реализовал первую часть либеральной программы, т.е. сократил государственные расходы (его авторитет очень поможет при реализации этой задачи), а сэкономленные средства пустят уж конечно не на сокращение налогов (либеральная мера) и не на увеличение социальных программ (социалистическая мера), а на ускорение гонки вооружений. И на инфрасструктурные мегапроекты, многие из которых могут оказаться ошибочными. Это обычное кидалово, которое всегда происходит с либералами. Странно, что они этого не понимают. Если Кудрин посмеет возразить, его уберут (не в смысле убьют, но уволят или отстранят). И я даже верю, что Путин искренне считает, что степень угрозы такова, что это единственный путь спасения России. Правда, он не может не понимать, что если эта угроза была и раньше, то он своими действиями многократно усилил ее и продолжает усиливать. Такова будет плата за Крымнаш и все последующее".

Также Белановский приводит мнение о гонке вооружений, которая погубила Советский Союз, академика РАН Юрия Яременко (1935-1996), бывшего в свое время заместителем академика-секретаря Отделения экономики РАН, директором Института народнохозяйственного прогнозирования РАН, советником по экономике Президента СССР. Академик Яременко в книге «Экономические беседы» (издана в 1993 году. - читать полностью) говорил о следующем:

"Если говорить о ситуации 1985 года, то в то время в стране были очень большие потенциальные возможности, поскольку государство располагало значительной индустриальной мощью. У нас все было: источники сырья, достаточно развитое машиностроение. С этой стороны, кажется, что все было очень просто, но с другой стороны, с точки зрения расклада политических сил и социальной структуры общества процесс структурной перестройки, не мог так просто начаться. "Обручи", которые скрепляли отдельные части нашего государственного механизма, ослабли. Крупные государственные министерства, ведомства, все эти административные "монстры" - армия, военная промышленность, в какой-то степени КГБ, далее Совмин, который представлял гражданскую экономику. Особо в этом списке следует назвать торговлю, которая коррумпировала многие этажи власти и вкупе с ними образовала свое суперведомство. Силился превратиться в суперструктуру Агропром, но это ему плохо удалось. Он напоминал человека, которого все время обделяли за общим столом и все его попытки выбить себе какие-то права не имели успеха.

Все эти структуры рвали на себя имеющиеся в стране ресурсы, но всем им все равно было мало, так как все они имели колоссальные ресурсоемкие программы, которые очень часто не были связаны ни с какими реальными проблемами. Экономика, как и армия, были просто пространством для расширения бюрократических структур того или иного административного "монстра". Они стремились к тому, чтобы у них было больше заводов, капиталовложений. В брежневскую эпоху экономика, и военное строительство, и гражданское строительство - все это стало вторичным по отношению к самовоспроизводству и расширению этих административных социальных структур.

В этот период раскрутка военно-промышленного комплекса стала совершенно несоразмерна экономическим возможностям страны. Тылы гражданской промышленности не смогли быть подтянуты, что привело к их технологическому отставанию. Следствием этого стала огромная растрата сырьевых ресурсов, огромная инвестиционная нагрузка для поддержания гражданской промышленности. Более того, когда для поддержания структурного равновесия (покрытия дефицита сырья) была создана гигантская топливная промышленность, металлургическая промышленность, то оказалось, что эти сырьевые отрасли не могли существовать в своих прежних технологических формах, то есть не могли развиваться чисто экстенсивно. Поэтому были приняты усилия по их интенсификации, началось создание атомной энергетики, новых систем транспортировки газа и нефти и т.п. Таким образом, второй приоритет после оборонной промышленности получили сырьевые отрасли, хотя они обслуживали неэффективную гражданскую экономику, которая, в свою очередь, в гигантских масштабах перепотребляла ресурсы. Возникала структурная ловушка: гражданское машиностроение производило машины, которые пополняли парки очень неэффективного оборудования во всех гражданских отраслях. Это вело колоссальным транспортным и сырьевым расходам. Эта уродливая система производства создавала некий компенсационный эффект, уравновешивающий концентрацию высоких технологий и квалифицированных кадров в оборонной промышленности. Чтобы удержать это равновесие, пришлось часть наших технологических возможностей переместить на сырьевой фланг. В результате уже совсем ничего не осталось для модернизации гражданского машиностроения, что и порождало режим ресурсорасточительства.

Гражданская экономика держалась на массовых инвестициях и качество этих инвестиций не только не росло, оно падало. Падал технический уровень. Качество исполнения падало еще быстрее, чем технический уровень. В этом смысле у нас шел очень быстрый процесс снижения качества, инфляции качества. Причем это касалось не только инвестиционных ресурсов, но и потребительских ресурсов. Даже такие вроде бы однородные продукты как макароны, картофель - качество всего этого быстро катилось вниз. Вырождались производственные мощности, их производственный потенциал. Происходил физический износ мощностей, сказывалось отсутствие научных, конструкторских заделов и, конечно, шло очень сильное разрушение трудового потенциала. Экономика не могла выдержать такого режима. Взять, к примеру, производство зерноуборочных комбайнов: прирост их выпуска, прирост единичных мощностей лишь компенсировал сокращающийся срок их службы, не более. Сказанное относится и ко многим другим сферам. Все гражданские инвестиции, гражданское машиностроение, гражданское строительство, все эксплуатационные системы стали гигантской сферой ресурсорасточительства.

Я повторяю, что причины всего этого были внеэкономические. Нас подвели амбиции, сформировавшиеся после второй мировой войны. Атомная бомба и ракеты очень подогрели эти наши амбиции. И я констатирую как факт, что примерно до конца 60-х годов эта задача вписывалась в наши возможности, хотя в долгосрочном плане, конечно, была нереалистичной. Мы попытались бросить технологический, милитаристский вызов всему миру, и мы его проиграли. Мы проиграли холодную войну в самом буквальном смысле этого слова. Развязав гонку вооружений, мы уже не смогли из нее выйти. В ответ на наш вызов страны Запада поставили своей целью нас уничтожить, и они этого добились. А мы не смогли своевременно понять, что нам надо выходить из игры. Военные суперведомства стали работать в автономном режиме. Если цель военного противостояния принять как рациональную, их деятельность уже не отвечала этой задаче. Задача должна была стоять так: каков может быть наиболее адекватный ответ на очередной технологический вызов Запада. С рациональной точки зрения вопрос должен был стоять именно так, но фактически он так уже не стоял. Продолжалось бессмысленное с военной точки зрения наращивание производства танков и всевозможной другой боевой техники, неадекватной новой военно-технологической обстановке.

Еще до 1985 года было осознано, что экономика жила в режиме "пожирания" ресурсов. Все это предполагало в обозримом будущем огромные масштабы спада производства. Перепотребление ресурсов являлось самым компенсационным механизмом этого расточительства. Но коэффициент компенсации быстро падал, а себестоимость первичных ресурсов стремительно росла. Находясь в таком режиме мы, тем не менее, захотели, сохранив сохранив милитаризованный сектор экономики, уйти от законов этого режима. Вот здесь уже очень сильно проявился эгоизм, с одной стороны, хозяйственных ведомств (тех самых суперструктур), а с другой - странного союза этих ведомств и экономистов-либералов, который неоднократно давал о себе знать за время реформ.

Суть вопроса состояла в следующем. Страна могла существовать только "пожирая" ресурсы, что привело к форсированному режиму существования многих министерств. Отсюда появились рассуждения о том, что наша экономика очень металлоемкая, энергоемкая, а по этой причине ей не нужно ни столько металла, ни столько энергии. Хотя эти рассуждения и были, на первых взгляд, справедливыми, по сути они являлись демагогическими. Получалось, что не меняя макроструктуры экономики, не снижая военной нагрузки, мы вдруг начнем снижать металлоемкость и энергоемкость. Внедрение технического прогресса при данном положении дел являлось технократической иллюзией. Но на этой идее стал процветать целый букет профессионалов, в каком-то смысле либералов, писавших о том, как хорошо в СЩА, потому что там внедрены прекрасные технологии, потому что руководители там - умные люди, хорошо разбирающиеся в своем деле, а у нас в основном тупые начальники, не понимающие пользы техники. В результате они предложили ограничить производство металла в нашей стране и начать приспосабливаться к его ограниченному потреблению. Надо сказать, что этих либералов-технократов очень внимательно слушали в министерствах, производящих металл и другие первичные ресурсы.

Специфика ситуации состояла в том, что качественные ресурсы, ресурсы высокого технического уровня, почти полностью изымались из гражданского сектора экономики передавались военно-промышленному комплексу. Это приводило к возрастающей нехватке ресурсов для их замещения менее качественными, но более доступными (массовыми) ресурсами. Но начиная с 70-х годов массовые ресурсы стали исчерпываться с катастрофической скоростью. Исчерпался источник трудовых ресурсов (крестьянство), вырубили лес, исчерпали наиболее доступные источники минерального сырья, быстро падало плодородие почв, все острее давало о себе знать исчерпание экологического ресурса. Нехватку высокотехнологичных ресурсов пытались компенсировать усиленной эксплуатацией массовых, что ускоряло процесс их исчерпания, причем коэффициент компенсации непрерывно падал.

Роковую роль сыграло для нас резкое повышение мировых цен на нефть в 70-х годах. Именно в тот момент, когда потребность в усилении замещающих воздействий объективно назрела, наша страна получила возможность осуществлять их не за счет внутренней структурно-технологической перестройки, а за счет крупномасштабных закупок по импорту. Это позволило сохранить сложившуюся систему приоритетов в распределении ресурсов, хотя жизнь диктовала необходимость ее изменения. На протяжении десятилетия нефтедоллары помогали нам затыкать дыры в нашей экономике, но при этом они способствовали деградации отечественных воспроизводящих отраслей.

К примеру, мы довольно подробно изучили ситуацию с дорожно-строительным машиностроением. В крупных городах импортные экскаваторы составляли 10-15% парка таких машин, но на них выполнялось 70% дорожно-строительных работ, может быть, даже около 80%. Качество отечественных экскаваторов за 70-е годы упало катастрофически. Масло в их гидравлические системы заливали ведрами, но оно все равно вытекало. Страна, которая производила уникальные гидравлические системы для запуска ракет, для всевозможной боевой техники, не могла обеспечить гидравликой собственное дорожное машиностроение.

Падение цен на энергоресурсы в середине 80-х годов наряду с резким возрастанием затрат на их производство произвело шоковое воздействие на нашу экономику. Сразу стала видна иллюзорность нашего экономического роста. Десятилетие, в течение которого могла быть произведена структурная перестройка, было упущено. Структурно-технологические диспропорции возросли, массовые ресурсы исчерпались, но страна не имела собственных производственных мощностей для их технологического замещения. К сожалению, даже эта объективно тяжелейшая ситуация не привела к отрезвлению. Амбиции военных ведомств остались прежними. Делиться ресурсами с гражданским сектором они не желали, и никто не мог им этого приказать. Сохранение "табу" на ресурсы военных ведомств, собственно говоря, и явилось первопричиной политики "перестройки" как своего рода фикции, имитирующей попытку решения стоящих перед страной проблем. Но последующие события показали, до какой степени все прогнило".

Вы также можете подписаться на мои страницы:
- в фейсбуке: https://www.facebook.com/podosokorskiy
- в твиттере: https://twitter.com/podosokorsky
- в контакте: http://vk.com/podosokorskiy