Мы все примерно так себе это и представляем. История дуэли для нас — про то, как мы лишились своего великого поэта из-за какого-то французишки.

Итальянка Серена Витале в своей книге «Пуговица Пушкина» рассказывает её совершенно иначе. Для неё не существует стихов Пушкина как главного фактора его жизни и важной части жизни её собственной; никакого тебе «поэт и чернь», «светское общество убило Пушкина» и вот этого всего. Два мужика; любовь и ревность; обоим плохо; трагическая дуэль. При этом Серена Витале пишет, что один мужик (Пушкин) очень любил переспать с чьей-нибудь женой и всем об этом рассказать; второй (Дантес), хотя тоже был сердцеед, своих женщин не компрометировал — никто до сих пор не знает, с кем у него были романы до Натали, а они были. То есть у неё выходит, что Дантес был ещё и попорядочнее Пушкина в этом смысле. А кроме того, влюблённому в Натали диссиденту Дантесу за эту дуэль грозила высылка на родину и смертная казнь, и он хорошо понимал, на что идёт.

И вот она пишет, как смертный приговор был чудом отменён; как сестра Натали (которая вышла за Дантеса замуж!) была с ним безоблачно счастлива; как у него родились дети и внуки; как он стал мэром своего родного города и умер в глубокой старости в окружении семьи. Ты это всё читаешь и думаешь: «Это как вообще?» (Об этом, в частности, писала Элла Панеях.)

Источник


Коммент:  Когда я в 1970 году поступал на журфак МГУ, я до этого весь год занимался на т. н. заочных подготовительных курсах. В июне нас всех вызвали на завершающие месячные лекции. У нас был преподаватель по литературе - замечательный мужик - так он всё это говорил (я имею в виду то, что утверждает Серана Витале). Позже, когда в своей работе по истории виноделия на территории СССР я всерьёз занялся главой об истории виноделия России, мне пришлось капитально заняться ролью Михаила Воронцова в этом деле, ну и, конечно, биографией самого Воронцова. Вот тут-то и всплыл великий поэт со своими "полуподлец, полуневежда"... Копал я долго и глубоко. И чем дольше копал, тем бОльшим говнюком выглядел Александр Сергеевич. В общем, по-человечески великий поэт был личностью малоприятной... Но что удивительно, раскапывая все сведения о "Цимлянском игристом" вине, я вынужден был, чтобы найти то место, где в "Евгении Онегине" о нём упоминается, начать читать роман, и только тогда понял, что этот очень неприятный мне кучерявый говнюк действительно величайший поэт России... Увы, се ля ви, - сказал я себе и ещё раз убедился, что гений и злодейство вещи вполне совместимые.