Социальная Тень против биологической
inesacipa — 22.03.2016Заметила одну непреходящую тенденцию в не раз осмеянном нами омегаверсе. В произведениях с омегаверсом, если кто подзабыл уже, за омегами, квази-самками, а на деле самцами, способными выносить потомство, лихо ухлестывают альфы, все из себя самцы-кобели. Уж так омег обхаживают — ни в каком бункере от их приставаний не спасешься. Бедные омеги не знают, как уберечь свою добродетель от разрывания на местный флаг. И что характерно, за целую вечность жизни в условиях регулярных течек и гона местная медицина не изобрела ничего столь простого, как затычки для носа, дабы лояльные граждане не разрушали свои и чужие жизни под влиянием внезапных собачьих свадеб.
Более того, в некоторых сеттингах на государственном уровне лоббируются программы, обязывающие всех омег усиленно рожать и не уклоняться от семейной жизни. Причем именно омег, в чем, собственно, и заключается весь юмор положения. Ведь в жестокой действительности если кого и нужно обязывать, облагать налогом на бездетность, подталкивать к созданию семьи и не давать размножаться за пределами оной, так это папаш, а не мамаш. У мамаш вместо госпрограмм биологические часы тикают, а это вам не отчисления с зряплаты.
Право, я начинаю испытывать к фикерам не просто исследовательский интерес, но почти нежность, сродни нежности паразитолога к новым видам нематод. Ведь фикеры на своем маловысокохудожественном, а то и антихудожественном уровне озвучивают вещи, выражать которые более продвинутые авторы стесняются. Вернее, они так же, как фанфикшен, не понимают сути явления, но по глупости своей норовят передать его в форме постмодернистского абсурда. Как, в частности, малоуважаемые лауреаты "Русского Букера" последних лет: то святоши у них преследуют прекрасных возлюбленных скоморохов, то истинно русские Веры (сестры Надежды и Любви) не знают, куда себя деть, кроме как пойти в секс-рабыни к гастарбайтерам...
Награждаемая бня подается под соусом сакрализации... еще бы знать чего. Чуда женской живородящей утробы? А чтобы показать сакральность ея, обладательниц (и обладателей, если это самец-омега) утроб остается только ебать — таджиками, скоморохами, эльфами и их конями. Ей-богу, даже не смешно, насколько в подобном ездедическом решении сходятся между собой лауреаты литпремий и простые фикопёры. Общность верха и низа такая общность...
У фикеров с этим делом — с секс-рабством главгероя, обслуживающего всеми своими отверстиями попеременно то хозяев жизни, то орды грязных маргиналов — все обстоит намного бодрее и веселее, чем у подрощенных в интеллигентских теплицах лауреатиков. Они не стесняются, аки букероносные Колядины и Снегиревы, не пытаются маскировать как бы философскими как бы идеями непонимание того, "куда я всю эту бню пишу". Фикеры с чистой душой впускают в свои опусы тоску о мире, в котором они — в массе своей хронически одинокие девы и состоящие в ничем не примечательном браке дамы — являлись бы ценным демографическим ресурсом. Не на бумажке ценным, номинально-бюрократически, а идеологически, политически, экономически и сакрально.
Чтобы быть призом и наградой, добычей, а не охотницей. Чтобы на требовательное заявление: "Родить нельзя погодить!" самцы откликались жадной, звериной радостью, а не опасливым блеянием: "Может, не
Нда, доломали мы женское самоощущение к третьему тысячелетию, господа хорошие, доломали. Женский пол массово страдает боязнью отказа со стороны пола мужского. Другим концом шкалы, разумеется, служит боязнь насилия. Она себя проявляет тогда, когда особи, вполне физически развитые как девочки, внезапно начинают считать себя мальчиками. И геями. Что угодно, лишь бы убраться из уязвимого женского гендера, которому могут отказать в праве не только на семью и материнство, но и на место в системе ценностей как таковое. Ненуачо, правая рука безотказней, а кампутерные игрушки увлекательней семейной жизни. И никаких гарантий, ибо природная тяга давным-давно подавлена, извращена и дотлевает в уголку подсознания, вырываясь наружу лишь во сне.
Унылая нота тоски по биологическому обществу слышится и в омегаверсе, и в фэнтези, и в фантастике (фикерской, по крайней мере), и в слейв-фиках (фикожанр, посвященный рабству). Да, в реальном мире то и дело случаются громкие преступления, связанные с похищением и насильственным удержанием людей в самом разном рабстве, от трудового до сексуального. То и дело полиция обнаруживает и освобождает каких-то несчастных, много лет назад похищенных маньяками. Глядя на передачи о жертвах разных фритцлей, всему свету ясно: из подвального ада жертва переходит в ад ПТСР, ночных кошмаров, фобий, непроизвольных реакций и невозможности стать прежней. Но фикопорево, конечно, никакого отношения к реалиям киднепинга не имеет. В основе этих опусов лежит все-таки не страх перед насилием, а, наоборот, боязнь отказа. Поэтому фики о насильственном удержании, как правило, заканчиваются хеппи-эндом, в котором и неспециалист без усилий распознаёт стокгольмский синдром.
Собственно, стокгольмский синдром задается изначально: открываешь первое попавшееся в тему — и пожалте бриться...
Ариэль был человеком, ведомым, а значит, подвержен фактору случайной беременности. Конечно, ему давали зелье, которое предотвращает нежелательного ребёнка, но бывали случаи, что организм рабов приспосабливался к зельям и всё равно мог понести ребёнка. Юноша боялся того, что и его тело перестанет воспринимать противозачаточное и однажды он станет бракованным, тогда его участь будет ещё более не завидной.
Но на протяжении всех 16 лет подобного не случилось, и он окончил школу. И сегодня, в день его шестнадцатилетия, его продадут на аукционе рабов для секса кому-то из высших слоёв общества, а именно классу В.
Представьте себе рожалку, боящуюся забеременеть в грудничковом возрасте. Сразу вспоминается размножение тли. У многих видов особи рождаются уже беременными: яйцеклетка внутри самки начинает развитие еще до момента появления тли на свет, и через две недели после собственного рождения она дает потомство. Так и тут: шестнадцать лет шестнадцатилетний добрый молодец боялся забеременеть, а потом его забрал к себе добрый хозяин. Добрый, но очень злоебучий. И к тому же кровососущий.
Они сели в карету, запряженную Фестралами (ну разумеется, фестралами — и непременно с большой буквы, чтоб не поняли, откуда спизжено) и направились на восток. Там, на горизонте, через окошко, был видел огромных размеров замок, принадлежавший самому Богу Крови. Осознав, что они летят туда, Ариэль не знал, радоваться ему или нет.
Ведь неизвестно для чего высокий Лорд купил его. Для себя или для... Него. Если для себя, то это лучше, ведь запросы обычных вампиров не так высоки, как их Бога.
А Ариэль помнил главное правило «ублажать или умереть». Каждый ребёнок-раб знал, что жажда Бога фактически бескрайняя и даже собственного гарема Ему мало.
Как тут не порадоваться — не съедят, так затрахают. В фактически бескрайней жажде. Вот она, романтика! И смысл жизни не замедлил прилепиться: трахайся или умри! ЗачОтная жизнь, думает фикер, мне б такую.
Ладно, не буду приводить в качестве примера йуных аффтаров, которые мало чем отличаются от новорожденной тли: знай пожирают подвернувшиеся под ножки питательную массу да вынашивают свою партеногенетическую копию — персонификацию в очередной Саге о Большой Грязной Любви. Причем величина чувства определяется чисто механически — по количеству объектов или объему проявлений.
А что поделать с чувствами? Куда девать эту дикую, жгучую ревность, которая рвет меня на кусочки, стоит Нейту уделить внимание кому-нибудь постороннему? Я не ревную только к унитазу. И то, потому что белый фарфоровый парень — мой друг тоже.
Вот что с ними делать, с невинными душами, не ведающими, что такое сильное чувство? Вечно они переводят его изображение в плоскость одержимости, не ведая, что одержимый, сиречь маньяк, как правило, обладает весьма примитивной эмоциональной сферой. Его чувства уплощены, психологический профиль беден, оттого-то в повседневной жизни все чикатилы кажутся занудами и сухарями. А вся напряженность сливается в одно-единственное извращение, которое маньяк старательно прячет от людей. Непомерно раздувшаяся Тень и неспособная противостоять ей, блеклая, не впечатляющая Персона. Скукотища.
Такая же скукотища, как жизнь раба, гаремного или бытового. Много работы, мало еды и всё так быстротечно... Переутомление, переохлаждение, истощение, смерть. Исключения редки, рабы, как известно, долго не живут. Но нет, омегаверсцы (а как еще назвать эти силы анального зла?) неизменно сводят историю порабощения, ломки личности и истязаний к "долго и счастливо", решая свою нехитрую псевдохудожественную задачу — противопоставить мир гормональной справедливости миру социальных подлян.
Конечно, даже фикер способен заметить: социум устроен так, что животное начало преследуется и загоняется в рамки конформного поведения. Все его проявления суть преступления, наказуемые даже в сфере криминала, где, казалось бы, наш внутренний зверь может быть свободен и идти лесом,
Но люди (фикеры) хотят верить в то, что смена одной системы на другую приносит счастье! А это не так.
Почему-то вспомнился Вудхауз: "Так начинала моя тетушка. Застали на крыше конюшен, с гавайской гитарой, в голубом халате. Сказала, что она — Боадицея, а это не так". И, продолжая цитату, "Всё деревня, деревня! Здесь кто угодно спятит".
|
</> |